Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)
Шрифт:
Трагические события опричных лет, а позднее и грозовой вал «смуты» заслонили публицистам конца XVI и начала XVII в. предания о сравнительно спокойном времени правления Василия III. Но и в этот период изредка вспоминались дела и дни отца царя Ивана, причем снова очень противоречиво. Так, составитель Хронографа редакции 1617 г. в духе официального славословия писал: «Бе бо мужествен государь царь и великий князь Василей Иванович всея Русии и на сопротивныя враги велие храбръство показа, яко и цари окрестные мнози с державами своими приходяще к нему и покоряющеся служити ему». Будучи близким к канцелярии Посольского приказа, составитель Хронографа особенно отмечал, что Василий III «титлу великия державы себе состави» (т. е. стал именоваться уже царем), причем никто из его предшественников «таковым самодержательством не писашеся и не нарицашеся» [13] .
13
А. Попов. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869, стр. 181–182.
С другой стороны, автор «Выписи о втором браке Василия III», в духе традиции Берсеня и Курбского осуждая великого князя за развод с Соломонией Сабуровой и заточение Максима Грека и Вассиана Патрикеева, задним числом предсказывал, что от незаконного брака у Василия Ивановича родится сын, который будет «грабитель чужаго имения», а царство Российское наполнится «страстми и пе-чалми» [14] .
«Отец русской исторической науки» В. Н. Татищев довел систематическое изложение истории российской только до нашествия татаро-монголов на Русь. Последующее время, и в частности годы правления Василия III, отразилось
14
С. Белокуров. О библиотеке московских государей. М., 1898, прил., стр. 1.Х.
15
В. Н. Татищев. История Российская (далее — Татищев), т. VI. М.—Л., 1966.
16
В. Н. Татищев. Разговор о пользе наук и училищ. — «Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете» (далее — Чтения ОИДР), 1887, кн. 1, стр. 138.
Первый обстоятельный очерк деятельности Василия III составлен был князем М. М. Щербатовым, поместившим его в своей «Истории Российской» [17] . Автор для его создания привлек большой комплекс сохранившихся материалов, большей частью рукописных. Среди них — Никоновская летопись, Воскресенская летопись [18] , Летописец начала царства и краткий Кириллов летописец [19] , Типографская летопись [20] , Степенная книга [21] , Царственная книга [22] , Казанский летописец и некоторые другие [23] . Из архива коллегии иностранных дел М. М. Щербатов черпал духовные, договорные грамоты великих и удельных князей, поручные бояр и крымские посольские дела. Много этих материалов он опубликовал в приложении к своей «Истории» [24] . Из исторических трудов XVI–XVIII вв. М. М. Щербатов использовал «Хронику» М. Стрыйковского, «Опыт» П. Рычкова [25] , «Ядро» A. И. Манкиева, в меньшей мере разрядные и родословные книги, списки думных чинов. Знал Щербатов также ряд работ по истории Турции (Д. К. Кантемира), Польши и других европейских стран.
17
М. М. Щербатов. История Российская (далее — Щербатов), т. IV, ч. II. СПб., 1783.
18
«Типогр. 53» (ныне Государственный Исторический музей (далее — ГИМ), Синодальное собрание (далее — Синод.), № 144); ср. ПСРЛ, т. VIII.
19
«Типогр. 55» (ныне ГИМ, Синод. № 486); ПСРЛ, т. XXIII, XXIX
20
«Типогр. 57» (ныне ГИМ, Синод. № 789); ср. ПСРЛ, т. XXIV. Издана была М. М. Щербатовым в 1784 г. (Летописец, содержащий Российскую историю от 6714 (1206) лета до 7042 (1534) лета. М., 1784).
21
«Типогр. 56» (ныне ГИМ, Синод. № 358); ср. Книга Степей-ная царского родословия, содержащая историю Российскую с начала оныя до время государя, царя и великого князя Ивана Васильевича (далее — Книга Степенная), ч. 1—II. М., 1775; ПСРД, т. XXII, ч. 2.
22
Царственный летописец. СПБ., 1772 (издал М. М. Щербатов).
23
«Типогр. 50», «Патр. 305». Обзор летописей см.: Щербатов, т. I–II. СПб., 1901, стб. 19–24.
24
Щербатов, т. IV, ч. III. М., 1784.
25
П. Рычков. Опыт Казанской истории. СПб., 1767.
Словом, в своем труде М. М. Щербатов выступал во всеоружии имевшихся в распоряжении исследователя XVIII в. источников. Общая оценка истории России первой трети XVI в. сводилась у него к характеристике деятельности Василия III. М. М. Щербатов подчеркивал, что этот великий князь «усилил Россию», «содержал себе в союзе» ближайшие к России народы, стараясь избегать войны, ибо «почитал ее всегда вредною государству». В целом же «хотя не обретем мы в нем столь блистательных качеств, каковыми отличался его родитель… однако обретаем в нем сие набожие не суеверное и на добродетели основанное, которое есть основание твердых правил мудрого правителя» [26] .
26
Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 541–542.
Откровенная монархическая концепция сочеталась у Щербатова с осторожной защитой привилегий аристократии. Так, прямо не осуждая заточение Василием III князя B. Д. Холмского, он замечает, что желательно было бы узнать причины этой опалы. Ведь бывали в истории случаи, когда «любимцы» государя творили его именем «неправосудия» [27] .
Касаясь известия, что Василий III уморил в темнице голодом своего соперника Дмитрия, М. М. Щербатов ставил вопрос: не было ли это вызвано тем, что В. Д. Холмский хотел возвести Дмитрия Ивановича на престол, что и вынудило Василия III принять такие суровые меры против обоих лиц [28] . Возможно, это был своеобразный намек на события 1764 г., когда подпоручик Мирович хотел освободить находившегося в заточении Ивана VI Антоновича, но тот был, согласно распоряжению Екатерины II, убит, а сам Мирович казнен.
27
Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 398.
28
Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 401.
При описании присоединения Пскова М. М. Щербатов отмечал социальную рознь в городе («часть псковского народа быв утеснена другою»), в результате чего угнетенная псковским боярством часть населения надеялась в лице Василия III найти себе защиту [29] .
Итоги дворянской историографии XVIII в. подвел Н. М. Карамзин. Подходя с консервативно-охранительных позиций к освещению русского исторического процесса, он писал, что Россия всегда спасалась «мудрым самодержавием» [30] . А раз так, то именно самодержцы и их деяния, а не народ стояли в центре внимания придворного историографа государя императора Александра Благословенного. «Два государя — Иоанн и Василий, — писал Карамзин, — умели навеки решить судьбу нашего Правления и сделать Самодержавие как бы необходимою принадлежностию России, единственным уставом государственным, единственною основою целости ее, силы, благоденствия». Но крупнейшей исторической фугурой Карамзин считал именно великого князя всея Руси Ивана III, который, по его словам, был «герой не только Российской, но и всемирной истории».
29
Щербатов, т. IV, ч. И, стр. 408.
30
Н. М. Карамзин. Записка о древней и новой России. СПб., 1914, стр. 10, 47, 127.
Василий III уступал в «природных дарованиях» и Ивану III, и Ивану Грозному, «был не гением, но добрым правителем», «шел путем, указанным ему мудростию отца» [31] . «Рожденный в век еще грубый и в самодержавии новом, для коего строгость необходима, Василий по своему характеру искал средины между жестокостию ужасною и слабостию вредною» [32] .
Н. М. Карамзин сравнительно с М. М. Щербатовым значительно расширил круг привлеченных к исследованию источников. Кроме известных Щербатову он использовал изданные к его времени Архангелогородский летописец [33] , Львовскую летопись [34] , Никоновскую летопись [35] , Типографскую летопись [36] (последние две Щербатов знал по рукописям). Он ссылается на Псковскую летопись А. Ф. Малиновского и Ф. Толстого [37] . Широко привлекает он так называемую Ростовскую летопись (Новгородский свод 1539 г.) [38] . Важным летописным источником для него была Вологодско-Пермская летопись [39] . Знал Н. М. Карамзин и Новгородскую и летопись [40] . В его архиве находились списки и других летописей (в том числе Воскресенской) [41] . Встречаются у историка ссылки и на Русский временник [42] .
31
Н. М. Карамзин. История государства Российского (далее — Карамзин), кн. II, т. VII. СПб., 1842, стб. 121; т. VI. СПб., стр. 210; т. VII, стр. 105.
32
Н. М. Карамзин. История государства Российского (далее — Карамзин), кн. II, т. VII, стб. 106.
33
Летописец, содержащий в себе российскую историю от 6360 (852) до 7106 (1598) года. М., 1781. См. Устюжский летописный свод (далее — УЛС). М.—Л., 1950.
34
Летописец русский от пришествия Рюрика до кончины царя Иоанна Васильевича (далее — Летописец русский). М., 1792; ПСРЛ, т. XX, ч. I–II, СПб., 1910–1914.
35
Русская летопись по Никонову списку, ч. VI. СПб., 1790.
36
Летописец, содержащий российскую историю от 6714 (1206) лета до 7042 (1534) лета. М., 1784.
37
Карамзин, т. VII, прим. № 77. В первом случае речь идет о рукописях Центрального государственного архива древних актов (далее — ЦГАДА), ф. 181, № 69/92 и 447/915. См. О. А. Яковлева. К истории псковских летописей. — «Записки научно-исследова-тельского института при Совете Министров Мордовской АССР», вып. 9. Саранск, 1947, стр. 218–228.
В собрании II. М. Карамзина находился также Горюшкинский список летописи (Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (далее — ГПБ), F, IV, № 602) и Карам-зинский (ГПБ, F, IV, № 603). См. Псковские летописи (далее — ПЛ), вып. 1. М.—Л., 1941, стр. XIX–XXVI.
38
ЦГАДА, ф. 181, № 20/25. См. А. А. Шахматов. О так называемой Ростовской летописи. М., 1904.
39
«Синод. № 365» (ныне ГИМ, Синод. № 485). См. ИСРЛ, т. XXVI.
40
ЦГАДА, ф. 181, № 62/85. См. ПСРЛ, т. XXX.
41
ГПБ, F, IV, № 601.
42
Русский временник, ч. 1–2. М., 1790; 2-е изд. М., 1820.
Более широко привлекаются Карамзиным и дипломатические материалы. Кроме крымских дел он уже знает весь основной комплекс посольских дел (прусские, имперские, польские, турецкие и ногайские). Он использует договоры с Данией, ганзейскими городами и Ливонией, а также хранившиеся у него «кёнигсбергские бумаги». Карамзин широко привлекает свидетельства современных Василию III иностранцев (С. Герберштейна, А. Кампензе, П. Иовия, Ф. да Колло). Он обращает большее, чем Щербатов, внимание на внутреннее состояние России в первой трети XVI в. Ему известна «Выпись о втором браке Василия III» [43] , несколько списков разрядных книг [44] , судное дело Берсеня и Максима Грека [45] , родословные [46] .
43
ГИМ, Синод. № 466.
44
ЦГАДА, ф. 181, № 99; ГПБ, Q, XVII, № 150, 30. См. В. И. Буганов. Разрядные книги. М., 1962, стр. 44, 66, 76.
45
ЦГАДА, ф. 52, без номера.
46
Родословная книга князей и дворян российских, ч. 1–2. М., 1787.
Яркость изложения и богатый фактический материал сделали труд Н. М. Карамзина на долгое время одним из популярнейших сочинений по русской истории, несмотря на консервативный характер его общих представлений.
Первый русский революционер А. Н. Радищев по-новому подошел к проблеме создания единого Русского государства. Для него этот процесс не был благоденственным, а означал торжество деспотизма, попрание народных прав и вольностей, столь ярко проявившихся в истории Новгорода и Пскова [47] .
47
А. Н. Радищев. Полн. собр. соч., т. I. М.—Л., 19DS, стр. 263; т. III. М.—Л., 1952, стр. 36.
Радищевскую традицию продолжали декабристы, которые в своих литературных занятиях охотно пользовались примерами истории для разоблачения ужасов самодержавия. Они нанесли решительный удар по карамзинской концепции истории России. Восхвалению самодержавия они, как и Радищев, противопоставляли идеализацию древнерусских городов-республик. Полемизируя с Карамзиным, Н. И. Тургенев писал, что после падения татаро-монгольского ига Россия «восстает из своего уничижения, но встает заклейменная знаками рабства и деспотизма, доказывающими, чего она лишилась и что приобрела» [48] . Итак, политический деспотизм и социальное порабощение — вот следствия создания единой монархии при Иване III. А. И. Одоевский [49] с горечью вспоминал падение независимости Новгорода и Пскова. К изучению истории Новгорода и Пскова призывал А. Е. Розен [50] . Декабристы меньше всего склонны были идеализировать русских монархов той поры. Н. М. Муравьев говорил о том, как унизительна была «для нравственности народной эпоха возрождения нашего, рабская хитрость Иоанна Калиты; далее, холодная жестокость Иоанна III, лицемерие Василия и ужасы Иоанна IV» [51] . М. А. Фонвизин клеймил самовластие Ивана III и его сына Василия, которые покорили оружием Новгород и Псков и «уничтожили их общинные права и вольности» [52] . Исторический идеализм в построениях декабристов сочетается с их революционным устремлением.
48
Дневники и письма Н. И. Тургенева за 1816–1824 гг., т. III. — «Архив братьев Тургеневых», вып. 5. Пг., 1921, стр. 123.
49
А. И. Одоевский. Полное собрание стихотворений и писем. М.—Л., 1934, стр. 130.
50
А. Е. Розен. Записки декабриста. СПб., 1907, стр. 275.
51
Записки Никиты Муравьева. — «Литературное наследство», т. 59. М., 1954, стр. 585.
52
М. А. Фонвизин. Обозрение проявлении политической жизни в России. — «Общественные движения в России в первую половину XIX в.», т. I. СПб., 1905, стр. 104.