Россия и Запад
Шрифт:
«…Добреду до Клюева…». Wozu?
Н. А. Клюев оказался, пожалуй, первым известным писателем, с которым лично познакомился Д. Хармс.
В мемуарной литературе сведения об их знакомстве впервые появились в публикации воспоминаний поэта И. И. Маркова [929] :
В клюевской комнате на Большой Морской, где иконы старинного письма соседствовали с редкими рукописными книгами, можно было встретить Николая Заболоцкого, Алексея Чапыгина, Александра Прокофьева, Даниила Хармса, Павла Медведева [930] .
929
Подробную справку об этом приятеле Хармса и Клюева см.: К истории «Левого фланга» Ленинградского отделения Союза поэтов / Вступит, ст., подгот. текста и коммент. Т. М. Двинятиной и А. В. Крусанова // Русская литература. 2008. № 4. С. 154.
930
Марков И. И. О Сергее Есенине // Есенин и русская поэзия. Л., 1967. С. 320.
Примерно в конце лета 1923 года Клюев поселился в доме 45 по ул. Герцена (до 1902-го — Б. Морская): сначала жил в маленькой полутемной комнате, а с 1925 года переехал в большую (в двух других комнатах поселился художник П. А. Мансуров
931
Эти сведения см.: Азадовский К. Жизнь Николая Клюева: Документальное повествование. СПб., 2002. С. 196.
932
Дневниковые записи Даниила Хармса / Публ. А. Устинова и А. Кобринского // Минувшее: Исторический альманах. <Вып.> 11. М.; СПб., 1992. С. 541.
В записных книжках Хармса имя Мансурова появляется впервые около 31 августа 1925 года («Павел Андреевич Мансуров» — весь текст) [933] . Значительно раньше, между 1 и 4 апреля 1925 года, Клюев сделал памятную запись в маленьком альбомчике Хармса: «Верю, люблю, мужествую. Николай Клюев» [934] . Не исключено, что не является случайным соседство этой записи с другой — записью Э. А. Русаковой.
Дело в том, что не позднее второй половины марта 1925 года Хармс познакомился с семейством Русаковых [935] , реэмигрантов, в феврале 1919-го вернувшихся в Петроград [936] . 19 марта Хармс намеревался посетить их дом [937] и, по-видимому, тогда (или, по другим сведениям, несколько ранее) увлекся одной из дочерей Русаковых Эстер, ставшей впоследствии его первой женой. Из материалов коллективного Дела П-18232, заведенного, в том числе, на арестованную 7 сентября 1936 года Э. Русакову, следует, что дом Русаковых, наряду с писателями А. Н. Толстым, К. А. Фединым, переводчиком Д. И. Выгодским и другими известными людьми, посещал также и Клюев [938] . Кажется, что заведение Хармсом альбомчика для памятных записей инициировано совершенно новыми для него, если можно так выразиться, «светскими» впечатлениями от знакомства с более или менее известными людьми, среди которых Клюев занимал едва ли не первенствующее место. По воспоминаниям современников, Клюева, когда он бывал в компаниях, всегда просили почитать стихи, и не исключено, что именно в доме Русаковых в конце марта — начале апреля 1925 года Хармс не только познакомился с Клюевым, но и впервые услышал его стихи в авторском исполнении.
933
Хармс Д. Записные книжки. Дневник: В 2 кн. СПб., 2002. Кн. 1. С. 47 // Хармс Д. ПСС: В 5 т., 6 кн. СПб., 1997–2002.
934
Впервые: Дневниковые записи Даниила Хармса… Указ. изд. С. 541; альбом заполнялся с 23 марта по 8 апреля 1925 г. (ОР РНБ. Ф. 1232. Оп. II. Без номера).
935
Фамилия, имя и отчество главы семейства, адрес и телефон записаны Хармсом в записную книжку в середине марта 1925 г.: Хармс Д. Указ. изд. Кн. 1. С. 17.
936
См.: Шубинский В. Даниил Хармс: Жизнь человека на ветру. СПб., 2008. С. 89–92.
937
Хармс Д. Указ. изд. Кн. 1. С. 17.
938
Справка В. А. Русаковой от 13 февраля 1995 г.; другие сведения, любезно сообщенные В. А. Русаковой на основе семейных документов и материалов следственного дела Э. Русаковой, см.: «…Сборище друзей, оставленных судьбою»: А. Введенский, Л. Липавский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников. «Чинари» в текстах, документах и исследованиях: В 2 т. Б. м., 1998. Т. 2. С. 610–612.
Попытаемся далее проследить возможные (и несомненные, документированные) соприкосновения Клюева и Хармса.
Клюев ко времени знакомства с Хармсом уже был членом Союза поэтов [939] . Хармс же подал заявление о вступлении в Союз только 15 августа 1925 года [940] , однако посещал его заседания с более раннего времени: «Документально подтверждается его регулярное присутствие на союзных вечерах с конца мая 1925 г.» [941] Таким образом, Хармс мог быть посетителем 1-го вечера Всероссийского союза поэтов, состоявшегося в Библиотеке им. Тургенева (ул. 3 Июля, д. 34) 14 июня 1925 года, на котором среди девятнадцати членов Союза читал свои стихи и Клюев.
939
Азадовский К. Указ. соч. С. 18 и др.
940
Александр Введенский и Даниил Хармс в Ленинградском союзе поэтов и Ленинградском союзе писателей: (По материалам архивов Пушкинского Дома) / Публ. Т. А. Кукушкиной // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2007–2008 гг. СПб., 2010. С. 549.
941
Там же.
В хронологически сбивчивых воспоминаниях Г. Н. Матвеева говорится о посещении Хармса Клюевым — скорее всего, все в том же 1925 году:
Даниил заходил к Клюеву, нравились ему чудачества Клюева: чуть не средневековая обстановка, голос и язык ангельский, вид — воды не замутит, но сильно любил посквернословить [942] .
Неизвестно, был ли Хармс на гражданской панихиде по Есенину, состоявшейся 29 декабря 1925 года в помещении Союза поэтов на набережной Фонтанки, д. 50 (в ней участвовал Клюев). Однако известен его скорый творческий отклик на гибель Есенина: 14 января 1926 года Хармс написал стихотворение «Вьюшка смерть» с посвящением «Сергею Есенину», где по понятной ассоциации упомянул и Клюева (см. заглавие настоящей работы). Возможно, Хармс готов был прочитать его на вечере памяти Есенина, организованном совместно Союзом поэтов и Союзом писателей 8 февраля 1926 года в Капелле: здесь одиннадцать членов обоих союзов, в том числе и Клюев, читали свои посвященные памяти Есенина стихи (Клюев читал также стихи самого Есенина). Но, как явствует из письма А. В. Туфанова тогдашнему председателю Правления Союза писателей Ф. К. Сологубу, никому из членов объединения «Левый фланг» (куда входил и Хармс) Союза поэтов «не дали ни одного места» [943] , поскольку правление Союза отклонило предложенные ими к чтению произведения «как не отвечающие теме вечера» [944] . В стихах представителя «Школы чинарей Взирь зауми» (так Хармс подписался под своим произведением) «оценщикам» было, конечно, не просто уловить их соотнесенность с гибелью Есенина.
942
Воспоминания Георгия Матвеева о Данииле Хармсе / Публ. А. Л. Дмитренко // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2007–2008 гг. СПб., 2010. С. 598. Здесь же подробная биографическая справка о мемуаристе (С. 593–596).
943
К истории «Левого фланга» Ленинградского отделения Союза поэтов… С. 186.
944
Александр Введенский и Даниил Хармс в Ленинградском союзе поэтов и Ленинградском союзе писателей… С. 552.
Около мая 1926 года вышел сборник Союза поэтов «Собрание стихотворений», в котором, наряду с произведениями других членов Союза, опубликованы и стихи Клюева и Хармса [945] . Посещения Хармсом Клюева в 1926 году — наиболее документированный период их контактов: в записных книжках Хармса они отмечены 29, 30, 31 октября (видимо, что-то требовало тогда ежедневных встреч) и 21 ноября [946] .
Союз поэтов провел 17 декабря 1926 года (у себя в Союзе), затем 10 января (в Большом драматическом театре) и 8 февраля 1927 года (в Капелле) один за другим три вечера памяти Есенина. На всех этих вечерах Клюев читал «Плач о Сергее Есенине». Возможно, хотя бы на одном из этих «союзных» вечеров присутствовал Хармс. Между тем 4 января 1927 года, как отмечено в его записной книжке, Хармс в очередной раз посетил Клюева [947] .
945
Там же. С. 553.
946
Хармс Д. Указ. изд. Кн. 1. С. 79–81.
947
Там же. С. 123.
В конце 1927 года Клюев намеревался вместе с Хармсом (и его другом А. И. Введенским) выступить с чтением своих произведений:
Клюев приглашает Введенского и Меня читать стихи у каких-то студентов, но не в пример протчим, довольно культурным. В четверг, 8 декабря, утром надо позвонить Клюеву [948] .
Состоялось ли планируемое выступление, неизвестно.
Как явствует из записных книжек Хармса, в январе следующего года он занимался многочисленными и самыми разными вопросами, связанными с организацией вечера «Три левых часа» (состоялся 24 января) и, среди прочего, с распределением билетов между специально приглашенными зрителями. В списке лиц, кому были предназначены пригласительные билеты, находим и Клюева [949] .
948
Хармс Д. Указ. изд. Кн. 1. С. 185. Туже запись Хармс повторил на отдельном листке, только вместо «протчим» написал «прошлым» (Хармс Д. Указ. изд. Кн. 2. С. 166). Эту коррективу можно пояснить. Вероятно, имеются в виду студенты литературно-словесного отделения Высших курсов искусствоведения, перед которыми 28 марта 1927 г. выступали Хармс и его друзья. Выступления прерывались язвительными шутками и замечаниями слушателей, на которые в конце концов резко отреагировал Хармс. В результате в Ленинградское отделение союза поэтов поступил «Протест» студентов, в газете «Смена» была опубликована резкая статья, порицавшая Хармса и его друзей (Иоффе Н., Железнов Л. Дела литературные… (О «Чинарях») // Смена. 1927. 3 апреля), а Хармс и А. И. Введенский в ответ написали «Заявление», отвергавшее обвинения в их адрес. Документация по этому инциденту впервые полностью опубл.: Александр Введенский и Даниил Хармс в Ленинградском союзе поэтов и Ленинградском союзе писателей… // Указ. изд. С. 577–579.
949
Хармс Д. Указ. изд. Кн. 1. С. 192. Отметим, что фамилия Клюева по неизвестным причинам вычеркнута; характерно, что за Клюевым в этом списке следует его сосед по квартире Мансуров.
Упоминание Марковым Хармса в числе посетителей Клюева (см. выше и прим. 2) находит подтверждение в развернутом описании одного такого посещения в мемуарах хармсовского приятеля 1920-х годов поэта И. В. Бахтерева:
До чего же мал и тесен город, в котором живем! Переходя Садовую, встречаем Введенского.
— Куда, друзья, держите путь?
Даниил объяснил, что ведет нас к поэту Клюеву. Александр оживился, сказал, что присоединяется к нам. Теперь шли вчетвером, попали в большой, будто в пригороде, зеленый двор. Александр бывал у Клюева чаще Хармса, потому его и направили на рекогносцировку. Вернулся немедленно, сказал:
— Николай Алексеевич просит к себе.
Входим и оказываемся не в комнате, не в кабинете широко известного горожанина, а в деревенской избе кулака-мироеда с дубовыми скамьями, коваными сундуками, киотами с теплящимися лампадами, замысловатыми райскими птицами и петухами, вышитыми на занавесях, скатертях, полотенцах.
Навстречу к нам шел степенный, благостный бородач в посконной рубахе, молитвенно сложив руки. На скамье у окна сидел паренек, стриженный «горшком», в такой же посконной рубахе.
Всех обцеловав, Клюев сказал:
— Сейчас, любезные мои, отрока в булочную снарядим, самоварчик поставим…
Отрок удалился.
— Я про тебя понаслышан, Миколушка, — обратился он к Заболоцкому, — ясен свет каков, розовенький да в теле. До чего хорош, Миколка! — И уже хотел обнять Николая, но тот сладкоголосого хозяина отстранил.
— Простите, Николай Алексеевич, — сказал Заболоцкий, — вы мой тезка, и скажу напрямик.
— Сказывай, Миколка, от тебя и терновый венец приму.
— Венца с собой не захватил, а что думаю, скажу, уговор — не сердитесь. На кой черт вам весь этот маскарад? Я ведь к поэту пришел, к своему коллеге, а попал не знаю куда, к балаганному деду. Вы же университет кончили, языки знаете, зачем же дурака валять…
Введенский и Хармс переглянулись.
— Прощай чаек, — шепнул мне Даниил.
Действительно, с хозяином произошло необыкновенное. Семидесятилетний дед превратился в средних лет человека (ему и было менее сорока) с колючим, холодным взглядом.
— Вы кого мне привели, Даниил Иваныч и Александр Иваныч? Дома я или в гостях? Волен я вести себя, как мне заблагорассудится?
От 'oканья и благости следа не осталось.
— Хочу — псалом спою, а захочу — французскую шансонетку. — И, сказав, продемонстрировал знание канкана.
Мы не дослушали, ближе-ближе к двери — и в коридор, смотрим, стоит в темноте отрок со связкой баранок.
— Чего же вы, граждане, наделали? Злобен он и мстителен. Уходите подобру-поздорову.
Мы задерживаться и не собирались, попробовали заглянуть к жившему по соседству художнику Мансурову — не застали, пытались навестить Малевича — не было в окнах света, и Введенский заторопился на очередной преферанс.
Жалею, что с вами связался, — сказал на прощанье Введенский, — теперь к нему не зайдешь [950] .
950
Бахтерев И. Когда мы были молодыми: (Невыдуманный рассказ) // Воспоминания о Н. Заболоцком. Изд. 2-е, доп. М., 1984. С. 81–82.
Воспоминания Бахтерева грешат избыточной «литературностью» и неточностями, поэтому попытаемся поставить сообщаемые в них сведения в реальный временной контекст.
«Менее сорока» (как пишет Бахтерев) Клюеву, родившемуся в октябре 1884 года, было по крайней мере до октября 1924-го, но в это время Хармс с Клюевым еще точно не знакомы. С Бахтеревым Хармс и Введенский познакомились не ранее осени 1926 года. Заболоцкий с конца 1926-го находился на военной службе и, хотя имел возможность ежедневно возвращаться из казарм домой, ходил постоянно в военной форме, что не могли не отметить Бахтерев (и Клюев) [951] . Скорее всего, описанный Бахтеревым визит к Клюеву происходил в 1927 году [952] .
951
Тем не менее А. Кобринский считает, что описанное посещение происходило «примерно в декабре 1926 года» (Кобринский А. Даниил Хармс. М., 2008. С. 104).
952
Попутно отметим, что в свете описанного Бехтеревым (если его рассказ точен) мимолетного (и конфликтного) пребывания Заболоцкого в гостях у Клюева представляется странным утверждение Маркова о том, что у Клюева «можно было встретить Николая Заболоцкого…» (см. выше).
Имеется также свидетельство Н. Н. Матвеева-Бодрого о неоднократном посещении Клюевым семьи Хармса:
Очень часто бывал у них Клюев. Жена Ивана Павловича
Итак, очевидно, что по крайней мере с весны 1925-го по 1928 год Хармс и Клюев неоднократно встречались друг с другом в домашней обстановке, возможно, на литературных вечерах и даже планировали совместное выступление.
953
Воспоминания Георгия Матвеева о Данииле Хармсе / Публ. А. Л. Дмитренко // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2007–2008 годы. СПб., 2010. С. 601. Эти беседы Клюева с матерью Хармса могли происходить не позже февраля 1929 г. (скончалась 18 февраля).