Россiя въ концлагере
Шрифт:
– - А-а, -- неопредeленно протянулъ начальникъ и прошелъ дальше.
– - А ну, собирайсь живо, -- прокатывался его голосъ надъ толпой бабъ и ребятишекъ. Въ толпe послышался дeтскiй плачъ.
– - Ужо четвертый разъ грузимся -- то съ баржи, то на баржу, -- сказала старушка, суетливо подымаясь.
– - И чего они думаютъ, прости Господи...
Угрюмый вохровецъ подошелъ въ ней.
– - Ну, давай, бабуся, подсоблю...
– - Ой, спасибо, родименькiй, ой, спасибо, всe руки себe понадрывали, развe бабьей силы хватитъ...
– - Тоже -- понабирали барахла, камни у тебя тута, что-ли?
– - сказалъ другой вохровецъ...
– - Какiе
– - Работали -- тоже, -- презрительно сказалъ второй вохровецъ.
– - И за работу-то васъ въ лагерь послали?
Баба встала со своего сундука и протянула вохровцу свою широкую, грубую, мозолистую руку...
– - Ты на руку-то посмотри -- такiя ты у буржуевъ видалъ?...
– - Пошла ты къ чертовой матери, -- сказалъ вохровецъ, -- давай свою скрыню, бери за той конецъ.
– - Ой, спасибо, родименькiе, -- сказала старушка, -- дай вамъ Господи, можетъ твоей матери кто поможетъ -- вотъ какъ ты намъ...
Вохровецъ поднялъ сундукъ, запнулся за камень...
– - Вотъ, мать его... понатыкали, сволочи, камней.
– - Онъ со свирeпою яростью ткнулъ камень сапогомъ и еще разъ неистово выругался.
– - О, что ты, родимый, развe же такъ про Господа можно?...
– - Тутъ, мать его, не то что, Господа, а... Ну, давай, волокемъ, что ли...
Странная и пестрая толпа бабъ и дeтей -- всего человeкъ {441} въ пятьсотъ, съ криками, воемъ и плачемъ уже начала переливаться съ дамбы на баржу. Плюхнулся въ воду какой-то мeшокъ, какая-то баба неистовымъ голосомъ звала какую-то затерявшуюся въ толпe Маруську, какую-то бабу столкнули со сходней въ воду. Вохровцы -- кто угрюмо и молча, кто ругаясь и кляня все на свeтe -- то волокли всe эти бабьи узлы и сундуки, то стояли истуканами и исподлобья оглядывали этотъ хаосъ ГПУ-скаго полона. {442}
ПОБEГЪ
ОБСТАНОВКА
Къ Медвeжьей Горe я подъeзжалъ съ чувствомъ какой-то безотчетной нервной тревоги. Такъ -- по логикe -- тревожиться какъ будто и нечего, но въ нынeшней Россiи вообще, а въ концлагерe -- въ особенности -- ощущенье безопасности -- это рeдкiй и мимолетный сонъ, развeваемый первымъ же шумомъ жизни...
Но въ Медвeжьей Горe все было спокойно: и съ моей спартакiадой, и съ моими физкультурниками, и, главное, съ Юрой. Я снова угнeздился въ баракe ? 15, и этотъ баракъ, послe колонiи безпризорниковъ, послe водораздeльскаго отдeленiя, послe ссыльныхъ бабъ у Повeнца -- этотъ баракъ показался этакимъ отчимъ домомъ, куда я, блудный сынъ, возвращаюсь послe скитанiй по чужому мiру.
До побeга намъ оставалось шестнадцать дней. Юра былъ настроенъ весело и нeсколько фаталистически. Я былъ настроенъ не очень весело и совсeмъ ужъ не фаталистически: фатализма у меня вообще нeтъ ни на копeйку. Наша судьба будетъ рeшаться въ зависимости не отъ того, повезетъ или не повезетъ, а въ зависимости отъ того -- что мы проворонимъ и чего мы не проворонимъ. Отъ нашихъ собственныхъ усилiй зависитъ свести элементъ фатума въ нашемъ побeгe до какой-то quantite' negligeable, до процента, который практически можетъ и не приниматься во вниманiе. На данный моментъ основная опасность заключалась въ томъ, что третiй отдeлъ могъ догадываться о злонамeренныхъ нашихъ стремленiяхъ покинуть пышные сады соцiализма и бeжать въ безплодныя пустыни буржуазiи. Если такiя подозрeнiя у него есть, то здeсь же,
Недреманныя очи этой публики никогда особымъ умомъ не блещуетъ, и если я это око расшифрую, то я ужъ какъ-нибудь обойду его. Поэтому наши послeднiе лагерные дни были посвящены, по преимуществу, самому пристальному разглядыванiю того, что дeлается въ баракe.
Хотeлось бы напослeдокъ разсказать о жизни нашего барака. Это былъ одинъ изъ наиболeе привиллегированныхъ бараковъ лагеря, и жизнь въ немъ была не хуже жизни привиллегированнаго комсомольскаго общежитiя на сталиградскомъ тракторномъ, значительно лучше жизни московскаго студенческаго общежитiя и совсeмъ ужъ несравненно лучше рабочихъ бараковъ и землянокъ {443} гдe-нибудь на новостройкахъ или на торфоразработкахъ -- иногда и въ Донбассe...
Баракъ нашъ стоялъ въ низинкe, между управленческимъ городкомъ и берегомъ озера, былъ окруженъ никогда не просыхавшими лужами и болотцами, былъ умeренно дырявъ и населенъ совсeмъ ужъ неумeреннымъ количествомъ клоповъ.
Публика въ баракe была какая-то перехожая. Люди прикомандировывались, прieзжали и уeзжали: баракъ былъ такимъ же проходнымъ дворомъ, какъ всякое учрежденiе, общежитiе или предпрiятiе -- текучесть кадровъ. Болeе или менeе стабильнымъ элементомъ была администрацiя барака: староста, "статистикъ", двое дневальныхъ и кое кто изъ "актива" -- всякаго рода "тройки": тройка по культурно-просвeтительной работe, тройка по соцсоревдованiю и ударничеству, тройка по борьбe съ побeгами и прочее. Стабильнымъ элементомъ были и мы съ Юрой. Но мы въ баракe занимали совсeмъ особое положенiе. Мы приходили и уходили, когда хотeли, ночевали то на Вичкe, то въ баракe -- словомъ прiучили барачную администрацiю къ нашей, такъ сказать, экстерриторiальности. Но даже и эта экстерриторiальность не спасала насъ отъ всeхъ прелестей совeтской "общественной жизни".
Оффицiальный рабочiй день начинался въ девять утра и кончался въ одиннадцать ночи съ трехчасовымъ перерывомъ на обeдъ. Для того, чтобы получить талоны на обeдъ и на хлeбъ, по этимъ талонамъ получить и то, и другое, пообeдать и вымыть посуду -- требовались всe эти три часа. Послe одиннадцати наиболeе привиллегированное сословiе лагерниковъ получало еще и ужинъ, непривиллегированное -- ужина не получало. Во всякомъ случаe, для многополезной "общественной дeятельности" и актива, и прочихъ обитателей лагеря "рабочiй день" начинался въ двeнадцать ночи. Въ двeнадцать или въ половинe перваго предсeдатель нашей культъ-тройки громогласно объявляетъ:
– - Товарищи, сейчасъ будетъ докладъ товарища Солоневича о работe московскаго автозавода.
Активисты устремляются къ нарамъ подымать уже уснувшихъ обитателей барака. Товарищъ Солоневичъ слазить съ наръ и, проклиная свою судьбу, доклады, культработу и активистовъ, честно старается вложить въ 10-15 минутъ все, что полагается сказать объ АМО. Никто товарища Солоневича, конечно, и не думаетъ слушать -- кромe развe актива. Сонныя лица маячатъ надъ нарами, босыя нога свeшиваются съ наръ. Докладъ конченъ. "Вопросы есть"?
– - Какiе тамъ вопросы -- людямъ скорeе бы заснуть. Но культъ-тройка хочетъ проявить активность. "А скажите, товарищъ докладчикъ, какъ поставлено на заводe рабочее изобрeтательство". Охъ, еще три минуты. Сказалъ. "А, скажите, товарищъ докладчикъ"...