Россия и мусульманский мир № 9 / 2013
Шрифт:
Другому русскому мыслителю, Н.Я. Данилевскому, принадлежит заслуга плюрализации в определении культурно-исторических типов социальной реальности. Утверждение Данилевского о том, что европейская цивилизация «не является универсальной, а только одной из нескольких великих цивилизаций, которые когда-то процветали в человеческой истории», проторило путь к определению места собственно российской идентичности в иерархии мировых цивилизаций. «Соображение, что европейская цивилизация идентична универсальной цивилизации, основано на ошибочном допущении, что только она является прогрессивной и творческой в противоположность всем другим культурам, которые при этом объявляются статичными и нетворческими», – писал он.
В целом скептически оценивая концепцию Данилевского, П.Н. Милюков, сам того не желая, значительно обогатил научное представление, фундамент которого заложил его предшественник. Указывая на социальную обусловленность культурно-цивилизационной идентичности,
Важный вклад в исследование российских культурных и цивилизационных оснований внес И.А. Ильин. Базисом интегративной «самости», рожденной как продукт российской цивилизации, он считал не материальные символы: государство, пространство и т.д., а духовные. «Родина – есть духовная реальность», – писал он.
Пройденный путь интеллектуального поиска нашел логическое завершение в концепции отечественных евразийцев: П.Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого, Л.Н. Гумилёва. Они впервые отчетливо заявили о российском культурно-цивилизационном типе как евразийском. Евразийская концепция вобрала в себя представление о подвижности, недостаточности российской идентичности, имманентном освоении мультикультурных ценностей, отказа от «европоцентризма», от универсальности прогресса, воинствующего экономизма Запада. Важным является замечание евразийцев относительно вектора взаимодействия России с другими народами: от патернализма к культурному равноправию. «В постимперский период, – писал Н.С. Трубецкой, – национальным субстратом того государства, которое называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм – евразийством».
Идентичность, о которой говорили евразийцы, стала реальностью, значительно укрепившейся в советское время. «Полиэтническое пространство, – пишет И.А. Исаев, – приобретало большую стабильность, поскольку из властной иерархии исключалась одна господствующая нация. А новое наименование объединенных территорий – СССР – уже не содержало никакого намека на этническую, пространственную или национальную доминанту этого союза. Оно выражало лишь его политическую и социальную характеристики».
Верность евразийской концепции подтвердила и постсоветская политическая реальность. Сразу после развала СССР государства и этносы, не интегрированные в евразийскую культурно-цивилизационную общность (европейские страны «социалистического лагеря» и республики Прибалтики), сразу сориентировались на объединение с Европейским союзом. Испытывая деструктивное влияние центростремительных факторов, в постсоветский период евразийская идентичность долгое время была в состоянии депривации, но тем не менее остается реальностью, фундирующей интеграционный процесс. Доказательством сказанного могут служить данные социологического опроса, проведенного Институтом стран СНГ (октябрь 2011 г.). На вопрос: «Как Вы воспринимаете события в другой стране СНГ?», 47,2% респондентов в Казахстане, 61,3% в Белоруссии, 44,3% на Украине ответили, что воспринимают события так, как если бы они происходили в собственной стране.
Идеи евразийства становятся методологической основой активизирующихся в последнее время процессов на постсоветском пространстве. В частности, важное положение о культурном плюрализме и «самоценности» каждой составляющей культурно-цивилизационного сообщества реализовано в организационном принципе СНГ «подвижной геометрии», утвердившемся после принятия в 2007 г. Концепции дальнейшего развития СНГ. Концепция содержит инициированное российской стороной видение будущего Содружества как многопрофильной региональной организации, обеспечивающей максимальный интеграционный потенциал, в то же время предоставляющей возможность каждой стране-участнице определять формат и сферы сотрудничества. «Материальной сцепкой» сохранения евразийской культурно-цивилизационной ценности остается русский язык как средство коммуникации, культурного обмена, функционирования наднациональных структур.
Однако главное значение русского языка заключается все же не в этой, бесспорно, важной стороне интеграционного процесса. Русский язык остается единственным инструментом продвижения идентификационных символов и практик до экзистенциональной глубины, когда каждый индивид становится субъектом объединительных тенденций.
В 2006 г. сотрудники Центра по изучению межэтнических отношений Института этнологии и антропологии РАН провели в Бишкеке этносоциологический опрос по анкете, включающей блок языковых вопросов. Его итоги подтвердили факт довольно широкого распространения русского языка среди столичных жителей, в том числе
Несмотря на усиленную политику дерусификации западно-ориентированных администраций, остается прочным положение русского языка на Украине. Согласно данным мониторинга ИС НАНУ (2007), если исключительно по-украински думают 34% граждан старше 55 лет, 30% в возрасте 30–35 лет, то среди тех, кто сформировался как языковая личность в годы независимости (возрастная группа до 30 лет), думают исключительно по-украински 22%. Среди тех, кто думает исключительно по-русски, наблюдается противоположная тенденция: возрастная группа старше 55 лет – 30%, 30–35 лет – 36, до 30 лет – 40%, т.е. число русскоязычных молодых людей в возрасте до 30 лет не уменьшается, как можно было бы предположить, а растет.
Таким образом, активизация интеграционных инициатив на постсоветском пространстве, свидетелями которой сегодня мы являемся, обусловлена не сиюминутной политической конъюнктурой, а наличием глубокого историко-культурного базиса взаимоотношений народов и государств, объединяемых евразийской идентичностью. Уже сказано, что формирование полноценного регионального объединения – процесс не линейный и может подвергаться влиянию разного рода (в том числе внешних) факторов. Однако выстраивание стратегии долгосрочной политики в этом направлении должно осуществляться с учетом реальности культурно-цивилизационного фактора реинтеграции.
Социализация уммы. Прямые и косвенные механизмы
В настоящее время, как мы все видим, мусульмане находятся не в самом лучшем положении как в социальном, так и культурном положении. Нам предстоит пройти еще долгий путь, несмотря на то, что многое мы не смогли уже сделать. Я не буду касаться политических вопросов развития уммы, поскольку, на мой взгляд, они являются внешними по отношению к ее проблемам, но я сосредоточусь на проблемах российских мусульман.
Во-первых, мусульманская община России сейчас находится практически в атомизированном состоянии. Кроме организационного плюрализма, верующие все чаще становятся разделенными по самым различным основаниям: от этнического до возрастного. Миграционные потоки из стран Центральной Азии и Кавказа сделали наши общины в крупных городах полиэтничными, и все чаще имамы должны учитывать этот факт в своих пятничных проповедях, переходя с татарского или башкирского на русский язык. Многие совершенно обоснованно говорят о необходимости сохранения традиционной культуры в наших мечетях, и мы должны стремиться к этому, но мы не должны забывать и о том, что люди, пришедшие на пятничный намаз, также хотят услышать для себя строки из Священного Корана и, вдохновляясь ими, прийти в мечеть в следующий раз, обратив свой взор и сердце к Всевышнему. Каждый имам должен понимать, что именно с него начинается социализация мусульманина-иммигранта, с него начинается процесс интеграции в российское общество и российскую умму, с него начинается процесс формирования единой российской уммы. Официальные данные статистики говорят нам, что образовательный уровень иммигрантов невысок, поэтому среди задач имама должно быть не только духовное окормление, но и просвещение. Многочисленные примеры в Центральной России и Поволжье демонстрируют нам, что активная позиция имама в процессе взаимодействия с прихожанами-мигрантами позволяет не просто избежать противоречий внутри общины, но и помогает становлению дружеских межнациональных и межконфессиональных отношений внутри конкретных муниципалитетов. Не будем забывать и о той помощи, которую духовным управлениям мусульман оказывают органы государственной власти и институты гражданского общества в вопросе интеграции мигрантов. В свою очередь мусульманское духовенство должно понимать, что эта помощь может быть еще более эффективной и полной, если мы сможем грамотно определять те направления, куда стоит направлять получаемые ресурсы. Не раз говорилось о том, что эффективность работы духовного управления определяется, прежде всего, грамотным использованием имеющихся ресурсов, контактов и, конечно, кадрового потенциала.