Роспись по телу
Шрифт:
– Ты только что сказала, что Гел вроде бы замешана в истории с убийством какого-то Карповича, и Карпович же ищет ее, чтобы вернуть? Я не понял…
– Я так думаю, что ни во что она не замешана, что просто испугалась и уехала. Людские языки злые, они что хочешь припишут. Значит, так: Карповича убили, а его сын стал хозяином «Лангусты». И Гел нравилась ему. А еще он знал, что в бар шли в основном на Гел, потому что у нее хорошие номера, оригинальные, да и вообще она очень красивая, эта Гел… – ревность звучала в голосе Нади.
– Понимаешь, мне надо во что бы то ни стало найти эту Гел. У меня поручение. Помоги мне,
– Так ты к ней не как к бабе приехал?
– Да я даже не знал, Гел – баба или мужик! – уверил ее Герман. – Скажи, где она живет. Мне обязательно нужно спросить у нее про этого человека…
– Да ладно… Записывай: Софийская набережная…
Герман вышел из «Черной лангусты» лишь утром. Всю ночь он провел у Нади. И, обнимая ее и вдыхая запах ее волос и тела, он думал, что обнимает Ло. В девять утра он уже стоял возле дома на Софийской набережной, где жила настоящая Гел, и смотрел на ее окна.
30. Большая Масловка, дом 25. Крольчиха
Гел поехала на Большую Масловку, чтобы «случайно» встретиться с Мариной Смирновой. Сейчас, когда Бахрах был мертв, она чувствовала себя свободной, и вся раскинувшаяся перед ней сияющая Москва на какой-то миг даже ослепила ее, поразила, как красивейший город, который она увидела только что и впервые. Ведь, работая в «Лангусте», она видела лишь метро, которое доставляло ее домой и обратно в бар, потных стриптизерш да сцену… И только сегодня она впервые ощутила на себе магию этого необыкновенного, фантастического города, обрушившегося на нее своими розовыми от вечернего освещения бульварами, подсвеченными роскошными церковными куполами, широкими проспектами и утопающими в вечерней мгле полупрозрачными ажурными мостами. Бахрах мертв, мертв…
Гел шла по Большой Масловке как во сне. Она старалась не думать о том, куда она идет и зачем, потому что и сейчас полагалась лишь на волю случая. У нее не было никакого плана, никакой идеи относительно ее знакомства с Мариной Смирновой, совершенно незнакомой ей девушкой, но где-то в глубине души она верила, что они, встретившись, быстро найдут общий язык и, быть может, с ее помощью, да и с Юлиной тоже им удастся пролить свет на всю эту историю с убийствами Уткиной и хирурга.
Гел прошла в арку, остановилась посреди тихого зеленого двора и осмотрелась. Она видела перед собой дом номер 25, ей предстояло только найти нужную квартиру и позвонить в дверь. И что последует за этим? Если Марина Смирнова дома и откроет ей дверь, то Гел… А что я ей скажу? Здравствуй, Марина. Я – Гел, любовница Бахраха, как и ты. А еще в Москве Женя Рейс. Бахрах умер.
Гел вошла в подъезд. Сняла с себя кофту, свернула ее и сунула под платье. Теперь она немного походила на беременную. А к беременным женщинам в обществе трепетное отношение. Попрошусь в туалет. Скажу, что пришла к соседке, а ее не оказалось дома.
Но на самом деле она позвонила именно к соседям. Дверь открыл молодой мужчина в купальном халате, босой, бородатый, с яблоком в руке.
– Это квартира Марины Смирновой? – спросила Гел, краснея. Ей почему-то стало стыдно за свой бутафорский живот. Она привыкла представать перед мужчинами совершенно в другом виде.
– Нет, это квартира не Марины Смирновой. Она живет через стенку.
– Извините…
– …точнее, жила…
– Как это… жила?
– Она умерла.
У Гел подкосились ноги.
– Вы
– Да… Я приехала сюда, в Москву, из другого города. Хотела вот повидать.
– И давно вы ее не видели? – так получалось, что вопросы задавали ей, а не она.
– Давно… А что? Как она умерла? От чего?
– Она – наркоманка со стажем. Сдавала квартиру, а сама здесь же и жила. А квартиранты ее – сброд, я вам скажу, – такое здесь устраивали!
– И давно… она… так?
– Да примерно с полгода. Сначала тихо-мирно жила, я так думаю, работала. Симпатичная девушка, всегда хорошо одета. А потом к ней повадился один хмырь… Наверно, это он ее на иглу и посадил. И все это, – он усмехнулся, – происходило прямо на моих глазах.
Гел почему-то подумалось, что Марина Смирнова была любовницей своего словоохотливого соседа. Но все это строилось исключительно на ее интуиции.
– И кто же ее хоронил?
– Не знаю. По-моему, никто. Во всяком случае, никаких похорон я не видел.
– А как же вы сами узнали, что она умерла?
– Приходил участковый, задавал вопросы. Он и сказал.
Марину Смирнову убили. Как убили Катю Уткину и Гамлета. И передозировка – это лишь способ. Возможно, ее кто-то предварительно посадил на иглу. Но кто? И разве не проще было ее убить без трат на наркотики? Самоубийство? Убийство?
Гел спустилась по лестнице, вышла во двор и села на скамейку. Страх навалился на нее холодным черным облаком, и все вокруг в один миг изменилось, приобрело мрачные краски.
Однако надо было что-то предпринимать, действовать. Она же не могла уйти, так и не наведавшись в квартиру Смирновой. И Гел решила вернуться. Она поднялась и позвонила в дверь. И когда послышались звуки шагов, ее пробила дрожь. Она вдруг представила себе, что сейчас распахнется дверь, и она увидит красивую девушку – очередную жертву Бахраха – живую и невредимую. И это будет, конечно, Марина Смирнова.
Дверь квартиры Марины Смирновой распахнулась, и на пороге появилась высокая крупная молодая женщина, лет двадцати пяти, в махровом халате, с младенцем на руках.
– Я вас слушаю, – сказала она тоном человека, уставшего от частых посещений неприятных ей людей и вынужденная все же открывать им дверь. – Что еще? Вы кто и что вам надо?
– А вы кто? – смерила ее взглядом Гел. – И что вы делаете в квартире моей сестры?
– Этой наркоманки, которая загнулась? Квартира стояла пустая, и я, мать-одиночка с тремя детьми, поселилась сюда. Дальше что? Будете претендовать на жилье? Доказывать свое право на эту квартиру?
Гел хотела было шагнуть в квартиру, она уже занесла ногу, как получила сильный удар ногой по щиколотке, после чего ее оттолкнули и тут же захлопнули дверь перед самым ее носом. Раздался детский плач и отборная матерная ругань. Она слышала и знала, как в Москве, да и не только, в случайно освободившиеся или пока еще никому не принадлежащие квартиры самовольно, находясь на грани отчаяния, вселяются многодетные семьи, и понимала, что эта женщина с ребенком на руках обосновалась здесь прочно и надолго. И никто не посмеет выселить на улицу женщину с маленькими детьми (Гел почему-то сразу поверила, что помимо того малыша, которого держала у груди женщина, в квартире находятся еще дети, иначе эта особа не вела бы себя так нахально и решительно). Но Гел надо было во что бы то ни стало войти в квартиру, чтобы попытаться найти письмо. Пресловутый желтый конверт.