Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
Шрифт:
При этом все знают, что от «черного дня» защитит лишь комплексная модернизация страны: без нее резервы — не более чем аналог стариковских «гробовых».
Даже бывший соратник Гайдара министр экономического развития Улюкаев говорит о необходимости направления части резервов на развитие, — но это неизменно остается пустым разговором.
Не либеральному «правительству Медведева», преходящему и вызывающему лишь гадливость, — развитие не интересно, похоже, всему государству.
Причина отказа от развития, ставшего сутью последних 13 лет, проста: российское государство складывалось на руинах Советского Союза, по всей видимости, как инструмент разграбления этих руин и их утилизации в виде личных богатств.
Если эта гипотеза верна — склонность к развитию страны для бюрократии не менее противоестественна, чем для уличного грабителя — склонность к помощи его жертвам.
Но конец советского наследия близится: это видно и по износу систем жизнеобеспечения, и по утрате культуры (чтобы не сказать одичанию) масс, и по ухудшению показателей экономики, несмотря на дорогую нефть.
Новые поколения «эффективных менеджеров», заступая, облизываясь, на сладкие должности, все чаще с обидой и недоумением произносят бессмертное «всё уже украдено до нас!»
Коррупция и монополизм ломают хребет модели, основанной на лжи и грабеже.
При разрушении воровской системы, живущей так долго из-за колоссальности советского наследия и терпения русского народа, за которое пил еще Сталин, русская цивилизация либо погибнет, либо оздоровит государство, подчинив его себе.
Писать на стенах, как берлинцы в апреле 1945 года, «победа неизбежна» не стоит: судьба Родины скоро опять окажется в руках народа и будет всецело зависеть от нашего мужества, понимания, инициативы и стойкости.
Но в предстоящем кошмаре исторического творчества (ибо в нем вы понимаете, что ошибку нельзя будет исправить, а информации для решения заведомо недостаточно) надо знать, чего хотеть и чего требовать от власти.
Контуры нужной политики, в отличие от очертаний предстоящего катаклизма, вполне ясны.
Главная задача — модернизация инфраструктуры. Современные технологии на автодорогах и иных видах транспорта, в ЖКХ, в энергетике создадут новую Россию, а развитие этих сфер создаст деловой бум, сделав нашу страну самой привлекательной в мире для бизнеса.
Модернизация инфраструктуры (кроме мобильной связи и интернета) непосильна для частного бизнеса, ибо приносит эффект не осуществляющей ее компании, а всему обществу в целом. Это спасает государство от недобросовестной конкуренции с бизнесом.
Но, чтобы средства пошли на модернизацию инфраструктуры, а не были украдены, надо кардинально ограничить коррупцию.
Чтобы они не ушли в рост цен (как это было с пресловутым «доступным жильём», которым и сейчас гордится Медведев), надо ограничить произвол монополий.
Чтобы модернизация создала рабочие места в России и обогатила наших предпринимателей, а не иностранных конкурентов, нужен разумный протекционизм, — хотя бы на уровне Евросоюза.
Наконец, чтобы
Описанное и есть формула возрождения России. Ее реализация возможна в любой момент, когда государство от разрушения страны захочет вдруг перейти к ее созиданию.
Для этого его надо «лишь» оздоровить.
ДЕРЕВЯННЫЙ ЗАНАВЕС
Наша экономика больна, — и, увы, не санкциями.
Почти тотальные коррупция, безнаказанный произвол монополий и последовательный отказ либерального клана от развития доламывают хребет «поднимающейся с колен» России и без холодной войны Запада.
Ведь максимальное бегство капитала — 19,4 млрд, долл. — наблюдалось в январе 2014 года, задолго до украинского кризиса.
А торможение роста ВВП до 1,3 % (что с учетом занижения официальной инфляции вообще означает снижение), равно как и промышленный спад с января по август, и переход бурного инвестиционного роста в сокращение инвестиций произошли в и вовсе тихом 2013 году.
По итогам которого правительство попало в ловушку.
Дальнейшее «сохранение стабильности» означало спад, который нельзя было бы скрыть, уже в 2014 году, а переход от стратегии воровства в стиле 90-х к стратегии развития требовал ограничения коррупции и произвола монополий, ведя к внешним конфликтам (ибо почти любое производство, создаваемое в России, отнимает прибыль у бизнеса Европы или Китая).
Единственным выходом оставалась девальвация — и она была проведена в начале 2014 года (и, затем, в начале осени) с фееричным обоснованием: мол, Банк России намерен отказаться от ответственности за стабильность рубля.
И то верно: зачем чиновнику ответственность?
В качестве компенсации Банк России вознамерился бороться с инфляцией, хотя она с 90-х годов вызывается в основном не избытком денег у населения и бизнеса, а произволом монополий, влияния на которые Банк России не имеет. Его стремление бороться с инфляцией напоминает желание гинеколога лечить язву желудка — используя исключительно свойственные ему навыки и инструменты.
Естественным результатом столь внятных намерений стала паника, охватившая бизнес.
Она была многократно усилена ориентацией либералов на обслуживание бизнеса, что в финансовом секторе означает преимущественно спекулятивный уклон так называемой «государственной» политики.
Девальвация в интересах общества, для поддержания конкурентоспособности проводится как можно быстрее, — как было в 2009 году в столь разных странах, как Казахстан, Польша и Норвегия. Это позволяет минимизировать панику и спекуляцию.