Россия и Запад
Шрифт:
А спустя еще тринадцать лет бывший синдик «Цеха поэтов» напечатает в первом дополнительном томе «Энциклопедического словаря Гранат» обобщающую статью «Акмеизм», где будет сказано, что эта
литературная школа <…>основанная в 1913 г. С. Городецким, Н. Гумилевым и О. Мандельштамом, [поставила] себе механистическое задание освоить технику обеих враждующих групп символизма <…> на базе нового, мнимо-реалистического мировоззрения <…> В январском номере «Аполлона» появились программные статьи <…> Но эта колыбель А<кмеизма>, привешенная к страницам «Аполлона», оказалась вполне вместительным гробиком для всего А<кмеизма> в целом: реакционная сущность новой школы выявилась в обоих «манифестах» с исчерпывающей наглядностью [553] .
553
Городецкий С. Акмеизм // Энциклопедический словарь Гранат.
Осип Мандельштам писал:
Вопреки всем — всему я утверждаю, что Городецкий остался верен себе, — в 1921 году, уже после расстрела Гумилева и отвратительного стихотворения Городецкого, посвященного его памяти. Узнаю во всем старого Городецкого времен Цеха и акмеизма и с любовью жду и прозреваю будущего Городецкого [554] .
Кратко проанализированную нами рецензию Городецкого на военные стихи «Аполлона» можно было бы использовать для комментария к этому мандельштамовскому «вопреки всему».
554
Мандельштам О. Э. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. С. 550.
Незаконченная статья В.Ф.Ходасевича «О двадцатилетии эмигрантской литературы»
28 ноября 1924-го, два с лишним года после того, как Ходасевич навсегда уехал из Советской России, он писал В. И. Иванову:
Угнетает меня равно и то, чт'o творится в России, и то, на что насмотрелся я здесь, в эмиграции. Там — сознательное и планомерное разрушение культуры, здесь — маразм. И там, и здесь — разительное понижение интеллектуального уровня: иначе назвать не могу. И там, и здесь — грубейшее насилие над совестью и умом, затыкание ртов и все прочее. Россия раскололась пополам, и обе половины гниют, каждая по-своему. Мучительно то, что никаким словом здесь не поможешь: происходит «исторический процесс», а это вроде дурной погоды: ее надо переживать, пересиживать. А пересидим ли? [555]
555
Шишкин А. «Россия раскололась пополам»: неизвестное письмо Вл. Ходасевича // Russica Romana. 2002. Vol. IX. P. 110.
Спустя десять месяцев он уже не так мрачно и категорично отозвался на эту больную тему кризиса культуры и русской литературы (и русских литераторов), в частности в статье «Там или здесь?»:
…Ни здешние, ни тамошние не должны и не могут претендовать ни на какую гегемонию, основанную на признании за ними какой-то особой «жизненности». <…> Литература русская рассечена надвое. Обеим половинам больно, и обе страдают, только здешняя иногда не хочет стонать — из гордости (может быть, ложной). А тамошней и стонать не велено. И бахвалиться им друг перед другом нечем. И высчитывать, которая задохнется скорее, — не надо, не хорошо. Бог даст — обе выживут [556] .
556
Дни. 1925. № 804. 18 сентября.
Ходасевич еще раз развивал эти суждения в начале 1926 года, когда он послал ответ на анкету о советской и эмигрантской литературе в пражский журнал «Своими путями». Привожу начало его:
Относительно литературы в России и в эмиграции могу лишь повторить вкратце то, что писал месяцев пять тому назад в одной из своих статей (газ. «Дни»). Литература русская тяжко болеет и там, и здесь, хотя причины и проявления болезни различны, часто даже противоположны. Здесь — оторванность от России, там — насильственная в ней замкнутость; здесь — оскудевание языка, там — словесное фиглярство на областнической основе; здесь — отсутствие резонанса в обществе, там — полицейские приказы по литературе и «суд глупца», поминутно доносящийся до писателя в форме властного окрика; здесь — преувеличенный консерватизм, там — погоня за новшествами, неразборчивая и грубая, вызванная то невежеством, то борьбой из-за куска хлеба; здесь — усталость и вялость, там — судорожная кипучесть, литературная лихорадка, схваченная на нэповском болоте [557] .
557
Своими путями. 1926. № 10–11. С. 22–23. С датой: 12 января 1926.
Затем он полностью цитирует конец своей статьи в «Днях» («Литература русская рассечена надвое и т. д.»).
Отрицание жизнеспособности эмигрантской литературы, например М. Л. Слонимом и другими редакторами «Воли России» или Д. С. Мирским в «Верстах», вызвало категорическую отповедь Ходасевича в эти годы [558] . Не раз признавая неизбежные трудности, возникающие перед «литературой в изгнании», он тем не менее подчеркивал необходимость эмигрантской литературы, возможность ее существования и процветания, ее особенную роль.
558
См., например: «Там или здесь?» (1925), его нашумевшую в то время рецензию на «Версты» (Современные Записки. 1926. Кн. 29. С. 433–441), и его статью «Очередная тема» (Возрождение. 1927. № 688, 21 апреля).
В начале 1931 года он сказал Н. Д. Городецкой:
Дело эмигрантской поэзии по внешности очень неблагодарное, потому что кажется консервативным. Большевики стремятся к изничтожению духовного строя, присущего русской литературе. Задача эмигрантской литературы — сохранить этот строй. Это задача столь же литературная, как и политическая. Требовать, чтобы эмигрантские поэты писали стихи на политические темы, — конечно, вздор. Но должно требовать, чтоб их творчество имело русское лицо [559] .
559
Городецкая Н. В гостях у Ходасевича // Возрождение. 1931. № 2060, 22 января.
После рассуждения о том, как трудно сохранить такое лицо далеко от России, Ходасевич «резко» заявил, что это возможно, и продолжал:
Вы замечали на карте метро такую соединительную линию — Navette. Где-то она, кажется, около Pr'e-St.-Gervais, или… да… нет, не знаю. Словом, пряменькая такая линия. Вот и роль эмигрантской литературы — соединить прежнее с будущим. Конечно, традиция — не плющ вокруг живых памятников древности. <…> надо, чтобы наше поэтическое прошлое стало нашим настоящим и — в новой форме — будущим. Как вам сказать… Вот Робинзон нашел в кармане зерно и посадил его на необитаемом острове — взошла добрая английская пшеница. А что, кабы он его не посадил, а только бы на него любовался, да охранял, чтобы не дай Бог не упало? Вот и с традицией надо, как с зерном. И вывезти его надо, и посадить, и работать над ним, творить дальше. Главное, совершенно необходимо ощутить себя не человеком, случайно переехавшим из Хамовников в Париж, а именно эмигрантом, эмигрантской нацией. Надо работать — и старым, и молодым. Иначе — катастрофа. Литературе не просуществовать ни в богадельне, ни в яслях для подкинутых младенцев… Что же касается принципиальной возможности… Глупости, что ничего нельзя создать! [560]
560
Городецкая Н. В гостях у Ходасевича // Возрождение. 1931. № 2060, 22 января.
Он повторял эти взгляды в нескольких статьях, опубликованных на страницах «Возрождения» [561] .
К середине 1930-х годов, однако, Ходасевич все больше подчеркивает трудности положения эмигрантского писателя, обосновывая это личным опытом. Это особенно заметно в его письмах. 23 октября 1936 года он писал А. С. Тумаркину, сотоварищу по 3-й московской гимназии:
…Твое общество я бы предпочел всякому другому, если бы вообще был еще способен к общению. Но я могу делать два дела: писать, чтобы не околеть с голоду, и играть в бридж, чтобы не оставаться ни с своими, ни с чужими мыслями. <…> Я — вроде контуженного. Просидеть на месте больше часу для меня истинная пытка. Я, понимаешь, стал неразговороспос<об>ен. Вот если бы я мог прекратить ужасающую профессию эмигрантского писателя, я бы опять стал человеком. Но я ничего не умею делать [562] .
561
См., например: Ходасевич В. Подвиг // Возрождение. 1932. № 2529. 5 мая; Он же. Литература в изгнании // Возрождение. 1933. № 2886. 27 апреля, и № 2893. 4 мая.
562
Публикуется по автографу (Lilly Library. Vishniak papers. F. 143). Впервые (не полностью): Новый Журнал. 1944. № 7. С. 286.
Это чувство кризиса не прошло, а усугубилось со временем. 21 июня 1937 года, когда ходили слухи, что Ходасевич собирается вернуться в Советскую Россию, он писал Н. Н. Берберовой:
Действительно, своего предельного разочарования в эмиграции (в ее «духовных вождях», за ничтожными исключениями) я уже не скрываю <…> Я сижу дома — либо играю в карты. Литература мне омерзела вдребезги, теперь уже и старшая, и младшая. Сохраняю остатки нежности к Смоленскому <…> и к Сирину [563] .
563
Письма В. Ходасевича к Н. Берберовой / Публ. Д. Бетеа // Минувшее: Исторический альманах. Paris, 1988. [Вып.] 5. С. 312–313; перепеч.: Ходасевич В. Ф. Собр. соч.: В 4 т. М., 1997. Т. 4. С. 530.