Россия и Запад
Шрифт:
Накануне премьеры «Смерти Тарелкина» — бунт в Александринском театре. Ошалевший от ультрарадикальной демагогии артист Н. Н. Ходотов мечет громы и молнии против попавших под его горячую руку Сухово-Кобылина и Островского:
Кому нужна сейчас оплеванная жизнь и проделки жалкого дореформенного чиновничества в лице Тарелкина, в самой неудачной из неудачных пьес в трилогии Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина»? [988]
А за четыре дня до премьеры театральный критик журнала «Артист и Зритель», напомнив, в какой ужас пришел министр внутренних дел П. А. Валуев, когда прочитал «Смерть Тарелкина», предугадывает:
988
Ходотов Н. Письмо в общее собр. труппы Александринск. театра // Театр и Искусство. 1917. № 42. 15 октября. С. 729–730.
…Кто знает, может в эти дни величайших неожиданностей
За два дня до легендарно-мифического залпа «Авроры» в Александринском театре впервые играют «Смерть Тарелкина». А рецензии на спектакль выходят уже 25 октября под аккомпанемент пальбы на петербургских улицах. События на сцене и за сценой как бы аукаются и перекликаются, создавая едва ли предусмотренный режиссером эффект взаимовлияния пьесы — предтечи театра абсурда — и уличных безумств.
989
Кир. «Смерть Тарелкина» (по поводу столетия со дня рождения автора) // Артист и Зритель. 1917. № 3. 19 октября. С. 36.
По свидетельству Б. А. Горина-Горяйнова, игравшего Тарелкина,
спектакль неожиданно оказался необычайно злободневным. В пьесе Сухово-Кобылина дана жестокая, беспощадная сатира на быт далекого дореформенного прошлого. Но созвучность моменту была достигнута интерпретацией пьесы, характером ее постановки, в которой показанный в пьесе частный случай вырастал до обобщения. Полуфантастические гофмановские фигуры, скользящие в призрачном освещении сцены, чем-то напоминали деятелей текущего момента.
Зритель чувствовал это с первого момента. Беспокойный, жуткий, гнетущий кошмар, царивший на подмостках сцены, казался продолжением кошмара и сумбура, угнетавшего жизнь всех и каждого. Терялось ощущение сценической игры и чудовищно-искривленный гротеск воспринимался как частица жуткой действительности. Все казалось примерещившимся в каком-то горячечно-бредовом чаду. «Смерть Тарелкина» имела ошеломляющий успех [990] .
990
Горин-Горяйнов Б. А. Актеры (из воспоминаний). Л.; М.: Искусство, 1947. С. 138. По понятным причинам в книге не названо имя Мейерхольда.
Если Ефим Зозуля, автор первого отклика на постановку, мечтавший «смотреть пьесы светлые», «видеть не карикатуры, а людей», не принял ни пьесы, ни спектакля («В самом деле, какие люди, какие голоса, какие лица, слова, поступки! Правда, это комедия, „комическая шутка“, но сколько яду, сколько желчи в этой комической „шутке“!» [991] ), то большинство критиков на этот раз были восхищены мейерхольдовским спектаклем.
В. Я. Гликман (псевдоним В. Ирецкий):
991
З<озуля> Еф<им>. У рампы. Александринский театр. «Расплюевские веселые дни» — А. В. Сухово-Кобылин // Биржевые Ведомости. 1917. № 16 510. 24 октября (6 ноября). Вечерний вып. С. 3–4.
Шутку Сухово-Кобылина поставили как гротеск, и это не лишено самого изобретательного остроумия: фантастически-ужасную русскую действительность николаевской эпохи, с квартальными, хожалами, мушкетерами и пытками в участках только в сущности и можно теперь изображать гротеском. Так эта буффонада, сочетающаяся с сатирой, на фоне причудливо прыгающих теней и наивного суемудрия приближает нас к тому миру, откуда увлекательно легкими призраками вышли Гоцци, Бекфорд и Гофман, а у нас Гоголь с его «Невским проспектом» и «Носом»… В таком гротескном толковании «Смерти Тарелкина» самое опасное было не заслонить автора и не затенить его лица. Режиссер благополучно обошел эту опасность, и спектакль получился содержательно-интересный [992] .
992
Ирецкий В. <Гликман В. Я.> Театр и музыка. Александринский театр, «Смерть Тарелкина», пьеса Сухово-Кобылина // Речь. 1917. № 251. 25 октября (7 ноября). С. 4.
Критик К. С. Гогель (псевдоним К. Острожский):
[Горин-Горяйнов] создал на этот раз превосходный по силе, экспрессии и жуткой трагической правде образ. Может быть, это был не столько Сухово-Кобылин, сколько Достоевский, и не столько Тарелкин, сколько амальгама из Мити Карамазова и Петра Верховенского, но это было ярко, художественно закончено, глубоко пережито и выношено <…> Он вычеканил такого Тарелкина, который не скоро изгладится из памяти тех, кто его видел <…> А в общем, удивительно, на редкость удачный и интересный спектакль, на котором тем радостнее было сидеть, что за последнее время «автономная» Александринка не баловала нас художественными представлениями [993] .
993
Острожский К. <Гогель К. С.> Александринский театр («Расплюевские веселые дни» («Смерть Тарелкина»), комедия-шутка А. В. Сухово-Кобылина) // Новое Время. 1917. № 14 906. 25 октября. С. 5. Перепеч.: Мейерхольд в русской театральной критике. 1892–1918. С. 367–370.
В статье В. Н. Соловьева, давнего сторонника Мейерхольда, было впервые сказано о трактовке режиссером пьес Сухово-Кобылина:
Веселые тона театрального анекдота из «Свадьбы Кречинского» сменяются в «Деле» тягостным настроением и обостренной мелодраматичностью основных сценических положений. В «Смерти Тарелкина» видимая реальность уступает место кажущейся, комические персонажи пьесы, возникшие у Сухово-Кобылина не без влияния рассказов Гофмана и романов Жана Поля, принимают очертания кошмарных образов русской фантастики. В постановке обеих пьес и в декорациях художника Альмедингена была сознательно проведена мысль о последовательном нарастании элементов сценического гротеска [994] .
994
Вл. С. <Соловьев В. Н.У Петроградские театры // Аполлон. 1917. № 8–10. С. 56. Перепеч. (фрагмент о последних спектаклях Мейерхольда на Александринской сцене): Мейерхольд в русской театральной критике. 1892–1918. С. 375–377.
Критик А. Р. Кугель, напрочь отвергая и сатиру Сухово-Кобылина, и спектакль Мейерхольда как несозвучные переживаемому моменту, советует театру переключиться на новых грабителей и убийц, нынче орудующих на улицах столицы: «Нет, что же теперь воевать с произволами надзирателей доброго старого времени! Для сатиры нужно поискать какой-нибудь поближе закоулок». Надобно перенестись «в иные, более близкие к нам чертоги, где орудуют „орлы“ Кречинские и их фактотумы Расплюевы. И что прежние в сравнении с новейшими!» [995]
995
Homo novus <Кугель А.Р.>. Заметки // Театр и Искусство. 1917. № 44–46. 12 ноября. С. 768. Перепеч.: Мейерхольд в русской театральной критике.1892–1918. С. 370–374. Главный советский академический специалист по Сухово-Кобылину и Мейерхольду уверен, что в 1917 г. «бурная политическая жизнь страны вытеснила со страниц газет и журналов театральные рецензии» и «поэтому мы располагаем весьма скудными данными о каждом из трех спектаклей» по пьесам Сухово-Кобылина (Рудницкий K. Л. Режиссер Мейерхольд. М.: Наука, 1969. С. 215). Это открытие слово в слово повторено в другой книге того же автора: «Мейерхольд» (М.: Искусство, 1981. С. 228).
Трагические события на петербургских улицах отзываются на судьбе необычного спектакля, на судьбе театра, на судьбах актеров. Кошмар, воссозданный на сцене, врывается в жизнь самих александринцев.
Едва дорвавшись до Зимнего дворца, большевики мгновенно начинают командовать театрами. Через три дня после захвата власти назначенный вместо комиссара Временного правительства Ф. А. Головина бывший помощник режиссера в Суворинском театре М. П. Муравьев прислал всем государственным и частным театрам, в том числе и труппе Александринки, циркулярное письмо с категорическим требованием к актерам и служащим «оставаться на своих местах, дабы не разрушать деятельности театров». Большевистский комиссар нагло пригрозил, что «всякое уклонение от выполнения своих обязанностей будет считаться противодействием новой власти и повлечет за собой заслуженную кару» [996] .
996
События и театры // Театр и Искусство. 1917. № 44–46. 12 ноября. С. 763.
Как записала 28 октября в своем дневнике писательница
С. И. Смирнова-Сазонова, никто раньше в Александринском театре и не думал о забастовке, «но, получив в дерзк<ой> форме так<ой> приказ, труппа взяла, да и отменила нынешний спектакль. До приказания большевиков вечером должна б<ыла> идти „Смерть Тарелкина“, а после их повеления спектакль отменили» [997] .
Так 28 октября началась забастовка в театре. Подавляющее большинство александринцев отказались признать власть большевистских самозванцев. Дирекция театра во главе с главноуполномоченным Временного правительства Ф. Д. Батюшковым превратилась в штаб антибольшевистского сопротивления. Лозунг забастовщиков: «Никакого примирения с захватчиками власти! Вся власть Учредительному собранию!» [998] 5 ноября актеры продолжили забастовку, протестуя против варварского обстрела большевиками Московского Кремля, продолжили и солидарный бойкот новых властителей, вопреки свирепым угрозам Лениных — Луначарских.
997
Запись в дневнике писательницы С. И. Смирновой-Сазоновой // Советский театр: Документы и материалы. Русский советский театр. Л.: Искусство, 1968. С. 227.
998
Горин-Горяйнов Б. А. Актеры (из воспоминаний). С. 141.