Россия и Запад
Шрифт:
Аллюзию на российскую реальность 1920 года слушатели находили в гротескной гумилевской Либерии, где большой шимпанзе в президентском доме размахивал палкой, бил посуду, шатался, как пьяный, и управлял страной. Надежду внушало, что только «целых пять дней».
Волковыский, попечитель группы домлитовцев, в которую входили Гумилев и Н. Давыдова, возникает в эпизоде с гумилевским выступлением, когда
бледный и потерявшийся Григорий Моисеевич [объясняет пролетариям,] что они просто не так поняли. Это — поэтическое произведение, метафора… Может быть, не всем знакомо это слово. Вы разрешите вам пояснить…
Он и сам не знает, что скажет в следующую минуту, но только говорить, отвлечь внимание.
Его оттесняют два комика, вылетающие на эстраду с быстрым, бойким и не всегда цензурным диалогом. Кажется, инцидент улажен. В публике первых рядов начинают раскатываться довольные смешки. «Чистая» публика незаметно, по одному, по двое, покидает зал [1091] .
1091
Возрождение. 1953. № 30.
Рыжей Зои Ольхиной, у которой, по словам Ольги Арбениной, в Доме отдыха был роман с Гумилевым, да и приезда самой Арбениной [1092] в Домот мемуаристка не заметила. Мемуаристы, в отличие от рассказчиков-хроникеров в романах, не обладают всеведением, и это порой парадоксальным образом придает ореол достоверности подсмотренным и подслушанным мизансценам, репликам, взглядам, жестам.
1092
Гильдебрандт-Арбенина О. Н. Девочка, катящая серсо… С. 160.
«Друг человечества…»: об одной литературной рецепции [**]
Летом 1819 года Пушкин, вероятнее всего в Михайловском, написал свое знаменитое стихотворение «Деревня», опубликованное, как известно, лишь после смерти поэта, но при жизни его широко разошедшееся в списках. История «Деревни» (идейное, художественное содержание, текстология и т. д.) изучена досконально и самым подробным образом сведена в новейшем академическом комментарии издающегося сейчас Полного собрания сочинений А. С. Пушкина. На эти сведения по мере необходимости я и буду опираться [1094] .
**
Константин Маркович Азадовский был одним из первых, с кем я поделилась идеей этой работы, вызвавшей, кажется, его сочувствие.
1094
Пушкин А. С. ПСС: В 20 т. Т. 2. Кн. 1 (1817–1820). СПб., 2004. С. 588–598 / Подгот. текста и прим. Е. О. Ларионовой, О. С. Муравьевой, С. Б. Федоровой. В дальнейшем ссылки на это изд. (указание стр.) в тексте.
Своей неслыханной популярностью стихотворение обязано исключительно второму «куплету», которое в отличие от первого, сентиментально-элегического, пронизано самыми радикальными либеральными идеями. Совокупность этих идей, как и текстология «Деревни» (известной в двух редакциях — ранней и поздней), необычайно сложна; но — хочу оговориться сразу — я не буду в полном объеме касаться ни первого, ни второго вопроса. Моя задача гораздо скромнее: она определяется единственной — тридцать седьмой — строкой стихотворения, которая относится ко второй его половине и никак в новом Собрании не прокомментирована — хотя, как представляется, это впрямую касается проблемы окончательного выбора текста.
В первой редакции, принятой в Полном собрании за основную, эта строка звучит так: «Мудрец печальный замечает // Везде невежества убийственный позор» (здесь и далее курсив мой. — М.Т.). Однако уже к концу 1819-го — началу 1820 года Пушкин стихотворение переработал, и в авторизованной копии А. М. Горчакова (предположительно 1825 года), авторитетность которой подчеркнута в комментарии (с. 594), вариант из лексики «унылой элегии» — «Мудрец печальный» — был заменен на новый: «Друг человечества», гораздо органичнее соотносящийся со смысловой структурой второй части и, более того, ставший, если угодно, ее камертоном. В отличие от не получившей распространения первой редакции (с. 592) многочисленные списки второй, при всех прочих отдельных разночтениях, неизменно сохраняли интересующий нас вариант: «друг человечества». Согласно сложившейся эдиционной практике вплоть до недавнего времени он был принят в качестве окончательного авторского текста и прочно укоренился в сознании читателей. Думается, что на фоне хорошо известного радикализма юного Пушкина появление под его пером этой семантически важной формулы не только заключало в себе локальный смысл, но и указывало на вполне определенный ее источник (о чем ниже) — безусловно, известный, а следовательно, и понятый не только первыми, но и последующими читателями «Деревни». Формула эта выглядела как идеологема — маркированная и соответственно эмоционально окрашенная. Генетические же ее корни просматриваются довольно отчетливо.
24 августа 1792 года на утреннем заседании Национального собрания революционной Франции депутат Мари Жозеф Шенье, столь не любимый впоследствии Пушкиным поэт и драматург, выступил с предложением присвоить ряду иностранных политических и культурных деятелей, известных своими прогрессивными убеждениями, звание почетного гражданина Французской республики. Оглашая намеченный им список из семнадцати кандидатов, среди которых фигурировали Джордж Вашингтон, Иоганн Песталоцци, Фридрих Клопшток, Тадеуш Костюшко и др., Шенье сопровождал каждое имя краткими индивидуальными характеристиками. Среди прочих назвал он и знаменитого шотландского историка Уильяма Робертсона, слава которого не миновала и Россию. Оратор представил его как «мудрого и глубокого историка», «ardent ami de l’humanit'e» [1095] . Шенье был в своих определениях конкретен и точен: Робертсону сопутствовала репутация не только выдающегося историка, но и признанного гуманиста, человека «верховного достоинства», обратившего философию «на изучение человека в обществе» [1096] .
1095
Archives Parlamentaires de 1787 & 1860. Premi`ere S`erie (1787 & 1799). T. XLVIII. Paris, 1896. P. 688.
1096
Эта характеристика Робертсона принадлежит М. Н. Муравьеву, преподававшему нравственную философию внукам Екатерины II Александру и Константину — см.: Фоменко И. Ю. Исторические взгляды М. Н. Муравьева // XVIII век. Сб. 13. Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII — начало XIX в. Л.,1981. С. 169–170.
Среди блестящих революционных ораторов, прославившихся множеством «знаменитых фраз», Мари Жозефу Шенье, неустанному организатору патриотических празднеств и автору немалого количества революционных гимнов, принадлежало не последнее место. Тем не менее вряд ли можно со всей определенностью приписывать ему исключительное авторство этой формулы: она, что называется, витала в воздухе и к началу революционных событий в различных близких по смыслу модификациях была довольно распространена. Так, маркиз Виктор-Риккети де Мирабо (Mirabeau), выдающийся экономист и отец страстного революционера, за свои филантропические идеи в области экономики заслужил имя «друг людей» — по названию одной из его книг, «L’ami des hommes», изданной еще в 1756 году. В Англии примерно в то же время известный филантроп и реформатор тюрем Джон Ховард (Howard), кончивший, кстати, свои дни в Херсоне и удостоенный там внушительного кенотафа перед зданием новой херсонской тюрьмы, также обрел общественное признание как mankind’s friend — «друг человечества» [1097] . Однако семантика этих и других близких им формул дореволюционной поры далека от каких бы то ни было идеологических смыслов; она соотносилась, повторяем, исключительно с филантропией и просветительством.
1097
Подробнее см.: Кросс Э. Британцы в Петербурге. XVIII век. СПб., 2005. По указ.
С началом революционных событий слова «друг, друзья», «человечество» явно меняют свои вербальные функции. Нет нужды напоминать о газете Марата «Друг народа». В 1791 году был образован якобинский клуб «Общество друзей конституции» — и Шенье специально писал о нем; существовали «Клуб друзей монархической конституции», «Общество друзей свободы и равенства» и т. д. Примеры можно множить, однако среди них точное словосочетание «друг человечества» не прослеживается, и, кажется, именно Шенье не только аккумулировал эту новую семантику в афористически точной формуле, но и вписал ее в четкий идеологический контекст, придав ей тем самым значение политически окрашенной идеологемы. Неслучайно эта его яркая речь позже была включена в собрание сочинений писателя, в раздел политической публицистики [1098] .
1098
См.: Petition a l’assembl'ee nationale, sur l’admission d’'etrangers auxdroits de citoyens francais. 24 ao^ut 1792 // OEuvres de M. J. Ch'enier. T. 5. Paris, 1826. P. 49–53.
Предложение Шенье было принято, и уже 26 августа представленный Национальной Ассамблее проект декрета о присуждении звания гражданина Республики поименованным иностранцам обрел силу закона. [1099]
Во время оглашения списка произошел знаменательный эпизод: депутат от Эльзаса, член Законодательной палаты Конвента Филипп Якоб Рюль (Ruhl), с места предложил дополнить представленный перечень именем «le sieur Giller, publiciste allemande» (г-н Жиллер, немецкий публицист). Рюль имел в виду Фридриха Шиллера, заслужившего, по его словам, эту честь своими произведениями, — и его предложение было единогласно одобрено. Но Рюль произнес имя Шиллера на французский манер, что имело довольно курьезные последствия.
1099
Archives Parlamentaires… S`erie I (1787 a 1799). T. XLIX. Paris, 1896. P.10. Отчет об этом заседании и принятом на нем Декрете см.: Gazette Nationale, ou Le Moniteur Universel. 1792. 28 ao^ut. Mardi. № 24. P. 1020–1021.
Имя же Робертсона по неизвестной причине в окончательный список не вошло, однако примененная к нему формула «друг человечества» была подхвачена министром внутренних дел Французской республики Жаном Мари Роланом, чье письмо сопровождало разосланный новоиспеченным французским гражданам диплом (или патент) за подписью Дантона. В письме говорилось:
Имею честь направить Вам, месье, удостоверенный государственной печатью оттиск закона от 26 августа 1792 года, согласно которому звание гражданина Французской республики присваивается ряду иностранцев. Вы там прочтете, что французская нация числит Вас среди друзей человечества и общества (au nombre des amis de l’humanit'e et de la soci'et'e), которых она удостоила сим званием.