Россия 2015. Эпидемия
Шрифт:
– На, держи. Все-таки тебе не удастся лишить меня возможности сделать тебе подарок. Пришлось забрать у охранника. Скромная, но вполне приличная, качественная вещь. И вполне соответствует твоему социальному статусу. – С этими словами он вручил Колосову симпатичную зажигалку с обычным стальным корпусом.
После этого еще посидели пару часиков, отпили изрядное количество виски из бутыли, но легче на душе ни у того ни у другого не стало. Несмотря на улыбки и дружеские рукопожатия, неприятный осадок все-таки остался.
– Виктор Петрович, – отвлек его от воспоминаний Свирский, – я знаю
– А что, собственно, вас беспокоит, Анатолий Львович?
– Видите ли, у нас была договоренность, что ко мне приедет человек и привезет с собой письменное согласие Шатунова на наши условия. Взамен я еду с этим человеком и передаю Шатунову не только саму вакцину и необходимую для ее производства документацию, но и отказываюсь от авторских прав на нее. Никаких бумаг у вас с собой не было. Правда, с помощью вашего компьютера, добрая ему память, мне удалось получить эти документы с электронной подписью Ильи Борисовича…
– Это чистейшей воды случайность, – улыбнулся Колосов, – ни о каком компьютере Шатунов ничего не знал, да и разговора на эту тему у нас с ним не было. Он просто позвонил мне и попросил заехать за вами. И все.
Свирский снял очки и, наморщив лоб, сосредоточенно принялся протирать их.
– Неувязка какая-то получается, – вздохнул он. – Почему вы? Почему не приехал человек от него?
– Он говорил что-то о вертолете, который посылали за вами, – легкомысленно ответил Колосов, – кажется, он потерялся. Наверное, предпринять что-либо еще для него было проблематично, ведь они, я так думаю, сидят на острове в карантине. А я все равно ехал мимо… Простите, вы беспокоитесь по поводу материального вознаграждения?
– Да полноте, Виктор Петрович, – Свирский замахал руками, – этот вопрос меня не беспокоил и не беспокоит, тем более что ваш друг уже заплатил запрашиваемую нами сумму. – Некоторое время он молчал, продолжая усердно полировать стекла очков носовым платком, потом, глядя невидящим, тяжелым взглядом на поплавок, продолжал:
– В наше циничное, подлое время… когда двадцатимиллионное население целого мегаполиса может в одночасье погибнуть от непонятно откуда взявшейся бомбы… Я, Виктор Петрович, опасаюсь одного, что желание заработать у вашего друга окажется сильнее, чем чувство гражданского долга. Я рассчитывал и сейчас рассчитываю, что наши с вами соотечественники все-таки смогут получить свою дозу вакцины бесплатно. Конечно… у меня есть электронная подпись…
– Ну, если уж рассуждать в категориях нашего циничного времени, – прервал его размышления Колосов, то, что электронная подпись, что обычная, все это – филькина грамота. Если бы вы мне сказали: «Вот Шатунов мне обещал заплатить энную сумму, заплатит или нет?» – я бы вам на это твердо ответил: «Конечно, заплатит». Илья всегда основательно просчитывает свои проекты и, что касается цифр, здесь у него никогда не бывает ни блефа, ни просчетов. Касательно всего остального… Раз пообещал, значит, рассчитывает, что сможет это выполнить.
– Так вы считаете, что его слову можно верить? – Анатолий Львович с надеждой посмотрел на Колосова.
Тот пожал плечами:
– Конечно… Почему бы и нет…
На самом деле Колосов совсем не был в этом уверен. «Ведь он живет совершенно в ином мире, чем мы, – подумал Виктор, – и это просто чудо, что Илюшка продолжает сохранять и поддерживать нашу дружбу, хотя порой заметно, что это для него непросто. Ведь у них там, в их мире, все иное. Свои понятия добра и зла, дружбы и предательства, чести и бесчестья.
Однажды, во время летнего отдыха, того самого, когда между ними произошла та пресловутая размолвка, он, Колосов, имел прекрасную возможность в этом убедиться.
Как-то вечером, за ужином, который они, как правило, проводили вместе, если только обстоятельства не заставляли Илью Борисовича покинуть остров, Шатунов, обращаясь к Колосовым-младшим, спросил:
– Ну что, друзья, какие у вас планы на завтра? Мне, вообще-то, завтра на весь день нужен ваш папа.
– А мы собирались на байках по ерикам погонять, – сообщила Вика, – но мы и сами прекрасно проведем время. Правда, Миш?
– Ага, – поддержал ее старший брат.
– Нет уж, – возразил Виктор Петрович, – без меня найдите себе менее экстремальное развлечение.
– Да все будет нормально, Вить. Я им дам парня, он почти чемпион мира по водному мотоциклу. Пусть гоняют, – успокоил Шатунов, – а мы с тобой делом займемся. Я завтра привезу двух московских товарищей, ты их наверняка знаешь, ну, в смысле, видел по телевизору. Сегодня у них был рабочий день, и они остались ночевать в городе, тесть мой ими занимается. А завтра – день отдыха. По Волге покатаемся, может быть, рыбалку какую-нибудь знаменитую для них соорудим, может быть, уток постреляем, там будет видно, чего они захотят. Ну, а потом – банька, плавно перетекающая в застолье.
– А я-то там зачем понадобился? – удивился Колосов.
– Ну, понимаешь, – замялся Шатунов, – я как-то нечаянно обмолвился, что у меня гостит друг, – здесь Илья некоторое время жался, мялся, явно подбирая слова, – э-э, можно сказать, представитель малого бизнеса, э-э, человек из народа, так сказать, из самой его гущи… Они были несколько удивлены, что у меня такие друзья. Ну, вот и воспылали желанием с тобой познакомиться и побеседовать. Особенно Попо… ну, в общем, завтра сам увидишь. Хорошо, Вить? Я тебя прошу…
– Да, ладно, ладно. Чего ты так разволновался? Я такой, какой я есть, и совершенно этого не стесняюсь. Только о чем мне с ними беседовать? Ты же знаешь, мои взгляды… Я тебе не наврежу?
– Да, что ты, что ты, – радостно замахал руками Илья, – можешь смело критиковать власть, это им даже понравится. Ты себе просто не можешь представить уровень цинизма этих людей… Так что не беспокойся, все будет нормально.
Парились вчетвером: двое московских товарищей, Шатунов и Колосов. Шатуновские банщики развели такой роскошный, медвяно пахнущий пар и так здорово орудовали разнообразными вениками, хлеща их тела, что Колосов, в третий раз выходя из парилки и ныряя в бассейн, подумал: «Как заново родился…» Пить пиво устроились в небольшой, вполне банного вида, комнате. Когда они вошли туда, закутанные в простыни, как римские патриции в тоги, один из гостей спросил: