Россия ментовская
Шрифт:
Василия привели в кабинет начальника управления. А, упал на колени: "Пощадите, не виновен". Разговора не получилось. Стали бить ладонями по ушам, а потом руки за спиной сковали наручниками, голову просунули между колен. Для смеха катали по кабинету. Потом усадили на стул, ударили коленом по позвоночнику. Хорошо, что А, в юности занимался борьбой - это и помогло ему выстоять.
Александр Д, прошел через Афганистан, штурмовал дворец Амина. А в РОВД ему сломали ребро и били по половым органам. Сажали в противогазе на пол, руки приковывали наручниками к ножке стула и перекрывали дыхательную трубку. Потом в противогаз прыснули
Николая А., начальника районной ГАИ, на допрос привели в служебной форме.
– Сами подумайте, - убеждал оперов майор, - зачем мне трактор - огород, что ли, на нем пахать?
– Придется "освежить" память, - сказали коллеги и сунули шланг противогаза в нашатырь. Из майора тоже сделали "колесо", избивали ремнем.
После пыток бросили в камеру с уголовниками - в ИВС. Попросил вызвать "Скорую помощь". Через некоторое время появился милиционер с резиновой дубинкой: "Доктора вызывал?"
Через 26 суток "угонщика" выпустили на свободу за недостатком улик.
Даже в суде руководство МВД не извинилось перед матерью погибшего И, и другими потерпевшими. "За гибель вашего сына достаточно удержанных с нас 30 миллионов рублей", - сказала на суде ответчица от МВД. В последнем слове милиционеры просили учесть их былые заслуги перед страной.
Многие из российских граждан сталкивались с похожим обращением в милиции не один раз.
Вот как, например, описывает КПЗ московской милиции современный писатель, и это всего лишь глава романа, родившаяся, конечно же, не на пустом месте.
"АДВОКАТ"
– Корешок, подкинь курева!
– попросил кто-то сзади.
Родионов обернулся. У стены, окрашенной тусклой зеленой краской, на деревянной широкой скамье сидело несколько задержанных - людей в основном штатского вида, каких можно встретить где угодно, хоть на рынке, хоть в метро. Явных бандитских рож не было.
– Камеры мыть захотел?
– злобно сказал капитан, скользя взглядом по лицам задержанных, определяя на глазок говорившего. Но лица были тусклы, глаза у всех опущены вниз, и определить нарушителя было невозможно. Известно: когда самые разные люди, с самыми разными темпераментами и характерами несколько часов кряду протомятся в милицейской приемной, все становятся одинаково унылы, какая-то общая серая печать как пыль ложится на все лица.
Но Родионов-то был еще свежий человек. С воли.
– Товарищ капитан!
– с достоинством сказал он.
Я хочу знать, на каком основании меня задержали! Заломили мне руки. Вот... Я требую адвоката!..
– добавил он в конце, вспомнив сцену из какого-то американского боевика.
Задержанные, все как один, с изумлением вскинули головы.
Лицо капитана озарилось злой и веселой радостью.
– Адвокат в смене сегодня?
– осведомился он у дежурного.
– Только заступил, - не поднимая головы от своих бумаг, серьезно ответил дежурный, которому, по-видимому, наскучило уже все на свете.
– Там он, вторую камеру шерстит...
Капитан озарился еще большей радостью. Родионов прикусил губу.
– Адвокат!
– закричал капитан в коридор.
– Подь сюда!
Задержанные повеселели и оживились.
– Ладно, - сказал Родионов.
– Беру свои слова обратно...
– Ну нет!
– возразил маленький капитан.
– Закон есть закон. Адвокат, вот тебя тут требуют...
– добавил
Павел обернулся. Из коридора выходил плотный дядька, похожий на озабоченного дачника, только вместо тяпки в руках его была резиновая штуковина. Плоское и вспотевшее лицо его в накрапах веснушек казалось спокойным, и этим было страшно. Был он без кителя, в светлой голубой рубашке с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами. Из-под распахнутой рубашки выпирал мохнатый паучий живот. Павел заметил, что креста на дядьке нет.
– Этот, что ль?
– кивнул дядька, даже не взглянув на Павла.
– Ну, пойдем.
С этими словами он крепкой разлапистой пятерней скомкал Родионова за загривок и потащил в глубь коридора. Острый запах пота исходил из подмышек "адвоката", и они были темны, вероятно, из-за предыдущей работы во второй камере. Последнее, что успел заметить Павел, - разочарованные лица задержанных, которым, по-видимому, было жалко, что они лишаются занятного зрелища, поскольку основные действующие лица уходили со сцены за кулисы и развязку шел досматривать один только маленький капитан, который тычками помогал верзиле тащить Павла.
Родионова стали впихивать в тесное помещение без окон, внутри которого кто-то стонал во мраке. Он уперся раскорякой в дверях, как Иванушка перед печью, и немедленно получил страшный удар в поясницу, отчего ноги его сами собой подогнулись и он свалился на пороге. Еще два или три удара, от которых захватило дух и затошнило, получил он уже в помещении.
– Волки позорные!
– захрипел Родионов, вспомнив, что именно так нужно кричать в подобных случаях.
Искры брызнули из глаз, екнула селезенка, или что там в боку, куда с размаху пнул его маленький рассерженный капитан. Роняя длинную густую слюну, Родионов стал приподниматься с пола на четвереньки и в это время получил парализующий удар дубинкой по плечу около шеи. Отнялась вся правая половина тела, зато все остальные удары он уже почти не чувствовал, ибо болевой порог был уже преодолен. Он не кричал, не стонал, а тяжко и прерывисто всхрапывал, хватал маленькие кусочки воздуха открытым ртом...
Потом его тащили за ноги куда-то по цементному полу, но он был уже вполне равнодушен ко всему на свете, а в голове неподвижно стояла только одна спокойная мысль: "умереть".
Очнулся он глубокой ночью на жестких нарах у холодной стены. Вокруг стояла тусклая серая пелена. Вероятно, начинало светать. Глубокая тоска отчаяния пронизывала всю его душу. От пережитого унижения, от этих собачьих побоев, от того, что мир не знает о нем, живет себе по-прежнему... И Ольга где-то там... Олечка милая, Ольгуша...
– Ольга! Слышишь ли ты меня!..
– со стоном вырвалось из его из груди...
– Маняня!
– плаксивым козелком тотчас отозвалось, проблеяло совсем рядом.
– Слышь ли!.. Куда они меня завезли?..
– Тихо вы там!
– урезонил их бас от окна.
– И так сна нет...
– Тебе хорошо, Влас, - помолчав, возразил плачущий козелок, - ты шофер. И жена тебя уважает... А я при должности, будут теперь фамилию трепать... А Маняня что мне скажет?.. Что?! Что она мне скажет?..
Родионов приподнял голову и скосил глаза. Рядом с ним на узкой коечке лежал и трясся этот самый козелок, но лица его нельзя было рассмотреть, поскольку тот лежал, свернувшись калачиком и упрятав голову под простынь.