Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени
Шрифт:
По всей видимости, приказ Петра приучить московитов к западной привычке объясняется не только страстным желанием как можно более полно европеизировать народ, но и собственным многолетним увлечением государя. Тот пристрастился к заморскому продукту еще в Немецкой слободе, где с Францем Лефортом пробовал запретное зелье. Уже во время Великого посольства, в ходе путешествия по передовой Европе, ничто не мешало царской шалости прорасти и стать привычкой. Тот укрепил свою привязанность и решил открыть русскому народу доступ к европейскому обыкновению закуривать. Советник Петра Федор Алексеевич Головин во время визита государя в Лондон приезжал к нему и способствовал подписанию договора о поставках табака с лордом Кармартеном. Правда, в этом случае Петр вряд ли думал о внедрении привычки. Здесь сказался чисто коммерческий фактор. Нужно было скорее оплатить поставки оборудования, чему это соглашение очень способствовало.
11 февраля 1697 года выходит Указ государя, разрешающий свободную продажу табака: «Продавать оный явно в светлицах при кабаках». Указ имел оглушительный эффект: московиты привыкли под
При всем перевесе моральных и исторических аргументов сторона противников табака терпела поражение, даже не успев расчехлить оружие веры. Патриарх Адриан, лицо высшего духовного звания, к тому моменту уже научился «жить из-за куска, беречь мантии и клобука белого», по едкому выражению современников тех дней. Перечить государю, заплечных дел мастеру, не было никакой возможности. Например, английские купцы было замешкались и спросили Петра, будет ли патриарх протестовать против свободного продаваемого курева. Государь же ответил: «Не беспокойтесь: патриарх при мне блюститель только веры, а не табачный надзиратель».
Чтобы снабдить многомиллионный народ царства табаком, необходимо было наладить его полноценное тиражирование. Петр лично велел выписывать мастеров из Голландии, перенимать инженерные приемы, строить мельницы, где высушенные листья крошили, измельчали, вили в рули, – все по западным образцам. В январе 1716 года Осип Соловьев, поверенный государя в Амстердаме, получил письмо такого содержания: «Понеже у нас в черкасских городах довольно табаку родится, только оного не умеют строить на такую манеру, как из Голландии отвозят в расход для продажи на Остзей, и для того приищи в Голландии нанять в нашу службу на 3 года подмастерья или доброго работника, который бы знал табак отбирать, вить и жать и чтобы при нем были две табачные прясельцы и два колеса и двои тиски простые, железом окованные, которого (подмастерья) ищи из служителей Яна Тесина, понеже оных искуснее в Голландии на сие нет, и смотри, чтоб был трезвой, трудолюбивой и не старой человек, а именно, чтоб не было более 40 лет, и, наняв такого человека, пришли сюда и сколько возможно делай сие тайно и как оного наймешь, купи сиропу или масла табачного сколько на 50 000 фунтов табаку же надлежит». Как видно, здесь упоминается тот самый Ян Тессинг, один из отцов-основателей гражданского книгопечатания, приближенный Петра.
Немалые планы государь имел насчет полей Малороссии: ее мягкий, благоприятствующий сельскому хозяйству климат должен был как раз подойти для выращивания табака в солидных объемах. Помимо гостеприимного неба и мягкого солнца, с Малороссией традиционно ассоциируется образ свободолюбивого, а нередко и жестоковыйного казака. Традиции независимого казацкого воинства, несомненно, имели отличия от среднерусских, и существенные: курение здесь не считалось пороком, а, напротив, было расхожей и почти обязательной привычкой. Потеря курительной трубки приравнивалась к потере головы. Образ казака немыслим без вечной люльки в руках и облачка сизого дыма. Итак, в 1716 году нужный человек был завербован на русскую службу, и в маленьком малороссийском городе Ахтырка (что ныне находится в Сумской области Украины) застучали молотки и засновали мастеровые: начались приготовления к возведению первой табачной фабрики. Первой в Европе, между прочим. Ведь знаменитое производство в Бадене было начато только в 1718 году, а Берлинская фабрика запущена лишь в 1738 году. В том же 1718 году была открыта вторая в России табачная фабрика, в Петербурге. Но внятные сведения о ней отсутствуют, что позволяет предположить, что существовала она недолго. Уже в 1717 году образцы табака, выращенного на полях Малой России, отправляются в Ревель, а годом позже – в Шведскую Финляндию. Биограф Петра Иван Голиков так пишет об ахтырской фабрике: «В уезде же Ахтырском была знатная фабрика табачная, на которой табак, разведенный из семян Американских, вили в рули подобные голландским, а для курения резали в картузы, который (табак. – Прим. авт.) продавался и на месте и развозился в столицы и многие другие города». Дело шло скоро, споро. 50 десятин запросто приносили ежегодно внушительную цифру в 115 тонн, достаточную, чтобы удовлетворить аппетиты империи. Обслуживать все это поручали мальчишкам, набранным из местных. В 1717 году государь пишет вице-адмиралу Корнелию Ивановичу Крюйсу: «Письмо ваше, от 7 января писаное, до нас дошло, в котором пишете, что табачная работа начинает происходить изрядно; за которые ваши труды вам благодарствуем; и о размножении того дела по вашему предложению обстоятельнее писали мы к шаутбенахту, князю Меншикову». Работников после непродолжительного обучения допускали к нехитрому ремеслу. За процессом присматривали голландцы, они же проектировали простейшие механизмы для работы.
Несмотря на поразительные объемы, которые созданное с нуля хозяйство осваивало уже в начале своей работы, государство терпело убытки. Сказывалась, как это традиционно бывает, слабо развитая инфраструктура. Ужасающего качества дороги не позволяли своевременно доставлять все выращенное покупателям. Значительно дешевле и логичнее было закупать европейский продукт и доставлять его морем в столицу, чем бороться с дурным сообщением, которое становилось еще дурнее в распутицу. Еще одним бичом этого начинания была откупная система, существенно тормозившая прогресс. В конце концов в 1722 году было принято решение передать фабрику в частное владение. Странным образом из желающих получить этот лакомый кусок не выстраивалась очередь, и неведомыми путями чуть позже она оказалась под попечением купца Матвеева. Нельзя сказать, что это кардинально переменило ход дел в лучшую сторону. В 1733 году фабрику передают Ахтырскому полку, командование которого вело дела вплоть до 1759 года, когда петровское детище окончательно пришло в упадок и было закрыто.
Учреждение ассамблей
За границей Петр был не только наблюдателем, но и активным участником повседневной жизни, наблюдал за традиционными там увеселениями, праздниками. Принятая за рубежом организация досуга, привычки заметно впечатлили Петра, замыслившего радикальным образом модернизировать досуг в родной Московии. Если быть честным, никаких полноценных стандартов досуга в России тогда не было: государь не раз жаловался на затворничество московской аристократии в душных теремах.
Элементарным мог показаться перенос западной технической надстройки на русские верфи, мануфактуры и мастерские. Печатные, красильные, плавильные и прочие технологии переходили по принципу прямой связи от мастеров и инженеров Голландии, Англии и германских курфюршеств плавно и постепенно. Другой же стороной модернизации был категорический разрыв между технической новизной и умственной стариной: русский культурный код попросту не стыковался с привнесенными извне новшествами.
Петровская политика переиначивания русской жизни по европейским стандартам не могла обойти стороной вопросы частной жизни, увеселений и многолюдных собраний. Иначе бы пропасть между европеизированной индустрией и московитским образом жизни могла стать ужасающе критичной. Особым образом стояла проблема раскрепощения столичной элиты: за материал приходилось брать косное по своей природе старое московское сознание богомольного мира. В планах Петра мерцал уже почти европейский элитариат, с особым набором привычек и ритуалов, с приданными ему царской рукой узнаваемыми и неповторимыми очертаниями. Для полноты картины и завершенности предприятия недоставало только приучить элиты мыслить по-европейски, изъясняться по тамошним канонам и меркам приличия и практиковать заморский этикет.
Простейшим способом выучить нобилитет жить по-европейски был для начала показ того, как можно по-европейски веселиться, проводить время в светской компании. За достаточно простой по своей сути задачей по перенесению западного культурного кода на русскую почву стояла еще и куда более каверзная: спаять в первоначальном единстве и заставить сколько-нибудь складно функционировать русскую элиту, сделать этот социальный институт отчетливо различимым, предсказуемым и управляемым. Предстояло сделать человеческое общение современным и свободным. Здесь же был болезненно задет вековой вопрос: вопрос о положении женщины. Мир старой русской элиты слегка поколебал поднявшийся ропот: предстояло расстаться со столь традиционным образом женщины-затворницы.
Предположительно ассамблеи были скопированы Петром с французской практики. Указ об учреждении новой формы светского общения вышел в 1718 году, а годом ранее государь как раз посетил Францию. С. С. Комисаренко пишет: «Существует распространенное мнение, что идею ассамблей Петр I привез из-за границы, а именно из Франции, где он был в 1717 году. Однако уже тремя годами ранее состоялись первые две ассамблеи, зафиксированные в „Походных и путевых журналах императора Петра 1-го“ в 1714 году. В частности, в журналах имеется запись за март: „В 17-й день тезоименитство Государя Царевича Алексея Петровича, у которого после обеда Господин Генерал, Государыня Царица и все сенаторы были на ассамблее“. В походных журналах за 1715 год также сообщается о двух ассамблеях, организованных Петром I в феврале: „2-го был ассамблей в Доме Царского Величества… 19-го в Доме Царского Величества был ассамблей, и тут были все Министры, такожь и домашние были…“ На вопрос о том, почему из всего многообразия досуга Западной Европы Петр заимствовали именно ассамблеи, отвечает Василий Осипович Ключевский: „…и биржа, и клуб, и приятельский журфикс, и танцевальный вечер. Здесь толковали о делах, о новостях, играли, пили, плясали. Никаких церемоний, ни встреч, ни проводов, ни потчеваний: всякий приходил, ел, что поставил на стол хозяин, и уходил по усмотрению“. Таким образом, выбор царя пал именно на них из-за универсального характера. Их можно считать своего рода агрегатором всех общественных активностей. Еще не в достаточной мере эмансипированный русский аристократ чувствовал себя в этом окружении вполне вольно и мог, не стесняясь никаких условностей, постигать тонкости новых поведенческих правил. А А. Башуцкий о задачах ассамблей пишет так: „Царь желал дать большое развитие общественным увеселениям жителей и приступить к делу, важному в нравственном отношении, к учреждению тех собраний, которыя, под названием ассамблей, служили Петру Великому приятным отдохновением от трудов государственного управления, и в которыя он совершал не менее тяжкий труд, приучал подданных своих к общественности и смягчал их вкусы и привычки. Пересоздав уже многое, Петр чувствовал, что ему предстояло еще сблизить дворян, разделенных предразсудками, поселить в них любовь к удовольствиям благородным, о которых в России мало имели тогда понятия, и совершенно изменить отношения, издавна существовавшие между обеими полами“.»