Россия и мусульманский мир № 6 / 2014
Шрифт:
В сегодняшней Бирме, переименованной в Мьянму (или в Мьянмар), несмотря на начавшийся процесс демократизации, жестоким преследованиям подвергается мусульманское меньшинство – рохинджа (их численность – до 800 тыс. человек), в результате чего власти этой страны и ее буддийская община (особенно араканцы, живущие бок о бок с мусульманами) стали объектом непримиримой критики со стороны практически всего исламского мира, вплоть до призывов к джихаду отдельных радикальных групп. В сегодняшней Африке некоторые приверженцы христианских сект повинны в жестоких убийствах мусульман.
Все сказанное делает еще более актуальным призыв к уважению национального суверенитета независимых государств, часть из которых под напором вызовов гиперглобализации и необходимости идентификационного выбора испытывает кризис государственности. Межцивилизационный диалог представляет собой неоспоримо важный инструмент предотвращения перерастания порожденной этим кризисом враждебности этнических и конфессиональных групп, наций и государств в кровопролитные войны.
Признание идентичности: Дискурсивные диспозиции символической элиты и политического класса мусульманского сообщества России
Дебаты о вызовах идентичности охватили большинство стран современного мира. Они превратились, по выражению американского политолога С. Хантингтона, в неотъемлемую черту нашего времени. Мало, где еще люди не задаются вопросом, что у них общего с согражданами и чем они отличаются от прочих, пересматривают свои позиции, меняют точки зрения. Кто мы такие? К какому сообществу мы принадлежим? 2 Необходимость осмысления социально-политических изменений во всем их многообразии и поиска новых ресурсов развития общества, адекватных историческим вызовам, мотивирует политическую науку все чаще обращаться к категории идентичности. Однако, как подчеркивают ряд современных авторов, вопрос о соотношении индивидуальной и коллективной идентичности будет постоянно оставаться наиболее сложным, а значит, при разрешении этой дилеммы потенциал идентичности как категории политического анализа сохранит свою особенную востребованность.
2
См.: Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности. – М., 2004.
В современном обществе формирование коллективных идентичностей происходит под влиянием целого ряда факторов. Они определяются деятельностью государства и политической элиты, сознательно проводимой политики идентичности, а также в результате стихийных изменений в массовом сознании под влиянием социально-экономических и социокультурных деформаций, способных рефлексивно активизировать такие «традиционные» формы коллективной самоидентификации, как религиозная, национальная и цивилизационная. Поэтому, согласно А.Х. Тлеужу, конструирование коллективной идентичности следует рассматривать и как результат смыслотворческой, идеологической и пропагандистской деятельности элит, и как стихийный процесс изменений стереотипов массового сознания под влиянием меняющихся исторических обстоятельств 3 . В этом отношении коллективная идентичность тесно связана с политической идентичностью и формируется в непосредственном взаимодействии с ней.
3
Тлеуж А.Х. Конструирование российской коллективной идентичности: Социально-философский анализ: автореф. дис. … д. ф. н.: 09.00.11. – Ростов н/Д., 2011. – С. 20.
Еще одним важным методологическим указанием, на который мы хотим обратить внимание, приступая к предмету настоящей статьи, является следование коммуникативному подходу при рассмотрении коллективных идентичностей. Признание их коммуникативными конструктами, дискурсивными фактами требует при анализе коллективных идентичностей эмпирически правильной интерпретации и корректной операционализации свойств их универсальности. Как предупреждает Г.Я. Миненков, ошибочная интерпретация может привести к возникновению опасности манипулирования коллективами, игнорированию различий между индивидами и, как следствие, к их насильственной гомогенизации. Следуя его замечанию, «к коллективной идентичности нужно идти не “сверху”, так сказать, отталкиваясь от некоторых “идеальных сущностей”, а “снизу”, от реальных коллективных действий, в контексте которых происходит самоопределение индивидуальных самостей, конструирующих те или иные коллективные идентификации» 4 .
4
Миненков Г.Я. Идентичность как предмет политического анализа // Политическая идентичность и политика идентичности: В 2 т. – М., 2012. – Т. 1: Идентичность как категория политической науки: словарь терминов и понятий / Отв. ред. И.С. Семененко. – С. 23.
Приложимость этого подхода, на наш взгляд, в равной мере оправдана как в вопросе исследования идентичности больших социокультурных сообществ, так и на уровне изучения идентичности элит, понятийно оформленной основателями ростовской научной элитологической школы А.В. Понеделковым и A.M. Старостиным как сознание принадлежности к элитному слою и сопутствующее этому чувство избранности и ответственности за принимаемые решения и реализуемую миссию на уровне общенациональных (как региональных, местных, в зависимости от уровня элиты) масштабов 5 .
5
Понеделков А.В., Старостин А.М. Феномен идентичности региональных элит: Российская версия // Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия: Сб. ст. / Под ред. Я.А. Пляйса. – М., 2010. – С. 159.
Когда в 2010 г. политологи А. Верховский и Э. Паин в совместной работе в сборнике статей российских и немецких ученых, обсуждавших идеологию «особого пути» России как инструмента модернизации страны, выдвинули тезис о том, что «политическая элита России находится на распутье» 6 , видимо, у них были серьезные основания для такого вывода. Но имелось ли их тогда больше, чем теперь? Российский политический истеблишмент, который на экваторе легистратуры Президента РФ Д.А. Медведева, представлял собой не единую монолитную группу, а конгломерат довольно разных чиновничьих кланов, предлагающих де-факто разные программы цивилизационного национализма, должен был определиться, какую из возможных версий использовать в России. Стратегия русского этнонационализма воспринималась властями заведомо неприемлемой, так как неизбежно провоцировала бы подъем этнонационализмов меньшинств и всплеск нежелательных конфликтов. С другой стороны, национализм является чрезвычайно привлекательным как эффективный способ мобилизации масс, столь необходимой в условиях атомизации российского общества. Нечто срединное, модель конструирования цивилизации по принципу «все-таки не русской, а российской или православной – в зависимости от требуемого масштаба», по наблюдениям политологов, притягивала к себе многих, в том числе и значительную часть высокопоставленных чиновников. Так или иначе, но политическая элита склонялась к так называемой концепции культурного этно-национализма, разработанной в 1999–2000 гг. Русской православной церковью.
6
Верховский А., Паин Э. Цивилизационный национализм: Российская версия «особого пути» // Идеология «особого пути» в России и Германии: Истоки, содержание, последствия: Сб. ст. / Под ред. Э.А. Паина. – М., 2010. – С. 200.
В понимании политолога С.И. Каспэ, уделившего вопросу разработки и реализации программы строительства российской политической нации (nation-building) несколько интересных работ, вторым необходимым участником nation-building вместе с государством также следует считать Русскую православную церковь Московского Патриархата. Сообразно ее совершенно особому месту, занимаемому в российском обществе, и располагающей наибольшим ресурсом доверия населения, важнейшим элементом «строительства нации». Впрочем, по убеждению Каспэ, вторым в иерархии субъектности следовало бы признать государство, которое «властно притягивает наш взгляд, причем обыкновенно мешая видеть что-то, кроме себя самого», поскольку «первым для всех обществ, родившихся в лоне христианской цивилизации, без различия Востока и Запада, является именно центр церковный» 7 . Возможность подключения к проекту российского нациестроительства иных субъектов (партий, функциональной и рефлективной интеллектуальных элит со своими групповыми подразделениями, других «земных-трансцендентных» центров) ученый допускает скорее как их вынужденное реагирование на инициированный церковью разговор (к которому она смогла принудить и государство, представленное сейчас правящей группой) о ценностях российской политии и желательно-возможных контурах нации.
7
Каспэ С.И. Политическая теология и nation-building: Общие положения, российский случай. – М., 2012. – С. 102.
Называя важнейшим институтом возвращения политического в российскую политику Русскую православную церковь, С. Каспэ продолжает перебирать логически возможные альтернативы среди всех источников ценностей, «способных послужить преодолению того острейшего дефицита легитимности, который является главной причиной дисфункциональности современной российской политии и угрожает ее дальнейшему существованию» 8 . И в добавление к эндогенному – уже упомянутой РПЦ – он называет второй и единственно возможный для России экзогенный источник легитимности, на его взгляд, безусловно выигрывающий с колоссальным отрывом «в соревновании за титул наиболее востребованного постсоветскими государствами (впрочем, не только ими)» 9 . Это Запад. Церковь и Запад, мотивирует Каспэ, являются взаимно комплементарными, а Россия и Запад – «от одного христианского корня». И даже существующие между ними конфессиональные различия не являются препятствием непреодолимой силы к выработке и реализации программы российского нациестроительства.
8
Каспэ С.И. Указ. соч. – С. 163.
9
Каспэ С.И. Указ. соч. – С. 149.
В понимании С.И. Каспэ, профессора Высшей школы экономики, имеющей статус национального исследовательского университета, кроме Запада больше никто не в состоянии победно участвовать в соревновании за роль ценностного центра притяжения. Ни российская полития – по причине «скудости и ущербности ценностного “ресурсного пакета” самой России» 10 , ни исламский мир, выбор которого в качестве ориентира в современных условиях означает «выбрать войну» 11 . Поэтому политолог предлагает считать единственно оптимистическим сценарием будущего России «ее превращение в субцентр империи Запада – в большинстве отношений автономный, в пределах своего домена полномочный, но все же субцентр» 12 .
10
Там же. – С. 151.
11
Там же.
12
Там же. – С. 162–163.