Россия и мусульманский мир № 7 / 2016
Шрифт:
Азербайджанцы между мусульманской уммой и их национальной идентичностью
Идеология национализма была чужда мусульманскому мышлению. Она возникла в Европе и была импортирована в Россию и Дар уль-Ислам. Отбросив в сторону прежние довольно запутанные и устаревшие понятия об «этносе»
В эпоху колониализма установились обширные контакты с Европой и Россией, откуда в Дар уль-Ислам проникали различные научные концепции (расовые и лингвистические), политические доктрины и идеологические течения. Все эти учения идейно вдохновлялись европейским национализмом.
Жителям Ближнего Востока понятия «раса» / «этнос» и «нация» были неизвестны до той поры, пока европейское влияние не стало там более ощутимым. Даже тогда идеи определения нации как расы открыто провозглашались главным образом интеллектуалами и политическими лидерами. Рядовые же люди по-прежнему идентифицировали себя по религиозному признаку, как мусульмане.
Общая география и историческая судьба неразрывно связывали Азербайджан с Ираном. 100-летняя борьба за центральную власть между азербайджанскими группировками завершилась победой азербайджанцев-шиитов (кызылбашей). В начале XVI в. шейхи Сефеви сменили на азербайджанском троне в Тебризе династию падишахов Аккоюнлу, и первым указом шах Исмаил провозгласил шиизм государственной религией. К середине XVI в. под османским владычеством оказались значительные азербайджанские земли Малой Азии и Ирака и проживавшие там азербайджанцы (больше известные тогда, как туркиманы). Следующее разделение азербайджанской территории произошло, когда Северный Азербайджан в XIX в. подпал под колониальное правление христианской державы России – евразийской цивилизации, с XVIII в. подвергавшейся европеизации. Северные азербайджанцы раньше, чем многие другие мусульманские общности, попали под влияние европейской культуры, но через Россию.
Как было отмечено, азербайджанцы наряду с турками составляли основу и Османской империи. Однако сами османы не считали Османскую империю только тюркской. Для них она была исламским государством, которым на основе исламских канонов правил султан. Османская империя ни в каком смысле не была национальной империей: никакого официального разделения по этническим группам в ней не делалось 30 .
Как и в Турции, мусульманское население Северного Азербайджана состояло из шиитов и суннитов. В процессе зарождения и формирования национальной идентичности проявлялось взаимовлияние двух центров: османского и иранского.
30
См.: Маккарти Дж., Маккарти К. Тюрки и армяне: Руководство по армянскому вопросу / Пер. с англ. – Баку: Азернешр, 1996. – С. 19.
Но для Азербайджана приход колониальной эпохи означал, прежде всего, разделение страны и ее народа. Две части Азербайджана оказались на различных направлениях исторического развития, при этом одна находилась под европейским влиянием, воспринимавшимся в основном через призму России. Социальная трансформация после захвата Азербайджана была медленной и ограниченной, но все же в конце концов экономический и социальный облик земель к северу от реки Аракс стал резко отличаться от облика юга.
Контакт двух цивилизаций – европейской, представленной Россией, и традиционной исламской – породил местную интеллигенцию. Во второй половине столетия в азербайджанской интеллектуальной среде стали доминировать выпускники российских и европейских университетов, учительских семинарий Закавказья. Интеллигенция в целом разделяла ряд убеждений, установок и мнений, которые сделали ее проводником идей модернизации, а в дальнейшем – главным действующим фактором изменений в местном обществе.
Первым и наиболее важным было распространение образования. С этим был связан и секуляризм, не столько из-за враждебности к исламу, сколько как средство постепенного внушения чувства общности всех мусульман Закавказья, преодолевающего разделение на шиитов и суннитов. Важной сферой деятельности интеллигенции было также азербайджанское литературное возрождение.
Так как литературное возрождение исходило из необходимости распространения идей просвещения среди как можно большего числа людей на понятном им языке, данное движение неизбежно вело к созданию новой групповой идентичности. И если Фатали Ахундзаде не сомневался в том, что его духовной родиной был Иран, то страной, где он вырос и чей язык стал для него родным, являлся Азербайджан. Его лирическая поэзия была написана на персидском, но труды, затрагивавшие вопросы социального значения, создавались им на родном языке его народа, который он именовал «тюрки», – тюркском. Он сочетал более широкую иранскую идентичность с идентичностью азербайджанской, употребляя термин «ветен» (родина) для обозначения обеих стран. С этой идеей Ирана как «родины родин» он стал важнейшей фигурой литературного возрождения, процесса, который, по иронии истории, вел к освобождению азербайджанцев в Российской империи от длившегося столетиями иранского культурного доминирования 31 . Эта «деиранизация» нашла определенную поддержку у российских властей, стремившихся ослабить идентификацию азербайджанцев с Ираном и усилить попытки языковой русификации.
31
Algar H. Mirza Malkum Khan. A Study in the History of Iranian Modernism. – Berkeley, 1973. – P. 264–268.
Почти одновременно с возникновением театра появилась и азербайджанская пресса – также благодаря усилиям Гасан-бея Зардаби. В 1875 г. он выпустил в Баку газету «Экинчи» («Пахарь») – первый тюркоязычный печатный орган в России.
Получивший образование в Париже Ахмед-бей Агаев в работах 1890-х годов выражал свою иранскую идентификацию и антиосманские настроения. В его взглядах не было ничего, позволявшего предположить, что он станет затем видным тюркским националистом. Он говорил об Азербайджане как о персидском обществе и остро порицал тех, кто раньше, подобно Зардаби, подвергал это сомнению. В исламском возрождении, которое должно было вдохновляться примером Запада, Агаев отводил Ирану роль, сопоставимую с ролью Франции в Европе. На этой стадии он все еще придерживался панисламистских воззрений, которые доминировали среди азербайджанской интеллигенции 32
32
См.: Аршаруни А., Габидуллин Х. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. – М., 1931.
Конец ознакомительного фрагмента.