Росмерcхольм
Шрифт:
Росмер. Ничьего имени названо не было?
Мортенсгор. Нет.
Росмер. Кто доставил вам это письмо?
Мортенсгор. Этого я обещал не выдавать. Оно было мне доставлено вечером, в сумерки.
Росмер. Если бы вы сразу навели справки, вы узнали бы, что моя бедная, несчастная жена была не совсем вменяема.
Мортенсгор. Я и расспросил. Но, должен признаться, мое впечатление было несколько иным...
Росмер. Иным?.. Но почему, собственно, вы сообщаете мне теперь об этом давнишнем, бессвязном письме?
Мортенсгор. Чтобы
Росмер. В частной своей жизни, что ли?
(*783) Мортенсгор. Да. Вы не забывайте, что с этих пор вы уже не такой человек, которого никто не осмелится затронуть.
Росмер. Так вы все остаетесь при том, что мне есть что скрывать от людей?..
Мортенсгор. Не знаю, почему бы свободомыслящему человеку не пользоваться жизнью вовсю, насколько это возможно. Но, повторяю, будьте впредь осторожны. Если пройдет слух о чем-либо, что идет вразрез с предрассудками, - можете быть уверены, что это дурно отразится и на всем деле духовного освобождения. Прощайте, пастор Росмер.
Росмер. Прощайте.
Мортенсгор. Я отправлюсь прямо в типографию, чтобы поместить важную новость в "Маяке".
Росмер. Поместите все целиком.
Мортенсгор. Я помещу все, что нужно знать добрым людям. (Кланяется и уходит.)
Росмер стоит в дверях, пока тот спускается с лестницы. Слышно, как запирается входная дверь внизу.
Росмер (в дверях зовет негромко). Ребекка. Ре... Гм... (Громко.) Мадам Хельсет, фрекен Ребекка внизу?
Мадам Хельсет (снизу, из передней). Нет, господин пастор, ее тут нет.
Портьера в глубине комнаты раздвигается, и показывается Ребекка.
Ребекка. Росмер!
Росмер (оборачивается). Как? Ты была в моей спальне? Дорогая, что ты там делала?
Ребекка (подходя к нему). Подслушивала.
Росмер. Что ты, Ребекка! Как же ты могла?
Ребекка. Да, могла. Так у него это гадко вышло... насчет моего утреннего платья, что...
Росмер. А-а, значит, ты была там, и когда Кролл?
Ребекка. Да. Я хотела знать, что такое он затаил в душе.
Росмер. Я бы ведь рассказал тебе.
Ребекка. Едва ли рассказал бы мне все. И, конечно, уж не его собственными словами.
(*784) Росмер. Так ты все слышала?
Ребекка. Большую часть, я думаю. Мне пришлось спуститься на минутку, когда Мортенсгор явился.
Росмер. А потом опять поднялась?..
Ребекка. Ты не сердись, друг мой.
Росмер. Поступай всегда во всем, как сама находишь правильным и справедливым. Ты ведь вполне свободна. Но что же ты скажешь теперь, Ребекка?.. Ах, никогда, кажется, я так не нуждался в тебе, как теперь.
Ребекка. Да ведь мы с тобой были готовы к тому, чего и следовало ожидать.
Росмер. Нет, нет... не к этому.
Ребекка. Не к этому?
Росмер. Я, правда, думал, что рано или поздно наши прекрасные, чистые, дружеские отношения будут заподозрены и забросаны грязью. Но не Кроллом. От него я никогда не мог ожидать
Ребекка. А очень нужно обращать внимание на то, как нас судят другие люди! Мы-то сами ведь знаем, что на нас нет никакой вины.
Росмер. Я? На мне нет вины? Да, я так и думал - до сегодня. Но теперь... теперь, Ребекка...
Ребекка. Что теперь?
Росмер. Как объяснить себе ужасное обвинение Беаты?
Ребекка (не выдержав). Ах, да не говори о Беате! Не думай больше о Беате! Ведь ты уже вышел было из-под ее влияния, отделался от покойницы!
Росмер. Как только я узнал все это - она как будто вновь ожила... и мне жутко.
Ребекка. Нет, нет... не надо поддаваться этому, Росмер! Не надо!
Росмер. А я тебе говорю - надо. Надо попытаться выяснить это вполне. Как могла она так заблуждаться, впасть в такое роковое недоразумение?
Ребекка. Не начинаешь же и ты сам сомневаться в том, что она была почти безумная?
(*785) Росмер. Да, знаешь... вот в этом-то я и не могу больше быть вполне уверенным. И кроме того... если бы даже и так...
Ребекка. Если бы и так? Ну, что же тогда?
Росмер. Я хочу сказать - тогда в чем нам искать главную причину того, что ее болезненное душевное состояние перешло в настоящее безумие?
Ребекка. А, да к чему тебе теперь мучиться такими думами! Какая от этого польза?
Росмер. Я не могу иначе, Ребекка. Я не могу отделаться от этих мучительных сомнений, как бы мне ни хотелось.
Ребекка. Но ведь это же опасно - вечно думать об одном и том же, да еще столь тяжелом.
Росмер (беспокойно-задумчиво ходит по комнате). Верно, я выдал себя как-нибудь. Она, должно быть, заметила, каким счастливым стал я чувствовать себя с тех пор, как ты вошла в наш дом.
Ребекка. Но, дорогой друг, если бы и так?..
Росмер. Поверь, от ее внимания не ускользнуло, что мы с тобой читали одни и те же книги. Искали друг друга и беседовали обо всех этих новых вещах. Но я все-таки не понимаю!.. Я ведь так старался щадить ее. Оглядываясь назад, я вижу, что все время был как бы настороже; скорее жизнь готов был отдать, чем дать ей заметить то, что происходило между нами. Разве не так, Ребекка?
Ребекка. Да, да, так, именно так.
Росмер. И ты тоже... и вот все-таки!.. О, подумать страшно. Так она, значит, бродила тут... томясь своей больной любовью... молча, не говоря ни слова... следила за нами... подмечала все... и перетолковывала все по-своему.
Ребекка (сжимая руки). Ах, лучше бы ноги моей никогда не было в Росмерсхольме!
Росмер. О, подумать только, что она выстрадала молча! Какие ужасные представления складывались в ее больном мозгу... чего только она не приписывала нам! Она никогда не говорила тебе ничего такого, что могло бы навести тебя на какой-нибудь след?