Россия молодая (Книга 2)
Шрифт:
Варсонофий покашлял в кулак.
– Ну, иди, чадо!
– усмехнулся Афанасий.
Монах повернулся, как учили, ударил разбитым сапогом, пошел через плац.
– Не вернется в монахи, - сказал Афанасий.
– Образ не таков. Нет, не быть ему монахом, удерет... Капралом будет али разбойником...
Прощаясь, Афанасий сказал Резену:
– А ты, господин, не обижайся. Больно много вас, волков, к нам повадилось. Мне про тебя Сильвестр Петрович хорошо сказывал, да я не верил. Прости, коли обидел, не хотел.
Инженер не отвечал, посасывал трубку.
У ворот Афанасий благословил Иевлева,
– Трудно тебе будет, капитан-командор, труднее нельзя! Прощай! Может, и не свидимся.
Сильвестр Петрович поклонился низко, помог старику спуститься в карбас. На валах, на башнях, на стенах крепости, обнажив головы, стояли артиллеристы, стрельцы, монахи, каменщики, кузнецы, плотники - все те, кому предстояло защищать Архангельск в грядущей баталии.
Афанасий, стоя в карбасе, медленно, широко перекрестил их, сказал, не отрывая взгляда от крепости:
– С богом!..
Матросы крюками оттолкнули судно, келейник накинул на плечи владыки шубку, костыльник покрыл ему колени теплым платком...
– Теперь водки выпить да поесть малость!
– сказал Сильвестр Петрович.
– Это хорошо!
– согласился Резен.
Он протер стекло подзорной трубы и еще посмотрел: Двина была пуста, только дождь моросил, да низко, над самой водой летали чайки. Невидимые дозорные перекликались на валах и башнях крепости.
– Поп какой!
– сказал с удивлением Резен, глядя вслед карбасу.
– Поп разумный! Пойдем, Егор. И будь в спокойствии. Нас упредят, узнаем от караулов. Не гляди, что пусто, - по всей реке народ стережет...
Вдвоем спустились с башенной вышки, по мокрому пустому плацу дошли до крыльца избы, в которой жил Резен, тут остановились. Инженер сказал по-немецки:
– У меня аквавита есть - добрая водка. Берёг для случая. Немного выпил - давно. С господином Крыковым выпил...
– Господин Крыков, может, сейчас уже и досмотр начал!
– произнес Сильвестр Петрович.
– А может, и воров рубит. Все может быть...
Они вошли в горницу, инженер зажег свечу, отпер ключом сундук, достал аквавиту и скляницу шидамской горькой, ее осталось совсем немного, на дне. Солдат принес жареной рыбы, котелок с горячей кашей.
– Капитан Крыков не раз задавал мне вопросы о том, как устроены европейские государства, - произнес Резен.
– Он словно бы все время ищет ответа на занимающий его вопрос, а что это за вопрос - не знаю. Он много думает, этот человек, и много читает...
Иевлев кивнул:
– Да, он много думает, и трудно живется ему на свете...
Потом, держа прозрачную бременскую рюмку перед глазами, спросил:
– Егор, ответь мне по правде, нынче ответь, перед баталией. Для какой причины ты, иноземец, нам служишь? Зачем тебе умирать для нас? Деньги, золото ты не слишком жалуешь, не как иные иноземцы, то я не раз примечал...
Резен разлил золотистую аквавиту по рюмкам.
– Ты, капитан-командор, - русский. Вы, русские, всегда любите знать: зачем, для какой причины, что думает человек, когда молчит. Так?
Сильвестр Петрович кивнул.
– Я тебе скажу. Сегодня надо все говорить. Русский умный народ, русский храбрый народ, русский человек имеет вот такое сердце.
Инженер широко развел руки, чтобы показать, какое огромное
– Русский позвал нас, русский думает: иноземец нас научит, мы так не умеем, как умеет иноземец, мы ему дадим золото, много золота. Я инженер, я имею в десять раз больше, чем ты, мой начальник. Вот как сделал русский. А как сделал он, иноземец? Венецианец Георг Лебаниус, еще лекарь Лофтус, еще Риплей, еще тот, первый, - все они сидят под замком. Вот как они делают, вот как они сделали. Консул Мартус, еще пастор, еще негоцианты в Архангельске - что они сделали?
Резен горячился, ему не хватало русских слов, он заговорил по-немецки:
– Пусть черт их возьмет, я насмотрелся на то, как и что они делают. Я видел их на Москве, в Кукуе, я видел их так, как ты, русский, их никогда не видел и не увидишь. Кто едет сюда? Проходимцы, обманщики, на сто негодяев один честный. Русские не могут уважать нас, европейцев. Помнишь, капитан-командор: вы приехали учиться, а вас обкрадывали, вы приехали за наукой, а вам показывали фокусы. Зачем долго говорить - вспомним Нарву. Вспомним генералов, которые искали короля Карла, чтобы отдать ему свою шпагу. Я бедный инженер, но я имею свою голову на плечах. Вы позвали меня. Мне захотелось увидеть своих, - я пошел на Кукуй. Мне закричали "виват!" и меня стали учить, как обманывать вас. Это первое, чему меня учили. Меня не учили русским словам - "хлеб", "работа", "честь", - меня учили, как ничего не делать и получать деньги, много денег, богатство. Я не верил своим ушам. Я сказал им: "Вы - воры!" В ту же ночь, ты не знаешь, был один поединок, потом второй. Нет, они не обиделись, - они испугались, они хотели убрать меня. И тогда я пришел к тебе и спал у тебя - ты не помнишь? У меня была рана вот здесь, возле локтя, я сказал, что напали разбойники. Мне было стыдно... И когда потом я видел, что мне не верят, что на меня смотрят недобрыми глазами, что во мне никто не видит друга, я не огорчился, нет, капитан-командор, я думал: эти русские не такие уж простаки. Они понимают многое и все запоминают...
– Запоминаем!
– сказал Иевлев.
– И худое запоминаем, и хорошее...
– Это то слово, которое нужно!
– воскликнул Резен.
– Запоминаем! И я хочу, чтобы ты помнил не только про тех четырех, которые заперты, не только про тех, что сидят сейчас в кирке под стражей, а еще про инженера Резена...
Он поднял рюмку с аквавитой, чокнулся, сказал душевно:
– Это вино дала мне моя мать, когда я ехал к вам. Она сказала: выпьешь его со своим другом, с земляком, когда встретишься с ним на чужбине. Я пью его с тобой, капитан-командор. Я пью с тобой в ночь перед баталией...
Он отпил немного, встряхнул склянку с шидамской горькой, сказал невесело:
– А эту бутылку я выпил один. Я запирался здесь и пил, - мне было стыдно...
– Ешь кашу, простынет!
– сказал Иевлев.
– Бери ложку, инженер...
Кашу они съели молча, потом стали говорить о делах. Еще раз побывали на башне, посмотрели на Двину, обошли скрытые на валах пушки, спящих солдат, артиллеристов, матросов. Прощаясь с инженером, Иевлев сказал:
– Ветерок-то с моря, а, Егор? Слабый, а все ж - ветерок! Не двинулась ли эскадра?