Россия и мусульманский мир № 9 / 2014
Шрифт:
В резолютивной части декларации констатируется, что «не являются джихадом и не имеют к нему никакого отношения убийства, покушения, взрывы, совершаемые фанатиками на Кавказе и в других регионах под лозунгами джихада, борьбы с вероотступниками, под которыми они понимают всех, кто лояльно относится к немусульманам». Несмотря на, казалось бы, верные положения декларации, она не удержала радикалов от убийств Якупова и Чиркейского. В ней приводятся многочисленные цитаты отца-основателя идеологии салафизма Ибн Таймии, т.е. в документе, призывающем к отказу от религиозного радикализма, обильно использованы слова проповедника, заложившего основы этого учения. Очевидно, что реализация проекта «Аль-Васатыйя» в его нынешнем виде означает дальнейшее усиление чуждого иностранного влияния на российских мусульман.
Все перечисленные тенденции свидетельствуют
Важнейшими направлениями развития российской уммы должны оставаться укрепление позиций традиционного ислама и ориентация российских мусульман на внутренние, а не на внешние исламские авторитеты. Кроме того, необходимы ликвидация федерального исламистского лобби и недопущение пропаганды абсурдных идей о «налаживании отношений» с ихванами и лично шейхом аль-Кардави.
Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии
Роль исламского фактора в современном адыгском движении
Актуальность данного исследования обусловлена широко дискуссионными вопросами о роли ислама и других сопутствующих религии факторов в адыгском национальном движении. На сегодняшний день, несмотря на некоторые совпадения, у исследователей есть разные точки зрения по данному вопросу. Не менее спорными являются и мнения адыгских национальных активистов, которые также по-разному смотрят на роль ислама в общественном сознании своего народа. Попытаемся раскрыть особенности проявления «исламского фактора» в адыгском национальном движении, проанализировать позиции активистов, ученых и представителей зарубежной диаспоры.
Теоретическими предпосылками в анализе роли исламского фактора в адыгском 4 национальном движении, по нашему мнению, может стать теория социального конструирования, предложенная западными социологами П. Бергером и Т. Лукманом [1]. В данном контексте создание этнических концептов с использованием религиозного (исламского) элемента является целенаправленным конструированием определенной воображаемой реальности среди этнических групп. Она представлена в виде конструкта, предполагающего определенные формы солидаризации. Этнические и религиозные традиции выступают основой в процессе формирования и институционализации подобных социальных феноменов в виде идейных конструктов [3]. В данном контексте можно выделить два проекта, которые существуют, скорее, виртуально – «Имарат Кавказ» и «Великая Черкесия».
4
Следует отметить, что в данном случае под понятием «адыгский» автор подразумевает всю совокупность данных этнических групп. Речь идет об адыгейцах, кабардинцах, черкесах и т.д. При этом сама дискуссия о соотношении данных понятий, вопросах идентичности и конкретных этнонимов-самоназваний остается за рамками рассмотрения.
Интересными также представляются идеи о социальной аномии, изначально разработанные Эмилем Дюргеймом, а потом развиваемые Робертом Мертоном. Социальная аномия – феномен отказа от устойчиво действующих общественных норм, по мнению Дюргейма, проявляется в результате распада системы ценностей, которая может проявляться в различных формах девиаций [3]. Мертон, в свою очередь, указывал, что элементы социальной системы, неспособные отвечать на ее запросы в процессе саморегуляции, выполняют роль дисфункций (расстройства системы). Однако если данным элементам не удается перестроить систему или выполнять функции ее саморегуляции, они неизбежно погружаются в социальную аномию [4]. В нашем случае данные идеи получают новое звучание. С одной стороны, после распада СССР все постсоветские этногруппы оказались в определенной степени погружены в состояние социальной аномии. Распад идеологической системы, которая за годы СССР была воспринята, в том числе, этнонациональными элитами на местах, породил целую волну «этнических» концепций с теми или иными элементами религиозного содержания.
Опустевшую идеологическую нишу стали заполнять достаточно радикальные концепции. Значительная часть предложенных концепций так и не смогла найти реализацию в повседневности в силу неспособности выполнять свои функции в сложившейся структуре постсоветских этнонациональных сообществах. В конечном итоге это привело к адаптации отдельных боевиков, совершивших атаку на город, их численность составляла не менее 250 человек. В результате нападения погибли 35 сотрудников силовых структур и 15 гражданских лиц, 129 силовиков и 66 гражданских лиц были ранены. В результате боев в городе были убиты 95 боевиков [9]. Среди лидеров экстремистского джамаата КБР были кабардинцы Анзор Астемиров (обучался в Саудовской Аравии) и Муса Мукожев (обучался в Иордании).
А. Астемиров после нападения на здания силовых структур в Нальчике дал интервью представителям турецкой организации «Кавказский Фонд», которая поддерживает тесные связи, в том числе с сепаратистскими движениями Северного Кавказа, и в основном состоит из представителей кавказских общин в Турции. По словам А. Астемирова, вернувшись в КБР из Саудовской Аравии, он со своими соратниками создал «гражданское объединение», «джамаат», основной целью которого было воспитание и обучение молодежи. Во всем случившемся он упрекает официальное духовенство, которому не понравилась активность молодых мусульман. А. Астемиров обвинил их в алчности, утверждая, что они берут деньги за совершение похоронных обрядов и бракосочетаний, т.е. «с живых, мертвых и вообще со всего». Не признавая вину в организации кровавых событий, утверждая, что они были спровоцированы и носили спонтанный характер, А. Астемиров заявил: «Мы не подчинились тем, кто превратил религию в доходный сектор, и были атакованы силами безопасности» [10]. В продолжение своего интервью он подтвердил свою связь с Шамилем Басаевым и указал, что ему было известно о планировавшемся нападении, но с чеченским подпольем сам А. Астемиров лишь координировал свои действия [11].
При этом адыгские активисты в России часто сами открыто дистанцировались не только от использования исламского фактора в своих интересах, но и фактически от признания роли религии в произошедших событиях. В частности, в конце 2005 г. Черкесский конгресс направил обращение к президенту России В. Путину, указывая, что «адыгский этнос выступал одним из стабилизирующих факторов на Северном Кавказе», однако «из-за невнятной политики федерального центра» часть адыгской молодежи «может пересмотреть свое отношение к политике России». При этом показателем подобного процесса могут служить именно события, связанные с нападением на Нальчик в октябре 2005 г., однако «придание религиозного оттенка произошедшему неверно». По мнению адыгских активистов Черкесского конгресса, «это был акт отчаяния и протеста молодежи в условиях безысходности и невозможности как экономической, так и политической самореализации» [7, с. 22]. Очевидно, что подобная позиция связана с основным вектором общественно-политических претензий адыгских активистов. Они не только подчеркивали свою светскую направленность, но и явным образом пытались демонстрировать отказ от использования исламского фактора в своих целях.
Следует отметить, что ситуация в исламистском движении КБР в целом никогда не увязывалась с адыгским национальным движением и самими исламистами. В структуре виртуального «Имарата Кавказ», который был провозглашен Доку Умаровым в 2007 г., адыгскому пространству не отводится отдельного места. В частности, формально существовал «Объединенный валият Ка-барды, Балкарии и Карачая», который до некоторых пор возглавлял А. Астемиров, уничтоженный в 2010 г. При этом адыгская народность – кабардинцы – формально получала ведущий статус, поскольку в названии употреблялась первой. Тюркские этносы, несмотря на определенную «вторичность», получали представительство сразу двух «титульных» народов – балкарцев и карачаевцев. Причем отдельные виртуальные «административные образования», якобы действовавшие на территории Ставропольского края, получили даже менее многочисленные народы: ингуши («Валият Галгай чо») и даже ногайцы («Валият Ногайская степь»).