Россия и Германия: вместе или порознь?
Шрифт:
— Но в интервью есть несомненные антисоветские выпады.
Бюлов опять замолчал, на этот раз что-то спокойно обдумывая, а затем негромко, но решительно произнес:
— Господин посол! Папен — не дипломат старой формации, и это особенно обнаружилось в его интервью. Он отличается и от своих предшественников, как от Брюнинга, так и от Штреземана.
Бюлов остановился, а потом закончил:
— Он бросает слова, прежде чем хорошо подумать о том, следовало ли их бросать. И это многое портит ему...
— Только ему?
— Ну, конечно, и Германии...
Заметим, читатель,
Увы, Наркоминдел СССР образца Литвинова все более скатывался на именно подобную «принципиальную» позицию...
Такие перепалки вредили и Германии, и СССР. Между тем в Германии наступали сложные и неоднозначные времена. А положение Советского Союза перед лицом немцев становилось все более двусмысленным. В качестве страны социализма СССР поддерживал Тельмана и коммунистов. Большинство же немцев Тельмана не хотело.
Напомню, что основных политических сил в Германии тогда было три, и даже четыре: националисты Гугенберга, социал-демократы, коммунисты и Гитлер.
Ни одна из этих сил не имела в самом начале 1930-х годов решающего преимущества, но если бы немецкий избиратель был поставлен перед жестким выбором: «только Тельман, или только, скажем, Гитлер», победил бы Гитлер.
Правда, механический подсчет суммарных голосов, обычно подаваемых за социал-демократов и коммунистов, обеспечивал, вроде бы, победу «левому блоку». Однако это была лишь арифметика для начальной школы. Не раскол лидеров, а раскол в настроениях массы, раскол в стране не позволяли получить работоспособный рейхстаг на основе коалиционного большинства социал-демократов и коммунистов.
Реальную политическую власть могли дать только президентские выборы. В 1932 году за Гитлера, как за возможного президента, голосовало почти четырнадцать миллионов человек. Тельман и «левые» не имели таких цифр и близко. Победил же старый Гинденбург.
Победил он потому, что Германия была скорее «правой», чем «левой», и склонной скорее к национализму, чем к интернационализму.
В то же время в Германии хватало с избытком безработных и других обездоленных капитализмом. Соотношение политических сил отражало состояние умов и душ. Немец не хотел крайностей, тяготел к «середине», но качнуться был готов не «влево» от нее, а «вправо». Поэтому при парламентской дилемме «нацисты или коммунисты» немалое число голосовавших за социал-демократов не рискнули бы голосовать за компартию.
И если даже представить чисто умозрительно, что коммунисты объединились бы с социал-демократами, то часть «коммунистических» избирателей не простила бы Тельману такого соглашательства, а часть «социал-демократических» — испугалась бы чрезмерного «полевения» страны.
Нет, «левый» блок, способный стабилизировать общество, в Германии не проходил.
Для дипломатии СССР тут было над чем задуматься. Идеологические позиции требовали ориентации в Германии на Тельмана, а экономические и государственные интересы — на...
Так
Тельман не мог дать ни турбин, ни режима наибольшего благоприятствования. А к власти явно шел Гитлер. И еще до его прихода было видно: если СССР не порвет с идеологией в своих отношениях с Германией, то Германия начнет рвать с СССР
А ведь она давала СССР почти две трети нашего импорта изделий промышленности. Из Франции мы в 1932 году вывозили машин менее чем на 3 миллиона золотых рублей, из США — на 29, из Англии — на 67. А из Германии — на 251 миллион!
Общий же импорт СССР из «демократических» стран выглядел за три года с 1930 по 1932-й так:
— из Англии: 80 миллионов рублей, 73 миллиона, 91 миллион (затем объем импорта из Англии опять упал).
— из Франции: 29 миллионов, 15 миллионов, 4 миллиона.
— из США: 264 миллиона, 229 миллионов, 32 миллиона (и далее — не больше этого низкого уровня).
А как там было со странами «тоталитарными»?
Из Италии мы вывозили в 1930 году на 11 миллионов, потом на 30, и через год — на 27 (позже эта цифра возросла).
Германия же... Германия продала нам своей продукции на 250 миллионов, на 411 миллионов и на 324 миллиона рублей. Почти в два раза больше, чем богатейший промышленный лидер мира — Штаты!
И только Германия была готова этот высокий уровень товарообмена поддерживать в перспективе таким же высоким. И даже более высоким.
Стоило ли в этих условиях пригревать в своих консульствах коммунистических функционеров фришей? Или раздувать мелкие инциденты и газетные провокации до уровня крупных дипломатических неприятностей?
Антисоветчиной была полна пресса всех капиталистических стран, причем, официозы. Антикоммунизма не скрывали ни Англия, ни Франция, а уж тем более США. И это не мешало вести дело, например, к установлению официальных дипломатических отношений со Штатами.
И только на германскую печать НКИД Максима Литвинова реагировал сразу же. И всегда до крайности и до странности болезненно.
Почему же получалось так? Ведь Германия и только Германия жизненно была необходима для единственно важного для России дела — экономического укрепления социалистического Советского Союза? Кто, спрашивается, вел к нашей ссоре? И зачем?
Летом Хинчук выговаривал Бюлову за антисоветское интервью Папена французской «Пти паризьен». А 30 ноября Литвинов спокойно давал интервью корреспонденту этой газеты Люсиани.
Читаешь его и диву даешься. Нарком «рабоче-крестьянского правительства», старый большевик-подпольщик «Папаша», агент ленинской «Искры» во всеуслышание заявлял: «Самые враждебные нам люди и группы во Франции не могут с каким-либо основанием утверждать, что политические (выделено мною. — С.К.) или экономические интересы Франции и СССР сталкиваются в какой бы то ни было точке земного шара. Эти лица и группы призывают обыкновенно к враждебным действиям против СССР ... во имя отвлеченной (выделено мною. — С.К.) идеи защиты капиталистического строя».