Россия 2050 в системе глобального капитализма
Шрифт:
Когда, например, речь заходит о демократии, весь сонм советологов, подобно старой артиллерийской лошади, услышавшей зов полковой трубы, начинает бить копытом на тему "похорон демократии в России". Однако дело обстоит совершенно иначе. Процессы демократизации в России отличаются своей спецификой. Эта специфика в том, что демократический транзит последних 15 лет в нашей стране практически не имеет аналогов в ее истории. Все новое всегда тяжело в освоении, чревато ошибками и необходимостью их исправления.
Именно этим исправлением Россия сегодня и занимается. Потому что десятилетнее плавание "без руля и ветрил" в 1990-е годы привело нацию к пониманию необходимости более осмотрительного движения в будущее, разумного консерватизма, осторожности в дальнейших преобразованиях. России
Любая страна стремится к оптимальному сочетанию ценностей своей истории и культуры с институциональными механизмами демократии. Аналогично в мире существует не одна-единственная модель автомобиля на все времена, и люди ездят на том, что им удобнее и нужнее, - от малолитражек до внедорожников. И модели эти значительно отличаются друг от друга - как "тойота", "мерседес" или заокеанский "форд".
Точно так же и в России сегодня формируется собственная национальная модель демократии, которая тесно связана с отечественной политической традицией, принципами национальной политической культуры и духовности. Только такая модель демократического развития органична для России.
Здесь нельзя не напомнить о том, что демократия сама по себе в значительной мере является феноменом культуры, а те или иные ее модели обусловлены развитием и изменением социокультурной ситуации. Это означает, что, с одной стороны, потребность в демократии формируется только изнутри самого общества. Экспортировать, навязать демократию однозначно невозможно. Что мы и видим сегодня, когда именно западный мир, реализуя свои цели и ценностные ориентиры в международном масштабе, оказался перед лицом необходимости взять на себя ответственность за немалое число стран и народов, которые, отвергнув под политическим или даже военным давлением традиционные принципы политической организации, утратили и стабильность, и эффективность. Оказались беспомощными не только перед лицом глобализационных устремлений "цивилизованного человечества", но и перед дьявольскими силами "теневого глобального мира".
С другой стороны, мы не можем сказать, какова будет формула организации власти в будущем, в том числе и на Западе. С началом XXI века в странах Запада очевиден подъем "новой правой волны", содержание требований которой, в отличие от "неоконсервативной" волны начала 1980-х годов, носит уже не столько экономический, сколько социокультурный характер, причем зачастую достаточно авторитарный, с тенденцией к некоторому ограничению демократии.
Угроза размывания западных обществ изнутри, которая ранее носила в основном абстрактный или сугубо локальный характер, сегодня вышла за рамки тех анклавов чужеродных культур, которые формировались в западных обществах на протяжении последних десятилетий. Этнические и религиозные меньшинства, постепенно наполнявшие собой страны Запада, глубоко укоренились и разрослись до значительных величин, перешли к активной стратегии "встраивания" в западные общества, точнее - к их "модификации" с учетом своих ценностей и интересов (достаточно вспомнить так называемый карикатурный скандал или массовые волнения во Франции).
Это не только ведет к "сбоям демократии", но и создает довольно широкий общественный запрос на ее ограничения в тех же европейских обществах, где, несмотря ни на что, до сих пор сильны патриархальные традиции и ценности. Эта тенденция сегодня затрагивает не только национальный политический процесс во многих странах Европы, но и непосредственно грозит остановить и обратить вспять европейскую интеграцию.
И даже США, которые всегда являлись неким эталоном, образцом общества особого типа, так называемого плавильного котла, где все нации, народности, этносы, культуры и религии переплавлялись в единую "великую американскую нацию", не могут больше эффективно поддерживать необходимую температуру в своей домне социальной стабильности.
Кроме того, на Западе проявляется и иная, достаточно очевидная сегодня тенденция, возникшая как ответ на вызовы и угрозы международного терроризма и "всемирного подполья". С ней, например, связано возникновение такого феномена, когда не только теневые сетевые структуры, но и отдельные персонажи типа Усамы бен Ладена отчетливо претендуют на квазигосударственный статус, в том числе на территории собственно Запада. Поскольку пытаются утвердить за собой ключевой признак государственной организации - монополию на насилие, причем легитимизируемое именем веры и справедливости.
Беспрецедентный рост потенциальных степеней "разрушительной свободы" перечисленных выше процессов для современных демократических режимов не может быть бесконечным и не может не породить ответные тенденции со стороны традиционной социальной структуры и государства. Пусть сегодня связанные с безопасностью ограничения демократии носят на Западе временный и форсмажорный характер, но это не означает, что они не могут приобрести системный характер в будущем.
Наконец, нельзя забывать и о том, что современная наука устанавливает тесную взаимосвязь между политическими институтами, системой государственного управления и возможностями экономического роста. И вопрос тут не в том, что демократические и децентрализованные системы управления экономически более эффективны. Вопрос в том, для решения каких задач они более эффективны.
Так, с одной стороны, для решения задач индустриального развития более эффективными могут быть и авторитарные системы. Такие же системы могут быть более эффективны и в переходных условиях. Нельзя исключать, что глобальный мир будущего также станет создавать ситуации большей экономической эффективности для режимов с авторитарной компонентой. По крайней мере пример современной "догоняющей глобализацию" экономической модернизации Китая заставляет об этом задумываться.
С другой стороны, сам по себе уровень демократичности также ничего не гарантирует. Дело в том, что даже во вполне демократическом обществе может возобладать тенденция не к качественному развитию, а всего лишь к консервации и проеданию существующих экономических и социальных ресурсов. Как правило, это происходит в тех экономиках, которые сильно ориентированы и зависимы от природных ресурсов. Результатом же является утрата обществом нацеленности на развитие и сосредоточение на извлечении ренты из существующего положения. Причем демократизм политической системы может даже усугублять это положение, тогда так наличие определенной авторитарной воли подчас позволяет вытащить общество из ловушки стагнации, повысить качество бюрократического управления и законодательства, сформировать и реализовать качественные приоритеты развития.
Стоит также напомнить, что в России процессы политического развития до недавнего времени сопровождались ослаблением и "полураспадом" государства, вплоть до превращения его в орудие воровства, инструмент манипуляций и циничных интриг в руках отдельных групп и даже личностей. Такая олигархическая демократия в любом случае может и должна быть названа слабой. Если ко всем этим "семибанкирщинам", медиатерроризму и залоговым хищениям вообще применимо понятие демократии.
То, что мы имеем сейчас в России - это процесс "исправления" неотличимой от олигархической анархии "дефективной демократии". Это ничто иное, как процесс усиления демократии. Пусть сложного, но развития институтов демократии, укоренения демократических традиций в обществе. Этот процесс идет долго, иногда болезненно. Он связан с необходимостью завершения переходного периода, осуществлением системной экономической и социальной модернизации, преодолением опасностей "сырьевого проклятия". Но это, несомненно, процесс строительства сильного демократического государства, которое может и должно быть достойным, равноправным членом мирового сообщества "суверенных демократий".