Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей
Шрифт:
Конец НЭПа
В середине 1920-х гг. обнаруживаются первые признаки будущего краха нэповской модели. Их можно усмотреть и в политической, и в экономической сферах. Кризис 1923 г. первым вскрыл противоречия нэповской системы. О том, чтобы передать все нерентабельные предприятия частным владельцам либо закрыть их, не могло быть и речи. Это подрывало основополагающий принцип государственного контроля над промышленностью. Оспаривать его едва бы решился даже самый прагматичный большевистский экономист. Кризис сбыта 1923 г. был преодолен — и это очень важно для понимания причин слома НЭПа — не экономическим путем. Взвинтившим цены промышленным трестам приказали их снизить. Административный акт заменил хозяйственный расчет. Этот прием не мог применяться бесконечно долго. Государство становилось банкротом. Оно не могло путем торговли, иначе говоря, нэповским путем, получить крестьянские продукты. Для этого у него не хватало товаров. За кризисом 1923 г. последовал кризис 1925 г. Тогда крестьяне не стали продавать хлеб по низким ценам заготовительным органам.
В конце 1927 г. страна оказалась в тисках мощнейшего хлебозаготовительного кризиса. Продуктов не хватало, городам угрожал голод. Власти рисковали оказаться один на один с бунтующей массой рабочих, служащих и солдат. Добыть хлеб — это стало для «верхов» условием политического выживания. Если хлеб нельзя достать за малые деньги, его нужно отнять — иного выхода для себя власти уже не видели. В заготовительной кампании 1927–1928 гг. пока остерегались открыто прибегать к конфискациям. Но она сопровождалась набором «запретительных» мер, памятных по временам Гражданской войны. Их применяли еще оглядываясь, одергивая наиболее ретивых экспроприаторов, говорили и об их временности и чрезвычайности. Надежды тех, кто этому верил, рухнули очень скоро. В 1928–1929 гг. крестьяне не только дали хлеба еще меньше, чем год назад, но еще попытались бороться с теми, кто хлеб хотел отнять. Нэповские регуляторы в сельском хозяйстве практически не работали. Получить хлеб могли только или винтовкой, или равнозначным ей экономическим режимом. Такой режим и был создан коллективизацией крестьянских хозяйств в 1928–1932 гг.
Параллельно этому устранялись нэповские механизмы в промышленности. Жесткое планирование с конца 1920-х гг. сузило свободу действий трестов. Частник последовательно вытеснялся из сферы производства — налогами, запретом пользоваться для перевозки товаров железными дорогами, отказами в продлении лицензий. Применяя эту тактику, власти не сразу пришли к мысли о необходимости полного огосударствления промышленности, торговли и услуг. Повышение налогов прежде всего требовалось для поддержания ускоренных темпов индустриализации. Прочими мерами пытались усилить контроль над нэпманами и пресечь их связи с крупными товаропроизводителями в деревне («кулаками»). Последствия не замедлили сказаться. Частные владельцы закрывали свои мастерские и магазины. Попытки побудить их рационально использовать накопленные капиталы успеха не имели. Не доверяя государственным органам, они не пожелали делать вкладов — ни кратко срочных, ни долгосрочных.
Диктатура Сталина. 1930-е гг
Последовательное устранение соперников Сталина означало изменение политической системы в СССР. Возникла единоличная диктатура, заменившая собой прежний порядок распределения власти. Тем самым устанавливалось соответствие пирамиды власти устоям жесткого подчинения, которыми были уже пронизаны все сферы жизни страны. Политическая централизация переплелась с централизацией экономической. Государственно-кооперативный сектор в экономике стал не только преобладающим, но единственным. Разветвленный и всепроникающий контроль над поведением рабочих и крестьян был немаловажным следствием нового порядка. Устойчивость сталинской власти обеспечивалась и постоянными «чистками» — социальными, политическими и идеологическими.
К началу 1930-х гг. Сталину уже принадлежало решающее слово по всем без исключения политическим и экономическим вопросам. Занимавшие высокое место в партийной иерархии В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, С.М. Киров, В.В. Куйбышев, М.И. Калинин, Г.К. Орджоникидзе, Л.М. Каганович ни в коей мере не являлись «совладельцами» власти, хотя по ряду проблем их мнение имело немаловажное значение. Миф о «коллективном партийном руководстве» маскировал авторитарную диктатуру.
Первая половина 1930-х гг. отмечена лишь двумя громкими «антисталинскими делами». Основанием первого из них — «дела Сырцова — Ломинадзе» — послужил донос в конце 1930 г. об «антипартийных» разговорах, которые вели между собой председатель Совнаркома РСФСР С.И. Сырцов и первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) В.П. Ломинадзе. Оба они были сразу же лишены своих постов и исключены из партии. Не менее громким было «дело» М.Н. Рютина, бухаринца, занимавшего видные посты в ВКП(б). Он стал известен в 1932 г. как автор обширного документа, в котором протестовал против установления антидемократического режима в партии и призывал бороться с ним. Его лозунги были расценены Сталиным как призыв к террору. Сталин потребовал смертной казни для Рютина, но даже среди поддерживавших его членов Политбюро не нашел понимания и вынужден был уступить. Рютину на какое-то время сохранили жизнь, но он был расстрелян позднее, в конце 1930-х гг.
В 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) были отмечены глухие выпады против Сталина. Однако сведения об этом настолько неясны и приблизительны, что оценивать этот случай и до сего времени крайне трудно. Убийство С.М. Кирова в декабре 1934 г. было воспринято сталинским окружением как широко разветвленный заговор. Однако осужденная после покушения группа бывших комсомольских и партийных работников, преимущественно зиновьевцев, к этому акту не имела никакого отношения. Фактически все антисталинские выступления первой половины 1930-х гг. были делом одиночек, не представлявших, даже несмотря на их должности, опасности для сталинского режима.
Большой террор
Механизм Большого террора (1937–1938 гг.) до сих пор не совсем ясен. Террор затронул всех — высших чиновников и рабочих, маршалов и рядовых, академиков и неграмотных. Непосредственной «массовой» лабораторией, где были выработаны его практические формы, стал антикрестьянский террор в эпоху коллективизации конца 1920-х — начала 1930-х гг. Но он был основан на четко и официально отмеченных имущественных и политических критериях, хотя нередко и переступал их.
Большой террор, круг жертв которого преимущественно составляли аполитичные и законопослушные граждане, казалось, был лишен какой-либо внутренней логики. Но можно выявить ряд его определяющих элементов. Острие удара непосредственно направлялось против лиц, принадлежавших, прежде всего, к местным и высшим элитам — военным, государственным, партийным. То обстоятельство, что подсудимыми на всех трех крупнейших «московских» процессах являлись ближайшие соратники Ленина и Сталина, отчетливо указывает, что расправлялись в первую очередь с реальными или мнимыми претендентами на власть. Традиции политического расследования, рожденные еще в круговерти Гражданской войны, ориентировали на выискивание группового начала в действиях подозреваемых. Отсюда и автоматическое, едва ли не в геометрической прогрессии, умножение числа «врагов народа». Маховик репрессий был слегка приторможен в 1938–1939 гг. Однако само обеспечение «государственной безопасности» получило уже законченную террористическую форму. Превентивность, закрытость и отсутствие четких принципов арестов, быстрота и жестокость наказаний — его отличительные признаки.
Внутриполитический терроризм, помимо прочего, сделал возможным переход от открытой социальной дискриминации — принцип неравенства избирательных прав отражен в первых советских конституциях — к скрытой. В 1936 г. была одобрена новая Конституция СССР, уравнявшая в политических правах все слои населения. Ее демократизм (провозглашалась свобода слова, печати и собраний) лишь маскировал тогдашний правовой произвол. Общество объявлялось единым — это стало частью политической мифологии. Социальный эксперимент достиг своего апогея, но он не мог воплотить в жизнь замысел его авторов — создать образцовый, бесперебойно работающий механизм поступательного общественного развития. Экстенсивность экономики, скрытая инфляция, низкая производительность труда — все это должно рассматриваться, наряду с многочисленными рапортами о перевыполнении пятилетних планов, как свидетельство об эпохе. Повторялась судьба всех фасадных империй — за внешним блеском скрывалось неблагополучие.
Войны 1939–1940 гг
1939 год ознаменован тремя региональными конфликтами, в которые оказался вовлечен Советский Союз. Первый из них — это вооруженное столкновение с Японией летом 1939 г. близ реки Халхин-Гол. Успешные танковые операции и максимальное использование средств огневого поражения принесли победу командующему советско-монгольским отрядом Г.К. Жукову.
Столкновение с Польшей в сентябре 1939 г. произошло уже на последней стадии германо-польской войны. Часть польских территорий в пределах границ, определенных секретными протоколами к советско-германскому пакту о ненападении, досталась Красной армии довольно легкой ценой. Кратковременные бои под Львовом представляли собой наиболее известный инцидент во всей этой операции.