Россия, которой не было - загадки, версии, гипотезы
Шрифт:
Героизм - вот то слово, которое выражает, по моему мнению, основную сущность интеллигентского мировоззрения и идеала, притом героизм самообожания... Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние героического экстаза с явно истерическим оттенком. Россия должна быть спасена, и спасителем ее может и должна явиться интеллигенция вообще и даже имярек в частности - и помимо его нет спасителя и нет спасения... Героический интеллигент не довольствуется поэтому ролью скромного работника (даже если он и вынужден ею ограничиваться), его мечта - быть спасителем человечества или по крайней мере русского народа... Для него необходим (конечно, в мечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум... Даже если он и не видит возможности сейчас осуществить этот максимум и никогда ее не увидит, в мыслях он занят только им. Он делает исторический прыжок в своем воображении и, мало интересуясь перепрыгнутым путем, вперяет свой взор лишь в самую светлую точку на краю исторического горизонта... Во имя веры в программу лучшими представителями интеллигенции приносятся жертвы жизнью, здоровьем, свободой, счастьем... ("худшие" представители интеллигенции, которых гораздо больше, охотнейше приносят в жертву чужие жизни, здоровье, свободу и счастье - А.Б.). Хотя все чувствуют себя героями, одинаково призванными быть провидением и спасителями, но они не сходятся в способах и путях этого спасения... С интеллигентским движением происходит нечто вроде самоотравления... Интеллигенция, страдающая "якобинизмом", стремящаяся к "захвату власти", к "диктатуре" во имя народа, неизбежно разбивается и распыляется на враждующие меж собой фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше поднимается температура героизма... Герой есть до некоторой степени сверхчеловек, становящийся по отношению к ближним своим в горделивую и вызывающую позу спасителя, и при всем своем стремлении к демократизму интеллигенция есть лишь особая разновидность сословного аристократизма, надменно противопоставляющая себя "обывателям". Кто жил в интеллигентских кругах, хорошо знает это высокомерие и самомнение, сознание своей непогрешимости и пренебрежение к инакомыслящим... Вследствие своего максимализма интеллигенция остается малодоступна к доводам исторического реализма и научного знания...
...В нашей литературе много раз указывалась духовная оторванность нашей интеллигенции от народа. По мнению Достоевского, она пророчески предсказана была уже Пушкиным, сначала в образе вечного скитальца Алеко, а затем Евгения Онегина... И действительно, чувства кровной исторической связи, сочувственного интереса, любви к своей истории, эстетического ее восприятия поразительно мало у интеллигенции, на ее палитре преобладают две краски, черная для прошлого и розовая для будущего..."
М.О. ГЕРШЕНЗОН: "Что делала наша интеллигентская мысль последние полвека? Я говорю, разумеется, об интеллигентской массе. Кучка революционеров ходила из дома в дом и стучала в каждую дверь: "Все на улицу! Стыдно сидеть дома!" - и все создания высыпали на площадь: хромые, слепые, безрукие, ни одно не осталось дома. Полвека толкутся они на площади, голося и перебраниваясь. Дома - грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до этого. Он на людях, он спасает народ - да оно и легче, и занятнее, чем черная работа дома. Никто не жил - все делали (или делали вид, что делают) общественное дело... а в целом интеллигентский быт ужасен: подлинная мерзость запустения, ни малейшей дисциплины, ни малейшей последовательности даже во внешнем, день уходит неизвестно на что, сегодня так, а завтра, по вдохновению, все вверх ногами; праздность, неряшливость, гомерическая неаккуратность в личной жизни, наивная недобросовестность в работе, в общественных делах необузданная склонность к деспотизму и совершенное отсутствие уважения к чужой личности, перед властью то гордый вызов, то покладистость - не коллективная*, я не о ней говорю, а личная...
* Насмотрелись и коллективной покладистости, групповых призывов "раздавить гадину" и в 37-м, и в 93-м...
Примечание ко 2-му изданию: эта характеристика нашей интеллигентской массы была признана клеветою и кощунством**. Но вот что, десять лет назад, писал Чехов: "Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр" (письмо к И.И. Орлову 22 февраля 1889 г. в вышедшем на днях сборнике писем А.П. Чехова под ред. Бочкарева). Последние слова Чехова содержат в себе верный намек: русская бюрократия есть в значительной мере плоть от плоти русской интеллигенции...
...Чем подлиннее был талант, тем ненавистнее ему были шоры интеллигентской общественно-утилитарной морали, так что силу художественного гения у нас почти безошибочно можно было измерять степенью его ненависти к интеллигенции: достаточно назвать гениальнейших: Л. Толстого и Достоевского, Тютчева и Фета... То, чем жила интеллигенция, для них не существовало... в лице своих духовных вождей она (интеллигенция - А.Б.) творила партийный суд над свободной истиной творчества и выносила приговоры: Тютчеву - за невнимание, Фету - за посмеяние, Достоевского объявляла реакционным, а Чехова индифферентным... А масса этой интеллигенции была безлична, со всеми свойствами стада: тупой косностью своего радикализма и фанатической нетерпимостью. Могла ли эта кучка искалеченных душ остаться близкой народу?
** Ну разумеется, шум после выхода книги поднялся страшный, удивляюсь, как никого из авторов тогда не убили... Однако взбешенная "либеральная интеллигенция" разослала по России ораторов, читавших лекции о реакционности, полнейшем ничтожестве и профессиональной несостоятельности авторов "Вех"...
...Она выбивалась из сил, чтобы просветить народ, она засыпала его миллионами экземпляров популярно-научных книжек, учреждала для него библиотеки и читальни, издавала для него дешевые журналы - и все без толку, потому что она не заботилась о том, чтобы приноровить весь этот материал к его уже готовым понятиям, и объясняла ему частные вопросы знания без всякого отношения к его центральным убеждениям, которых она не только не знала, но даже не предполагала ни в нем, ни вообще в человеке... Сонмище больных, изолированных в родной стране, - вот что такое русская интеллигенция... в длинной веренице интеллигентских типов, зарисованных таким тонким наблюдателем, как Чехов, едва ли найдется пятьшесть нормальных человек. Наша интеллигенция на девять десятых поражена неврастенией: между ними почти нет здоровых людей - все желчные, угрюмые, беспокойные лица, искаженные какой-то тайной неудовлетворенностью, все недовольны, не то озлоблены, не то огорчены..."
А.С. ИЗГОЕВ: "До последних революционных лет творческие даровитые натуры в России как-то сторонились от революционной интеллигенции, не вынося ее высокомерия и деспотизма".
Б.А. КИСТЯКОВСКИЙ: "Русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности, из всех культурных ценностей право находилось у нас в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне развития... Русская интеллигенция состоит из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы... В идейном развитии нашей интеллигенции, поскольку оно отразилось в литературе, не участвовала ни одна правовая идея. И теперь в той совокупности идей, из которой слагается мировоззрение нашей интеллигенции, идея права не играет никакой роли".
П.Б. СТРУВЕ: "В 60-х годах с их развитием журналистики и публицистики "интеллигенция" явственно отделяется от образованного класса, как нечто духовно особое. Замечательно, что наша национальная литература остается областью, которую интеллигенция не может захватить.* Великие писатели Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чехов не носят интеллигентского лика... даже Герцен, несмотря на свой социализм и атеизм, вечно борется в себе с интеллигентским ликом...
* Увы, с тех пор произошли роковые перемены.
...Интеллигенция нашла в народных массах лишь смутные инстинкты, которые говорили далекими голосами слившимися в какой-то гул. Вместо того, чтобы этот гул претворить систематической воспитательной работой в сознательные членораздельные звуки национальной личности, интеллигенция прицепила к этому гулу свои короткие книжные формулы. Когда гул стих, формулы повисли в воздухе..."**
** Точное описание нашей "перестройки"...
С.Л. ФРАНК: Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, кроме критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состоянии на хорошие и дурные, добрые и злые.* У нас нужны особые, настойчивые указания, исключительно громкие призывы, которые для большинства звучат всегда несколько неестественно и аффектированно... Ценности теоретические, эстетические, религиозные не имеют власти над сердцем русского интеллигента, ощущаются им смутно и неинтенсивно и, во всяком случае, всегда приносятся им в жертву моральным ценностям... Начиная с восторженного поклонения естествознанию в 60-х годах и кончая самоновейшими научными увлечениями вроде эмпириокритицизма, наша интеллигенция искала в мыслителях и их системах не истины научной, а пользы для жизни, оправдания или освящения какой-либо общественно-моральной тенденции... Эта характерная особенность русского интеллигентского мышления - неразвитость в нем того, что Ницше называл интеллектуальной совестью, - настолько общеизвестна и очевидна, что разногласия может вызвать, собственно, не ее констатация, а лишь ее оценка...
* Блестящее подтверждение того, что эти слова нисколько не устарели, мы имеем и в наши дни. Российский парламент 1993 г. был "плохой" - и его можно расстрелять из танков. Белорусский парламент 1996 г. был "хороший" - и Лукашенко, распустивший его (всего лишь распустив!), - фашист и тиран...
...Лучи варварского иконоборчества, неизменно горящие в интеллигентском сознании..."
После Октября интеллектуалов либо уничтожали, либо высылали за границу (как произошло и с некоторыми авторами "Вех") - зато интеллигенция самым великолепным образом устроилась при большевиках, поскольку ее мировоззрению как нельзя лучше отвечали идеи "всемирного пожара" и "нового искусства". Двадцать лет после революции интеллигенция правила бал, пока реалист Сталин не выбрал синицу в руках - и интеллигентов долго топтали сапогами в тех же самых подвалах, где они сами измывались над теми, кто входил в понятие "неизбежные издержки".
Лучше всего о том, что и сегодня не потеряла актуальности ни единая строчка "Вех", свидетельствует статья Солженицына "Образованщина", вышедшая в 1974 г. [75].
Солженицын: "Интеллигенция сумела раскачать Россию до космического взрыва, но не сумела управить ее обломками. Потом, озираясь из эмиграции, сформулировала интеллигенция оправдание себе: оказался "народ - не такой", "народ обманул ожидания интеллигенции". Так в этом и состоял диагноз "Вех", что, обожествляя народ, интеллигенция не знала его, была от него безнадежно отобщена!"