Россия и мусульманский мир № 2 / 2013
Шрифт:
По инициативе руководства Российской Федерации расширяется взаимодействие России с Организацией Исламская конференция, что было поддержано верующими мусульманами России. Опираясь на свой уникальный многовековой опыт мирного сосуществования различных религий, Россия стремится содействовать налаживанию конструктивного диалога с миром ислама.
Оценивая особенности политизации ислама в различных регионах со значительной частью мусульманского населения, И.В. Кудряшова отмечает умеренный характер политического ислама в Татарстане и Башкортостане и такую его черту, как развитие преимущественно в качестве компонента национального движения. Иная ситуация на Северном Кавказе, где фундаменталистские идеи распространены достаточно широко. Именуемые «ваххабизмом», они, по сути, представляют собой сплав традиционализма и фундаментализма, т.е. не имеют на сегодня целостного характера и идентифицируются
Таким образом, исламское возрождение в России представляет собой в целом противоречивый и неоднозначный процесс. Для этого процесса характерны ярко выраженная клерикализация и особенно политизация ислама. Попытки руководителей исламских религиозных организаций войти во власть и приступить к построению исламского государства чреваты опасностью экстремизма. Поэтому здесь необходимы большая разъяснительная работа с мусульманским населением и решительные действия государственных органов по пресечению экстремистских действий. Терроризму же под религиозным прикрытием следует давать решительный отпор, в том числе и военными средствами.
Дальнейшему процессу радикализации и политизации ислама должны противостоять законные и решительные действия, выверенные в правовом, нравственном и политическом аспектах, не только государственных органов Южного федерального округа, но и Российской Федерации. В этом направлении должны быть предприняты усилия государств и общественных организаций всего мира в целом.
Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии
Идеологические основы религиозно-политического экстремизма и терроризма на Северном Кавказе
Весь постсоветский период развития Северного Кавказа характеризуется повышенной турбулентностью в протекании социально-экономических, этнополитических и культурно-цивилизационных процессов. Данная турбулентность, выраженность которой периодически меняет свое значение, но всегда остается на достаточно высоком уровне, обусловлена в первую очередь функционированием на территории Северного Кавказа террористического бандподполья. В связи с этим обстоятельством особенно важным и актуальным становится изучение идеологических основ, на которых фундируется религиозно-политический экстремизм в регионе. Как правило, ценностно-идеологический фактор конфликтов и напряжений на Северном Кавказе несколько недооценивается – на первый план и политики, и исследователи обычно ставят социально-экономические условия развития региона, особенности политической культуры.
Однако подобный взгляд представляется достаточно устаревшим, инерционным по отношению к господству экономического детерминизма как универсальной объяснительной модели в советской науке. Векторы трансформации северокавказского социума в последние 20 лет все настоятельнее требуют не только и даже не столько анализа социально-экономических характеристик региона, сколько учета культурно-цивилизационных и ценностно-идеологических основ его развития. Именно идеология, на наш взгляд, составляет внутренний каркас террористического бандподполья на Северном Кавказе, тот каркас, который не только интегрирует и вдохновляет данное движение, но и привлекает в его ряды все новых адептов.
Обращая исследовательский взгляд в недалекое прошлое, можно заметить, что формирование террористического подполья в Северокавказском регионе напрямую связано, во-первых, с сепаратистским движением 90-х годов прошлого века, а во-вторых, с процессом религиозного возрождения, начавшимся еще в последние годы существования Советского Союза и резко интенсифицировавшимся после его распада.
Соединение идеи сепаратизма с радикализированными формами ислама и обусловило генезис религиозно-политического экстремизма на территории Северного Кавказа. Результат подобного соединения без труда можно разглядеть в такой амбициозной самоинституционализации подполья, как «Имарат Кавказ». Впрочем, в отличие от последнего десятилетия прошлого века идея сепаратизма явно отступила на второй план, а на авансцену вышла религиозно детерминированная универсальная идеология, которая выводит северокавказский религиозно-политический экстремизм и терроризм из его узких границ и вписывает в мейнстрим, выражаясь языком Б. Льюиса и С. Хантингтона, «глобального противостояния традиционалистского (фундаменталистского) исламского мира и современной западной цивилизации».
Характерным показателем перехода к новой идеологической доктрине стало систематическое использование таких терминов, как «глобальный джихад», «кафиры», «муртады» и т.д. Борьба с Россией воспринимается уже не как «национально-освободительная», а как «священная». «Те, кто сегодня воюет в Чечне и других республиках Северного Кавказа, уже не говорят о борьбе за независимость Ичкерии. У них совершенно другие идеалы и совершенно иные задачи. Умаров перевел войну в религиозное противостояние, где, с одной стороны, находятся моджахеды, т.е. борцы за веру, а с другой – кафиры (неверные), оккупировавшие мусульманские республики Кавказа, и их пособники – “муртады” (отступники) из числа местных “национал-предателей”», – отмечает один из местных наблюдателей в Чечне. По мнению С. Маркедонова, конфликт в рамках лагеря боевиков Северного Кавказа сейчас представляет собой спор двух идеологий: «сепаратистского этнического национализма (целью которого видится суверенная Чечня даже без братской вайнахской Ингушетии)» и «универсалистского религиозного проекта», при котором борьба индивида «включается в часть глобального джихада, а ее конечная цель не ограничивается Северным Кавказом и даже, по большому счету, Россией».
Именно универсализм, преодолевающий любые этнические границы, оперирующий глобальными, а не региональными (тем более не локальными) религиозно-политическими проектами, является отличительной чертой салафизма (ваххабизма). Претензии на обладание всей полнотой истины, на единственно верную трактовку слов Пророка Мухаммеда приводят салафитов не только к идее собственной исключительности в рамках исламского мира, но и позволяют считать себя олицетворением и квинтэссенцией этого мира как такового. Узурпация всей полноты исламской религиозной истины обусловливает глобальность политических амбиций, которые простираются на все политическое пространство мира как целого. Само мировое пространство понимается в зороастрийско-манихейском духе как глобальное противостояние Света и Тьмы, Добра и Зла. С точки зрения подобной идеологии, ваххабиты сражаются не с каким-то отдельным государством, не с каким-то конкретным противником, они сражаются с самой системой «мирового зла», частными проявлениями которой могут выступать США, Израиль, Россия и т.д.
Северокавказские салафиты (ваххабиты) воспринимают себя не как отдельную, имеющую локальное значение религиозно-политическую силу, а как часть глобальной системы, олицетворяющей собой само Добро как таковое, саму Истину, каковой ее изрек когда-то Пророк Мухаммед. Как отмечает С. Василенко, смена вектора многое дала подполью, которое теперь смело можно называть ваххабитским. Прежде всего идеологически Исламский проект, лишенный этнического содержания, стало возможным распространить за пределы Кавказа. Северный Кавказ в интерпретации идеологов Имарата есть лишь поле битвы моджахедов против сил зла, против всего того, что не является исламом. Магомед Вагапов (Амир Сейфуллах) поясняет: «Мы ведем Священную войну против мирового сатанизма, против системы, которую враги Аллаха называют цивилизацией и мировым порядком, частью этой системы является и Русское государство – оно пытается отвратить людей от ислама. Сегодня мусульмане Кавказа, Поволжья и Урала объединились в борьбе за веру».
Важно подчеркнуть, что мы не считаем ислам сам по себе основой идеологии терроризма и экстремизма. Как и любая другая религиозная система, ислам является сложным и многозначным ценностно-мировоззренческим образованием, весьма подверженным разного рода интерпретациям. По мнению авторитетного исламского богослова Мухаммеда Аль Масра, в принципе является неподобающим, нескромным и вызывающим говорить: «Это – установление Аллаха» или «[это] – норма ислама». Более подходящим и скромным будет такое утверждение: «Это – мое понимание установления Аллаха или нормы ислама». Как полагает А. Игнатенко, высочайшие достижения исламской мысли являются «следствием применения такой системы нормотворчества, которая соединяет в себе Божественную основу и человеческую интерпретацию, заданные общие параметры и свободу мыслителя». В этом смысле прочтение Корана в духе радикализма есть результат интерпретации того или иного «толкователя», а не отображение сути исламской религии как таковой.