Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II
Шрифт:
…Он действовал таким же образом на противоположном конце земного шара; но последствия их деятельности были столь же различны, сколько Россия отличается от Соединенных Штатов.
Позже справедливость частично восторжествовала, о Новикове и его типографии в Московском университете заговорили. Писали, однако, обо всем, кроме того, что для самого Николая Новикова являлось смыслом жизни – о его масонстве. Между тем рассказывать о России XVIII века и не говорить о русском масонстве это все равно что преподавать астрономию, вычеркнув из нее космологию Коперника или концепцию о бесконечности Вселенной Джордано Бруно.
Великий русский
Масонство было у нас в XVIII веке единственным духовно-общественным движением, значение его было огромно… Лучшие русские люди были масонами… Масонство было первой свободной самоорганизацией общества в России, только оно и не было навязано сверху властью.
Получается, что не говорить о масонах означает на самом деле не говорить «о лучших русских людях» эпохи Екатерины.
Русские вольные каменщики ведут свою родословную от Петра Великого, которого, согласно преданию, ввел в масонство Кристофер Рен, магистр Великой английской ложи. Случилось это якобы во время знаменитого Великого посольства царя в Европу.
Ни подтвердить, ни опровергнуть все эти легенды нельзя, однако хорошо известно и документально подтверждено, что реформатор пользовался у русских вольных каменщиков огромным уважением и ему посвящено немало масонских гимнов. Таким образом, идеологическая и духовная связь русских масонов с Петровскими реформами очевидна.
Знаменательно, что свою родословную русские масоны предпочли вести от Петра Великого, а не от кого-либо другого.
Между тем выбор был. Мировая масонская мифология богата экзотикой (там есть даже храм царя Соломона), так что при желании русские масоны так же, как и их заграничные братья, могли бы удлинить свою родословную и вести ее хоть от Вещего Олега. Русские масоны, однако, предпочли царя-мастерового, что вполне отвечало их идеологии. Видимо, недаром вольные каменщики в России так любили цитировать изречение Сенеки: «Уставленные древними портретами передние комнаты не делают никого благородным».
Корни русского масонства следует искать, естественно, в Европе. Если масонство не было привезено самим Петром, следовательно, оно проникло в страну с иностранными специалистами. Или, что также вероятно, масонство было завезено на родину русскими, обучавшимися по повелению царя за границей. Так или иначе все крутится вокруг Петровских реформ и связей с Западом. С помощью или без помощи Петра, но масоны влезли в то самое окно, что прорубил в Европу реформатор.
С самого начала в составе лож мелькают имена виднейших русских вельмож, представителей старых дворянских и даже княжеских родов. В 1747 году на допросе граф Головин на вопрос о своих связях с масонами чистосердечно заявил: «…Я, признаюсь, жил в этом ордене и знаю, что графы Захар да Иван Чернышевы в оном же ордене находятся…»
Следователей эта информация, думается, не очень удивила. К этому моменту масонство широко распространилось как за рубежом, так и в самой России. Многие из уже упомянутых в книге исторических персонажей были масонами: прусский король Фридрих Великий, Петр III – муж Екатерины, Григорий Орлов – ее фаворит.
В 1787 году немецкая пресса насчитывала в России 145 масонских лож. Учитывая тесную связь русских масонов с заграничными братьями, этой информации можно верить. Российские ученые документально могут подтвердить существование в этот период чуть более 30 лож, однако следует учесть, что масоны себя не афишировали и документы об их существовании не раз и не два в связи с гонениями уничтожались. Главными центрами масонства являлись, естественно, Москва и Петербург, но в Екатерининское время ложи встречались и во многих провинциальных городах, в армии и на флоте.
Георгий Вернадский, один из наиболее серьезных дореволюционных исследователей истории русского масонства, приводит интересные статистические данные о числе масонов в государственном аппарате. В 1777 году из 11 членов Императорского совета четверо являлись масонами. В придворном штате Екатерины из 31 камергера 11 масонов, причем во главе их стоял гофмейстер Иван Елагин – известный вольный каменщик.
Примерно такая же картина в Сенате. Масоны были и в Коллегии иностранных дел, и в Адмиралтейской коллегии, и в Камер-коллегии, и в Ревизион-коллегии, и в Коммерц-коллегии, и в Медицинской коллегии, и в Берг-коллегии. Причем везде речь идет не о рядовых чиновниках, а о бюрократической российской элите, как минимум о начальниках департаментов. Нет масонов только в Военной коллегии, хотя имена двух крупных чиновников, по мнению Вернадского, под вопросом.
В Российской академии в 1787 году из 60 членов 13 масонов. Масонов легко найти и среди профессоров Московского университета. Вольный каменщик возглавляет Академию художеств. Даже во главе полиции в 1777 году стоит масон Дмитрий Волков. Среди российских губернаторов и наместников, то есть среди региональной элиты, также множество вольных каменщиков. Общий вывод Вернадского таков:
…В конце 1770-х годов… в ложах участвовало от трети до одной шестой части чиновничества… Кроме того, за прямыми участниками лож стояли, конечно, их знакомые и близкие им лица.
Масонство приходило из разных источников, чаще всего из Англии, Франции и Пруссии, поэтому в России существовали различные по составу ложи (чисто иностранные, смешанные или исключительно русские). Они работали на основе разных систем (английская, шотландская, шведская и всевозможные смешанные варианты), на разных языках, нередко существенно отличаясь (по своим правилам и ритуалам) друг от друга.
Далеко не одинаковыми были и философские воззрения различных масонских кружков. Кто-то стремился постичь «законы разума» и на основании именно этих законов строить свою духовную жизнь. Здесь доминировал рационализм. Таково новоанглийское масонство 1770-х годов, лидером которого был Иван Елагин. Антиподом этого рационализма стал глубокий мистицизм розенкрейцеров 1780-х годов.
Таким образом, говорить о единстве русских масонов можно лишь с большими оговорками. Иногда отношения между представителями различных лож заметно обострялись и даже становились неприязненными. Иван Елагин, критикуя русских розенкрейцеров за их чрезмерную замкнутость, даже сравнивал их с иезуитами:
Не сущее ли сие учение истребленного ордена? В нем сказуется беспредельная, но скрытая от знания братиев власть, подобно иезуитскому генералу, в Риме седалище имевшему, но во всех концах земли орденом управлявшему и фанатизмою, ко вреду рода человеческого, повсюду действовавшего.
Судя по всему, Елагина в тот момент что-то уж очень сильно рассердило, потому что сравнить масона с иезуитом было немалым оскорблением.
Обыватель Екатерининской эпохи, ничего не знающий о масонстве, как правило, не замечал всех этих оттенков. Мало того, что все масоны казались ему одинаково подозрительными, так он еще и ставил знак равенства между масонами и «безбожниками-вольтерианцами».
Между тем отношение масонов к Вольтеру очень точно выразил в одной из своих лекций московский профессор-масон Шварц: