Россия при смерти. Прямые и явные угрозы
Шрифт:
По Грамши, и установление, и подрыв гегемонии — процесс «молекулярный». Он протекает не как столкновение классовых сил (Грамши отрицал механистические аналогии, которые привлекает исторический материализм), а как невидимое изменение мнений и настроений в сознании людей. Грамши подчеркивает, что «гегемония, будучи этико-политической, не может также не быть экономической». Но он уходит от «экономического детерминизма» истмата, который делает упор на базисе, на отношениях собственности.
В послевоенные годы в социальных и гуманитарных науках Запада (в основном, США) были достигнуты важные результаты в исследовании духовной сферы человека. На их основе возникли новые технологии целенаправленной
Иррациональные установки владели умами интеллигенции и рабочих уже во время «бархатных» революций в странах Восточной Европы. Польские социологи пишут об этом явлении: «Противостояние имело неотрадиционалистский, ценностно-символический характер («мы и они»), овеяно ореолом героико-романтическим — религиозным и патриотическим. «Нематериалистическим» был сам феномен «Солидарности», появившийся и исчезнувший… Он активизировал массы, придав политический смысл чисто моральным категориям, близким и понятным «простому» человеку — таким, как «борьба добра со злом»… Широко известно изречение А.Михника: «Мы отлично знаем, чего не хотим, но чего мы хотим, никто из нас точно не знает» [17, с. 143].
Подобный слом произошел в СССР в конце 80-х годов. Поведение огромных масс населения нашей страны стало на время обусловлено не разумным расчетом, не “объективными интересами”, а именно всплеском коллективного бессознательного. Это поведение казалось той части народа, которая психозом не была захвачена, непонятным и необъяснимым. В некоторых частях сломанного СССР раскачанное идеологами коллективное бессознательное привело к крайним последствиям.
Этому служил и самиздат, и передачи специально созданных на Западе радиостанций, и массовое производство анекдотов, и работа популярных юмористов или студенческое движение КВН в СССР. Массовая «молекулярная» агрессия в духовную сферу велась непрерывно и подтачивала культурное ядро.
Вершиной этой «работы по Грамши» была, конечно, перестройка в СССР («грамшианская революция»). Она представляла собой интенсивную программу по разрушению идей-символов, которыми легитимировалось идеократическое советское государство. Мир символов упорядочивает историю народа, общества, страны, связывает в нашей коллективной жизни прошлое, настоящее и будущее. В отношении прошлого символы создают нашу общую память, благодаря которой мы становимся народом. В отношении будущего символы соединяют нас в народ, указывая, куда следовало бы стремиться и чего следовало бы опасаться. Тем свойством, благодаря которому символы выполняют свою легитимирующую роль, является авторитет. Символ, лишенный авторитета, становится разрушительной силой — он отравляет вокруг себя пространство, поражая целостность сознания людей.
Поскольку советское государство было идеократическим, его легитимизация и поддержание гегемонии опирались именно на авторитет символов и священных идей, а не на политический рынок индивидуального голосования. Во время перестройки идеологи перешли от «молекулярного» разъедания мира символов, который вели «шестидесятники», к его открытому штурму. Этот штурм был очень эффективным.
Как видно из учения о гегемонии, любое государство, в том числе прогрессивное, может не справиться с задачей сохранения своей культурной гегемонии, если исторический блок его противников обладает новыми, более эффективными средствами агрессии в культурное ядро общества.
В ХХ веке Россия переживала сложный процесс цивилизационного строительства, испытывала несколько проектов модернизации. В начале века российское сословное общество и государственность пережили системный кризис — Россия угодила в «историческую ловушку». Перебор умеренных проектов не разрешил противоречий, и выходом стала катастрофа революции. Новый виток модернизации проходил в рамках советского проекта. Он лежал в русле исторической траектории России, но дополнил ее культуру новыми цивилизационными чертами.
Их интеграция в мировоззренческую и культурную матрицу требовала больших усилий и была сопряжена с острыми конфликтами. Но в результате на целый исторический период советский строй обеспечил стране мощный импульс развития, стабильность государства и социальных отношений. В конце ХХ века кризис развития был совмещен с поражением в «холодной» войне, и в России взяли верх антисоветские силы. Была начата большая программа по демонтажу всех систем советского строя и самого советского народа как социального и культурного субъекта советской цивилизации. Слом этого порядка привел в состояние хаоса системы символов и знаков, всего «языка», на котором говорили российское общество и государство.
Радикально, хотя и выборочно, разборка универсума советских символов велась в годы перестройки. В 90-е годы этот демонтаж принял тотальный характер, хотя оставались и неприступные участки (например, президент Ельцин вынужден был обращаться к офицерам и солдатам с советским термином «товарищи!»). В целом, в 90-е годы язык («дискурс») власти достиг высшей пробы антисоветской чистоты. Для него были характерны следующие признаки:
— социал-дарвинистская риторика с полным отрицанием ценностей равенства и справедливости;
— жесткий евроцентризм и отрицание цивилизационного статуса России;
— разрушение исторической памяти и национального сознания;
— наличие ярко выраженной уголовной компоненты.
Такой дискурс власти и обслуживающих ее СМИ углублял кризис и придавал ему системный характер. В личных беседах некоторые идеологи «реформы» оправдывали это необходимостью гарантировать необратимость изменений. Они признавали, что считают 90-е годы неизбежным периодом разрушения, никакого строительства в этот период вестись не будет. Следовательно, и дискурс власти должен разделять, а не соединять людей.
В конце 1998 г. распад общества и государства достиг опасной черты, и было принято решение сменить властную команду и «подморозить» кризис. Пришел В.В. Путин, начались восстановительные работы — осторожно, по минимальному варианту. Но уже и это вызвало озлобление радикальных «реформаторов». Они считали, что «недоразрушили» Россию.
Новой команде пришлось вернуть некоторые советские символы, и это было неизбежно в рамках поставленной задачи. Разумеется, при этом возникло смешение стилей, синкретизм всего символического ряда и всех знаковых систем, в которых изъясняется власть. Это состояние стало объектом ненависти и насмешек антисоветских «реформаторов», которые уже считали себя полновластными хозяевами дискурса, но вызвало и недовольство консерваторов, которые желали бы большего. За гимн спасибо, но хорошо бы и герб вернуть!