Россия 2015. Эпидемия
Шрифт:
За несколько минут до этого, все, побросав свои дела, принялись пристально наблюдать за борьбой Колосова с рыбой. По тому как он старательно и с каким напряжением ее вываживал, как сопротивлялась рыба, натягивая леску и изгибая удилище, было видно, что крючок заглотнул не какой-то там пескарь и даже не килограммовый сазан, а кто-то гораздо более значительный. Даже Свирский, сидевший рядом с Виктором, отложил свою удочку и стал наблюдать за этой борьбой.
– Да-а, – проговорил Колосов, сматывая на катушку пустую леску, – я в азарте и не рассмотрел,
– Мои познания в ихтиологии весьма примитивны, – ответил Свирский, – но, по-моему, это был кто-то из осетровых.
– Да севрюжка это была, точно, – подала голос Марина, прячущая от солнца под пологом палатки.
Анатолий Львович поменял наживку и снова забросил удочку, положив удилище на палубу и усевшись рядом с ним. Виктория, разочарованная неудачной рыбной ловлей, забралась в тень и уже оттуда, улегшись рядышком с Мариной, от безделья начала подначивать брата, стоявшего у кормового весла:
– Миш, а Миш, уже четвертый час. Где твоя Иловля? Ты ведь обещал двадцать четвертого, правильно? В 15:00, да? Сегодня двадцать четвертое. Долго нам еще плыть-то?
– Перестань дурочкой прикидываться, – лениво отбрехивался Мишка, разомлевший на солнце, – взрослая девица, а ведешь себя…
– Да будет вам, ребята… – попыталась урезонить их Марина.
Михаил поправил на голове платок, повязанный по-пиратски, и уже не столько для Вики, сколько для всех, как бы оправдываясь, принялся объяснять:
– Предыдущий левый приток, Медведицу, мы прошли вчера утром. От нее до Иловли примерно сто пятьдесят километров. И от Иловли до места высадки еще где-то километров восемь-десять. По моим прикидкам, к вечеру будем на месте.
Поплавки мерно покачивались на воде, слегка колеблемые ветерком. Клева не было. Колосов, сидевший по-турецки, поджав под себя ноги, отложил удочку в сторону, достал из кармана пачку сигарет и, вытащив оттуда сигарету, протянул пачку Свирскому. Тот поблагодарил его кивком головы, беря сигарету, и в знак ответной любезности щелкнул зажигалкой, давая Колосову прикурить. Прикурив, он попросил:
– Позвольте вашу зажигалочку, Анатолий Львович. Надо же, – непонятно почему обрадовался Колосов, – у меня – такая же.
Он достал из кармана свою зажигалку и положил ее на ладонь рядом с зажигалкой Свирского. Два одинаковых матово-стальных параллелепипеда с рубчатым колесиком на одной из граней.
– Как сестры-близнецы, – улыбнулся Виктор, – на моей только царапин побольше.
– Это подарок от сына, – пояснил Свирский, поспешно пряча свою зажигалку в карман.
– Моя – тоже подарок, – сказал Колосов, – от Шатунова, кстати.
Анатолий Львович замолк, уставившись на поплавок и сосредоточенно затягиваясь сигаретой, а Виктор, крутя зажигалку между пальцами, вспомнил обстоятельства ее появления у него.
Шатунов явился домой к Колосовым на следующий день после сорокалетия Виктора. Как всегда, неожиданно. В этот раз тем более неожиданно, так как последние несколько месяцев между ними не было никаких контактов. Так получилось, что во время очередного летнего отпуска, часть которого Колосовы по обычаю проводили у Ильи на острове, между ним и Виктором не то чтобы произошла размолвка, но черная кошка все-таки пробежала, оставив между друзьями некую неловкую недоговоренность.
Шатунов вошел в квартиру веселый, распространяя вокруг себя тонкий аромат дорогого парфюма, с огромной бутылкой виски в руке. Охрана, как обычно, осталась за дверью. Все взаимные обиды, недомолвки и недоговоренности были разом забыты. После тоста за хозяина и его сорокалетний юбилей Илья полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда синюю коробочку с надписью «Cartier».
– Держи, это тебе, – сказал он, поставив коробочку на стол перед Колосовым.
Виктор осторожно открыл ее и ахнул – внутри на мягкой атласной подушечке лежала зажигалка. То ли произведение ювелирного искусства, то ли кич, то ли то и другое вместе. Тяжеленная такая штуковина с корпусом из белого золота, усыпанным белыми и зелеными камнями, складывающимися в весьма оригинальный узор, в который были вплетены две латинские буквы V и K, набранные из красных камешков.
– Это что, мне? – спросил пораженный Колосов.
– Тебе, тебе, – кивая головой, подтвердил Илья.
Колосов покрутил ее в руках, откинул крышку, провернул колесико, полюбовался на язычок вспыхнувшего пламени, после чего закрыл крышку, захлопнувшуюся с резким металлическим лязгом.
– Все натуральное, только сталь и кремень, никаких тебе пошлых пьезоэлементов, никакого электричества. Искра высекается старым как мир способом, которым еще пользовались наши первобытные предки, – улыбаясь, пояснил Илья.
– А вот эти вот булыжники на корпусе, это, надо полагать, не стекло, да? – поинтересовался Колосов.
– Конечно, – скромно подтвердил Шатунов, – бриллиантики, изумрудики, немного рубинчиков, вот, видишь, буковки.
– Илюшка, ты что, смерти моей желаешь? – Колосов покачивал зажигалку на открытой ладони, словно взвешивая ее. – Да если кто-то из посторонних увидит ее у меня в руках, я и трех дней не проживу. Грохнут за здорово живешь. У нас сейчас за сто рублей убить готовы, а тут такое… У меня ведь в мастерской разный народ крутится… А держать ее дома, спрятав под периной… Тем более лишено смысла.
– Ну и вредный ты мужик, Колосов, – с досадой сказал Илья. – Я к тебе мириться приехал, от всего, можно сказать, сердца… А ты опять меня мордой в дерьмо, вот, мол, мы какие, бедные, но чистые, а вы – грязные олигархи, проклятые…
– Да брось ты, Илюха, извини меня ради Бога, но ничего такого не имел я в виду… – прервал его Виктор.
– Ладно, я все понял, давай ее сюда. – Шатунов забрал зажигалку, поднялся из-за стола и пошел к входной двери.
Колосов, оставаясь на месте, услышал, как лязгнул дверной замок, потом послышались голоса, и дверь снова захлопнулась. Раздались шаги, и в комнате снова появился Шатунов.