Россия и мусульманский мир № 2 / 2013

Коллектив авторов

В-третьих, для мусульманских народов религия всегда выступала как средство идентификации (выдача паспортов без указания принадлежности к тому или иному народу, выступления представителей Государственной думы о превращении национальных республик в губернии и т.д. вызывают опасение у национальных меньшинств потерять специфически этническое, особенное). Влияние ваххабизма по мере углубления процесса национального самосознания народов и практической суверенизации республик может расти.

В-четвертых, Северный Кавказ стал сферой геополитических интересов США, Турции, Ирана, стран Закавказья, Центральной Азии. Системный кризис постсоветского общества способствовал повышенному интересу представителей этих государств

к этому региону и их заинтересованности в радикализации религиозного сознания (кроме того, следует учитывать, что с конца 1994 г. началась эксплуатация нефтяных запасов Каспийского бассейна).

К числу субъективных причин распространения ваххабизма следует отнести фактор религиозного образования, недостаток которого восполняется в арабских странах преимущественно ханбалитского мазхаба (Саудовская Аравия, ОАЭ и др.). Данный мазхаб суннитского ислама, заполняя духовный вакуум, способствует преодолению физической и моральной усталости общества, предлагая своего рода реванш, помогающий не подстраиваться под мир, а наоборот, подстроить мир под себя и, как следствие, обрести независимость.

Следует отметить также, что на характер эволюции «чистого ислама» значительно влияют внешнеполитические факторы:

– активность зарубежной диаспоры;

– деятельность общественных и религиозных мусульманских организаций зарубежного Востока;

– успешный фундаменталистский зарубежный опыт;

– целенаправленная деятельность спецслужб государств, имеющих стратегические геополитические интересы на Кавказе, по «фундаментализации» ислама для формирования проводников и каналов влияния с целью вывода мусульманских регионов России из сферы влияния центральной власти.

Анализ объективных и субъективных причин на этом не может быть завершен. Данная проблема требует своего дальнейшего изучения. Следует отметить, что мусульмане Северного Кавказа, привыкшие соблюдать «свой» «бытовой ислам», в большинстве своем не приняли идеологию и практику ваххабизма. Ваххабизм не укоренен в культурной традиции народов Северного Кавказа, где серьезные позиции традиционно занимал народный ислам (практический суфизм). Однако это не значит, что идеологи ваххабизма уже ослабили свои усилия по насильственному распространению ислама на Северном Кавказе. Конечной целью исламских фундаменталистов и экстремистов является исламизация всего мусульманского населения и создание на территории Северного Кавказа независимого исламского государства от Черного до Каспийского морей.

Таким образом, на Северном Кавказе фундаменталистские идеи распространены достаточно широко. Чаще всего именуемые общим названием «ваххабизм», они, по сути, представляют собой сплав традиционализма и фундаментализма, т.е. не имеют на сегодня целостного характера и идентифицируются по критической позиции к официальному исламу, призывам к его очищению. На основе анализа культурной, внутриполитической и социоэкономической ситуаций можно сделать вывод, что если в Дагестане фундаменталистская идеология может расширять свою нишу, в первую очередь из-за сложностей этнонациональной консолидации, то в Чечне – из-за слабости институтов светской национальной государственности.

Исследование политической практики «ваххабизма», в том числе развития форм общественного самоуправления – джамаатов, позволяет сделать заключение о высокой вероятности эволюции северокавказского «ваххабизма» в сторону фундаментализма и возможности его сочетания с национал-радикалистскими подходами, замкнутыми на образ внешнего иноконфессионального врага.

Отмечено также, что на характер эволюции «чистого ислама» значительно влияет внешний фактор, который имеет несколько составляющих: активность зарубежной диаспоры; деятельность общественных и религиозных мусульманских организаций зарубежного Востока; успешный фундаменталистский зарубежный опыт; целенаправленная деятельность спецслужб государств, имеющих стратегические геополитические интересы на Кавказе, по «фундаментализации» ислама для формирования проводников и каналов влияния с целью перевода мусульманских регионов в иные культурную и политическую системы.

Следует отметить, что поддержание диалога с исламскими силами в настоящее время дается федеральным и региональным властям с трудом. Однако можно выявить характерные и опознаваемые тенденции, в которых сконцентрирован опыт взаимодействия с исламским фундаментализмом за рубежом. Так, способность государства к успешному взаимодействию с исламским фундаментализмом определяется реформистским потенциалом правящей элиты России, т.е. преданностью делу реформ и способностью их осуществлять; умением определить стратегические цели реформ и найти жизнеспособные идеологические ориентиры, способствующие преодолению ценностной деструкции, социализации и укреплению легитимности; агрегированной способностью элит и политической системы в целом к кооптации в условиях расширения политического участия; проведением во внешней политике курса на отстаивание национальных интересов; умеренным применением силовых методов в целом в сочетании с решительной борьбой против терроризма.

Необходимо конкретизировать политические задачи федерального и регионального уровней, работа над которыми будет способствовать сужению ниши фундаменталистской индоктринации и сдерживанию экстремистских тенденций на федеральном и региональном уровнях. Иногда утверждается, что «особому» постсоветскому исламу чужды проявления политической ангажированности, экстремизма, что фундаментализм не является чертой постсоветского ислама, а борьба с религиозными экстремистами и исламскими террористами является нормальным и даже обязательным условием достижения стабильности и мира в отдельных регионах России. Вместе с тем отечественные исследователи полагают, что ислам как социальный институт в России находится еще пока в стадии становления. Поэтому сейчас трудно определить не только институциональные формы, которые ислам в конце концов обретет в России и в тех или иных ее регионах, но и то направление, в котором этот процесс реализуется.

Руководители российских мусульман неоднократно и категорически осуждали террористические акты, совершенные мусульманами. Традиционно для религиозного менталитета российских мусульман было характерно отсутствие религиозного радикализма. Да и сейчас подавляющее большинство российских мусульман остаются вполне законопослушными гражданами. Теоретики и богословы ислама утверждают, что терроризм вообще противоречит указаниям Аллаха и самой природе ислама. Как указывает современный отечественный правовед профессор Л.Р. Сюкияйнен, «…современная мусульманская мысль приходит к выводу об однозначном осуждении шариатом терроризма. Еще более важно то, что из аналогичного принципа исходит правовая практика многих исламских стран».

Мусульманское сообщество в России сейчас испытывает раскол в организационно-политическом плане, поэтому ни один муфтий не имеет сейчас общепризнанного авторитета, чтобы выражать точку зрения всех мусульман России. В частности, отношения между председателем Духовного управления мусульман Европейской части России Равиля Гайнутдина и председателя Духовного управления мусульман Азиатской части России Нафигуллы Аширова уже давно носят напряженный характер. Органы государственной власти РФ уделяют внимание проблемам российских мусульман. Регулярные встречи руководителей РФ с руководством духовных управлений – импульс для более глубокого анализа ситуации в мусульманском сообществе России, для дальнейшего развития конструктивного диалога между государственными органами и мусульманскими организациями.