Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
Шрифт:
Это вдохновляющий пример, — и совершенно новый опыт: масштабная реиндустриализация нового типа. Ведь технология «сланцевой революции» заключается в компьютерном моделировании, которое «посажено» на старую геофизику и старое же бурение. Это индустриализация на базе компьютерного моделирования, — именно то, что нам необходимо.
Если мы не запустим, не создадим собственную технологическую базу, в том числе и аналогичным способом, нас просто не будет уже в ближайшие 15 лет.
Принципиально важно, что сужение рынков в ходе распада глобальных рынков на макрорегионы требует качественно новых технологий:
В рамках советского военно-промышленного комплекса было разработано большое количество технологий нового типа, многие из них живы и применяются в незначительных масштабах, и государству нужно их просто найти.
Это стратегическая задача для всех тех, кто хочет, как модно сейчас говорить, «жить в этой стране».
Вторая проблема, которая создает потребность в реиндустриализации, — не стратегическая, а тактическая, но от этого ничуть не менее острая: наши дорогие друзья и любимые коллеги на Западе под сурдинку разговоров о международном праве устроили на Украине нацистский государственный переворот и объявили нам «холодную войну».
Санкции могут быть существенными или нет, но их в любом случае вводят против нас не за то, в чем мы плохи, а за то, в чем мы хороши: за то, что не приемлем нацизм, не хотим быть евреями времен Адольфа Гитлера, не хотим терпеть русофобии.
Санкции вводят против нас за то, что мы сделали первый серьезный шаг навстречу демократии с 1992 года.
И от нас требуют сейчас не Крым, — от нас требуют, чтобы мы отказались от своих ценностей и чтобы мы, таким образом, перестали существовать как народ.
Напомню, что одновременно с этим угрозы украинских нацистов создать ядерное оружие и применить его против нас встречают полное понимание со стороны США и Евросоюза.
Подчеркну — не «ястребов», не «неоконов», — а именно политической элиты в целом и даже заметной части населения.
Четверть века национального предательства, на протяжении которых Запад нас хотел только грабить, на этом фоне начинают восприниматься как краткая и упущенная историческая передышка.
Нас хотели грабить, — но нас не хотели уничтожить.
Сейчас нас начинают хотеть именно уничтожить: с одной стороны, из-за наших ресурсов, с другой — из-за все более дефицитного емкого рынка для сбыта товаров и услуг. Кроме того, просто не хочется иметь рядом непонятных людей, — а мы для них непонятны. Ну и, наконец, Западу надо нас уничтожить, чтобы в условиях распада глобальных рынков не возник новый конкурентный макрорегион.
Достойный ответ на это — не пропагандистские истерики.
Достойный ответ только один: реиндустриализация.
Два самых разных человека российской современности несколько лет назад произнесли это слово порознь с интерваюм в два месяца: это Ходорковский и Путин.
Ходорковский, потрясший многих своим выступлением на Евромайдане, с точки зрения экономической безопасности, что феноменально для либерала, фиксировал: все, что мы покупаем за границей, мы можем безопасно покупать, только если есть три независимых,
Если они как-то связаны друг с другом или их меньше, чем три, — мы, исходя из интересов обеспечения минимальной экономической безопасности, должны производить соответствующие товары и услуги и сами.
Подобных товаров и услуг не так много: производство в мире высоко концентрировано.
Значит, мы очень многое должны производить сами — вне зависимости от соображений коммерческой эффективности, просто из соображений безопасности.
ПОД ПЯТОЙ ВТО: КАК РАЗВИТЬ СЕЛО?
Позорное присоединение к ВТО на заведомо кабальных условиях нанесло экономике страшный удар. Но самое обидное то, что правила ВТО все же отличаются от правил Освенцима: в них можно выживать, если знать их и иметь государство на стороне своего народа, а не глобального бизнеса.
Россия — единственный член «большой двадцатки», после 2008 года не усиливший протекционистской защиты своей экономики, — но остальные-то пользуются возможностями, причем до такой степени, что США отчаялись взломать рынки Евросоюза в рамках ВТО и стали интенсивно навязывать ему трансатлантическую зону свободной торговли.
Главное и самое сложное в ВТО — правила ведения торговых споров. Мы обречены проигрывать их основную часть не только потому, что за 14 лет истерической рекламы либеральные реформаторы не удосужились подготовить нужное количество квалифицированных юристов и маркетологов (как, впрочем, и просто объяснить бизнесу новые «правила игры»). Дело в самих методах ведения этих споров: недаром, как с удивлением подметил нобелевский лауреат, бывший старший вице-президент Всемирного банка Стиглиц, большинство споров развитых стран с неразвитыми в рамках ВТО «почему-то» выигрывают первые.
Но правила ВТО оставляют государствам некоторые возможности поддержки своей экономики — даже сельского хозяйства: было бы желание ими пользоваться.
Так, они вообще не ограничивают поддержку села развитием его инфраструктуры. Государство не может снижать издержки крестьян компенсацией ставок по кредитам или прямым финансированием, — но имеет право снижать их строительством нормальных дорог, обеспечением надежного и дешевого снабжения электроэнергией, газом и связью.
Главный ущерб российское село несет из-за тотального диктата перекупщиков, часто криминальных и даже объединенных в этнические мафии. Обеспечение производителям прямого и свободного доступа к сбыту — на рынки городов, на перерабатывающие предприятия, в торговые сети — на годы вперед компенсирует ущерб, нанесенный присоединением к ВТО.
ВТО не ограничивает господдержку таких важных сфер, как семеноводство и племенное животноводство. Их восстановление может в прямом смысле слова вдохнуть в деревню новую жизнь — даже в самых тяжелых конъюнктурных условиях. Удалось же в самый разгар либеральной разрухи районировать черешню в Подмосковье!
Наконец, наше государство не использует колоссальную возможность, предоставляемую ВТО и энергично используемую, например, Францией: поддерживать сельское хозяйство не как бизнес, а как совокупность национальных обычаев.