Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II
Шрифт:
У офирян, пишет князь Щербатов, нет «ни богатства, ни убожества», а «живут каждый на определенное от казны жалованье».
Законом нормировано все потребление, хотя частная собственность уничтожена все-таки не полностью. Государство вмешивается буквально во все малейшие детали экономической жизни страны, создает запасы хлеба, определяет каждый год твердые цены на продукты, продает отборные семена.
У каждого гражданина этой страны свое твердо обозначенное место в обществе и своя четко определенная и нормированная работа. Хозяин дома даже не имеет права самостоятельно починить печь, для этого есть особый специалист – печник. Зато с него и спрос, если что, «он наказуется определением в вечную тягостную работу».
Ответственность
Можно было бы счесть этот проект некоей аномалией, результатом фантазии князя Щербатова, и только, поскольку изложенные им идеи не очень согласуются с усилиями Новикова и других масонов создать в стране общественный противовес жесткой государственной власти. Однако, открывая другую книгу – весьма популярную в масонских кругах «Истину религии», понимаешь, что не все так просто.
Приведем лишь один отрывок, где речь идет о том, как обуздать излишнюю роскошь в одежде:
Должно… сделать таким образом, чтоб каждое обоего пола состояние имело особенный свой пристойный мундир, как буднишний, так и праздничный, по примеру военных людей… Какою выгодой пользуются офицеры в мундирах своих! Небогатый равно с богатым может являться как при дворе, так и во всяких обществах. Ежели б правило сие было всеобщее, коликих бы избавилось тогда человечество забот, зависти и презрения! Достоинство и добродетель были бы виднее, и личность имела бы более уважения. В сем христианский патриот не угодит только одному прекрасному полу… Государи и вельможи должны бы были подавать собою высокий пример и подражать монарху китайскому, который не иначе видим бывает, как в императорской униформе своей, и в которой он почти обожаем.
Эти утопии вызывают в памяти современного человека уже не «монарха китайского», а скорее «великого кормчего» Мао и поражают не столько своей наивностью, сколько, наоборот, своей близостью к социалистическим реалиям ХХ века.
Тем не менее даже подобные штрихи в портрете вольного каменщика времен Екатерины ничуть не противоречат утверждению Бердяева о том, что масонами были тогда лучшие русские люди. Именно потому, что лучшие и совестливые, их мысль настойчиво работала в поисках выхода из российского загона, где редкий правитель отличал крепостного человека от скота. Другое дело, что в своих поисках масоны то выходили на верную дорогу, ведущую к созданию полноценного гражданского общества, то забредали в тупики соблазнительно простых и, как уже доказала сама жизнь, опасных решений.
Масон как предтеча русского интеллигента
Репрессии, обрушившиеся на масонов в эпоху Екатерины, по-своему закономерны. Государыня, объявившая в либеральном «Наказе» краеугольным камнем российской политической системы самодержавие, не могла, естественно, ужиться с масонами, пожелавшими оппонировать власти, выдвигать альтернативные проекты развития общества, влиять на российского гражданина, постепенно создавая общественное мнение.
Ложи были закрыты, типография при Московском университете разгромлена. Николай Новиков был обвинен в «расколе»(?), в связях с иностранцами (это у нас традиционно любимая тема) и прочих столь же нелепых грехах. 1 августа 1792 императрица подписала указ о заключении его в Шлиссельбургскую крепость. Даже верный власти Карамзин не понимал, в чем причина такого строгого наказания, и предполагал, что Новикова посадили главным образом за то, что тот голодающим хлеб раздавал. Из 15 лет, «подаренных» ему просвещенной Екатериной, Новиков провел в тюрьме четыре с половиной. Павел I освободил заключенного в первый же день своего царствования, за что ему спасибо. Тем не менее и этих лет хватило, чтобы превратить энергичного человека в больного старика. Быть на Руси просветителем не просто.
Граф Никита Панин тоже попал в политическую изоляцию, причем настолько глухую, что даже Павел со своей женой решились навестить любимого наставника только перед самой его смертью.
Огромный резонанс среди думающих русских людей имела расправа над Александром Радищевым, автором книги «Путешествие из Петербурга в Москву». Ряд современных исследователей утверждает, что Радищев был посвящен в ложе «Урания» в 1773 году. Другие полагают, что он, хоть и был очень близок к масонам, в ложу все-таки не вступил. Принципиального значения, на мой взгляд, это не имеет. Радищев печатался в новиковских журналах, дружил с масонами, книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» посвятил своему ближайшему товарищу – масону Алексею Кутузову. Взгляды, которые он исповедовал, полностью совпадают с теми, что бытовали в масонских кругах. Наконец, сама Екатерина II определила Радищева в масоны, заявив, что автор книги – «мартинист».
Радищев высказал мысли, ставшие духовным наставлением для всей русской интеллигенции:
Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человеческими уязвленна стала. Обратил взоры во внутренность мою – и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы.
Историк Натан Эйдельман, определяя главное в книге Радищева, справедливо называет стыд:
Радищевский стыд унаследовала великая русская литература, прежде всего писатели из дворян, которые «не умели» принадлежать своему классу. Это – стыд и совесть Пушкина, Лермонтова, невольников чести. Это стыд Льва Толстого – за жизнь, по его мнению, слишком сытую и благополучную, за счет других.
Между тем, если разобраться, книга Радищева не была радикальнее или опаснее многих тех, что вышли из типографии Новикова ранее. Критика крепостничества также не являлась в России чем-то новым.
Просто книга появилась уже в тот период, когда активизировалась правительственная цензура, а просвещенная императрица начала под впечатлением Французской революции поход на своих российских вольнодумцев. Отсюда и столь суровое наказание – ссылка в Сибирь, в Илимский острог «на десятилетнее безысходное пребывание», – возмутившее многих своей необоснованной жестокостью.
Если говорить о родословной русского интеллигента, то одним из его предков, конечно же, был беспокойный масон времен Екатерины II. Еще не раз и не два в истории России интеллигент повторит извилистый путь своих духовных предшественников, в поисках справедливости и правды часто попадая чуть ли не след в след масонам.
Историк русской философии Василий Зеньковский точно подметил:
В русском масонстве формировались все основные черты будущей «передовой» интеллигенции, и на первом месте здесь стоял примат морали и сознание долга служить обществу, вообще практический идеализм.
Как и в прочих случаях, где западноевропейское вступало во взаимодействие с великорусским, и здесь заграничные семена дали неожиданные всходы. Во-первых, при всем космополитизме, заложенном в классическом масонстве, русские каменщики ни на шаг не уступили в своем патриотизме.
Сенатор Иван Лопухин, один из крупнейших масонских деятелей эпохи Екатерины, в своих записках отмечал, что истинный патриотизм заключается не в том, чтобы «на французов или англичан походили русские», а в том, чтобы «были столько счастливы, как только могут».