Россия времени Ивана Грозного
Шрифт:
Косой отвергал и посты, ссылаясь на то, что бог создал все дни одинаковыми, не подразделив их на постные и непостные. Культивирование официальной церковью постов было призвано примирить трудящиеся массы с фактически полуголодным существованием и скудными материальными условиями, в которых они находились. Отрицание же постов приводило к борьбе за улучшение материального бытия.
Феодосий Косой едко высмеивал поклонение мощам — это «человекослужение», запрещенное, по его мнению, писанием, В то время как церковники создавали единый для всей России пантеон святых, упорядочивали службы, составляли жития, в которых непременно были указаны многочисленные чудеса, совершенные ими при жизни и после смерти, рационалистическая критика Феодосием веры в святых подрывала авторитет господствующей церкви,
Отрицая необходимость церкви как учреждения, Косой с ненавистью отзывался о церковниках — стяжателях, фарисеях и лицемерах, которые «повелевают себе послушати и земских властей боятися и дани даяти им».13 Церковники, говорил он, «гонят нас и в тюрьмы затворяют», мучают «еретиков», отвергая евангельскую заповедь любви. Церковную иерархию, считал Косой, необходимо упразднить.
Сокрушительной критике Косой подверг и материальные основы церкви — церковно-монастырское землевладение. Монастыри, имеющие в своем распоряжении села, преступают заповедь нестяжания; все приношения в церковь есть проявление идолопоклонства, ненавистного богу.
В то время как официальная церковь поддерживала мнение о богоизбранности русского народа как православного и закладывала основы великодержавного шовинизма, Косой выступил с тезисом о равенстве всех народов и их братстве: «Все людие едино суть у бога, и татарове и немцы и прочии языцы». Поэтому «вси веры в всех землях одинаки».14
Критика церкви и монашества у этого радикального мыслителя дополнялась смелым тезисом о неповиновении властям вообще. Он объявил, что «не подобает же в христианох властем быти»,15 призывая к неповиновению им и неплатежу податей. Зиновий Отенский упрекал сторонников «нового учения»: «Не любите богом поставленныя царскиа и святительскиа чиноначальникы, ни хощете владоми быти от господей», «отбегаете началник владычества».16
Решительно выступал Феодосий и против войн. Его тезис «не подобаеть воевати» имел целью счастье и мир народов, лучшие сыны которых гибли в ходе многочисленных феодальных войн и усобиц. Отрицая власть, церковь и войны, Косой противопоставлял им раннехристианское учение. Основа его — любовь к богу и вытекающая из нее любовь к ближнему.
Как и большая часть реформационных учений средневековья, учение Косого пыталось реставрировать общественный строй, близкий к раннехристианскому, когда, по словам Ф. Энгельса, «христианство знало толькоодно равенство для всех людей, а именно — равенство первородного греха, что вполне соответствовало его характеру религии рабов и угнетенных».17 Крестьянско-плебейская ересь из «„равенства сынов божиих"… выводила гражданское равенство и уже тогда отчасти даже равенство имуществ».18
Учение Феодосия Косого было вершиной развития прогрессивной общественно-политической мысли середины XVI в. Оно выражало идеологию складывающейся плебейской оппозиции феодализму и являлось наиболее радикальным проявлением реформационного движения в России; учение Косого оказало сильное воздействие на общественную мысль Великого княжества Литовского, куда он вынужден был бежать.
Объективно учение Феодосия Косого было направлено на ликвидацию феодального строя. Этим оно принципиально отличалось от взглядов других передовых мыслителей — Пересветова или Ермолая Еразма, которые стремились лишь к преобразованию государственного строя для его укрепления в интересах господствующего класса.
Обострение идеологической борьбы вновь бросило самодержца в объятия испытанного союзника — иосифлянской церкви во главе с митрополитом Макарием. Во время казанского похода 1552–1553 гг. ему было поручено «во всем беречи царства сего». Макарий, как показал И. И. Смирнов, в эти годы принимал активное участие в управлении государством и играл некоторую роль во внешнеполитических сношениях с Великим княжеством Литовским.
В связи с событиями 1553 г. и антиеретическими соборами 1553–1554 гг. особую остроту приобрело идеологическое обоснование самодержавия. Если на одном полюсе русской общественной мысли устами Косого царская власть полностью отрицалась, то на другом — усилиями идеологов самодержавия — создавалось учение о ее теократическом происхождении.
В 1553–1555 гг. при участии А. Ф. Адашева был написан «Летописец начала царства», посвященный событиям 1533–1553 гг. В нем развивались две темы укрепление самодержавной власти и присоединение Казани. При описании венчания на царство Ивана IV подчеркивалось, что царские регалии были получены Мономахом от византийского императора Константина, а Иваном от его отца Василия III. Присоединение Казани автор «Летописца…» сравнивал с освобождением израильтян библейским героем Моисеем из многолетнего египетского плена. Автор выступал за сильную самодержавную власть, был сторонником компромисса между различными прослойками феодалов. В уста Василия III вложено и благословение Ивана IV на борьбу с неверными, которые «покушахуся на православие, на нашу дръжаву».19 Следовательно, и борьба с Казанью также представлялась исполнением заветов Василия III. «Летописец…» увековечивает бояр, которые проводили восточную политику правительства Ивана IV, — С. И. Микулинского, Федора и Алексея Адашевых, П. С. Серебряного, А. Б. Горбатого, П. М. Щенятева, М. И. Воротынского, А. М. Курбского, Владимира Старицкого и, наконец, Шигалея. В «Летописце…» были отмечены и заслуги детей боярских (дворян), участвовавших в этих походах. «Летописец…» обличал княжат-бояр, повинных во всех неурядицах малолетства Грозного. Главная причина феодальных смут, происходивших в ту пору, по мнению автора, — деятельность Шуйских.
Прославлению самодержавия были посвящены и фрески так называемой Золотой палаты в Кремле. Целая серия их изображала освобождение Израиля от египетского рабства, намекая на взятие Казани, которое рассматривалось как завершение многовековой борьбы Руси с Золотой Ордой. Единый идеологический замысел фресок и «Летописца начала царства» отражал общие представления руководителей правительственного кружка — Сильвестра и Адашева. В демагогических тонах рисовался идеал самодержца, который дает «суд и правду нелицемерну всем», равно «жалует и удоволяет… велмож и средних и младых», исходя из истинной веры. Основа мудрости царя («начало его премудрости») — страх господень. Царя должны занимать не только вера («закон Христов») и праведный суд, но и ратные дела. Он должен защищать страну «от всех иноверных бусурман и латын».20 Этот-то образ идеального монарха и воссоздан во фресках Золотой палаты.
Россия времени Грозного не была готова идти по пути радикальных перемен, куда ее звали передовые мыслители, Средствами литературы и изобразительного искусства идеологи самодержавия обосновывали учение о теократическом происхождении царской власти.
ПОСЛЕДНИЕ РЕФОРМЫ ИЗБРАННОЙ РАДЫ
Жестоко расправившись с еретиками и нестяжателями, правительство Ивана IV в январе 1555 г. вернулось к государственным преобразованиям. Снова встал вопрос о борьбе с социальными движениями.
Был обнародован первый приговор из серии законов о губной реформе. Главным в следствии по делам о «лихих людях» признавался «обыск», расспросы населения. Если у «лихого человека» находилось «поличное», похищенное имущество, то он приговаривался к казни, хотя бы даже на пытке отпирался в совершении преступления. Ранее по Судебнику 1550 г. в таких случаях подсудимый приговаривался только к пожизненному заключению. Таким образом, репрессии по отношению к «лихим людям» усиливались, Более строгие меры принимались и по отношению к соучастникам преступления. Дабы избежать бегства «лихих людей» из одного уезда в другой, указ 28 ноября 1555 г. вводил обязательную регистрацию — «явку» всех «новоприбылых» людей. Дела о воровстве, в том числе и конокрадстве, передавались в ведение губных старост.