Россия всегда права!
Шрифт:
Дозаправку закончили, подняли на борт сходни. Отдали концы – и яхта пошла вперед, мастерски разворачиваясь в тесной и незнакомой марине.
Вот и все…
– Сэр…
Я обернулся. Двое служащих, один из них тот, которому я сунул пистолет в лицо, стояли за машиной.
– А вы кто, сэр? Что вообще происходит?
Североамериканцы…
– Видите – машина? – я указал на «Кадиллак».
– Да, сэр.
– Ключи в замке зажигания. Бронированная. Берите ее, грузите свои семьи, все самое ценное – и сматывайтесь из города к… матери.
Не дожидаясь ответа, я сел в «Майбах». Завел мотор. Дел и в самом деле было много, и просто так уезжать… не дождетесь, в общем, как говорят в Одессе.
23 июня 2012
Аннандейл, Мэриленд
Нужно было ехать, но ехать я не мог. То, что произошло, буквально выпило меня изнутри. Лишило сил.
Юлия, Юлия…
С детства нас, дворян, настоящих, потомственных военных дворян растили в жестких и суровых условиях. Мало кто помнит семью – военное или флотское училище, форма, жесткие испытания, учеба. Летом… летом всякое бывало, у кого как. Я обычно отдыхал или в Константинополе, или в Ак-Мечети, родовом имении Воронцовых. Его Величество выделял деда, и получилось, что я попал в пацанскую компанию, в которой подрастал Наследник престола. Как то само так получилось… Его Величество недолюбливал Петербург и старался держать подальше от его соблазнов своего единственного сына. У Наследника престола только пальцами щелкни – появится масса друзей, но сколько из них будут искренними? Вот почему Наследник проводил лето в Крыму и Его Величество до определенного момента поощрял его знакомство с сыновьями флотских офицеров и дворян, отдыхающих в Крыму. Наследник был совершенно таким же, как и мы, – отец держал его в большой строгости, спрашивал очень сурово. Так мы и бегали по крымскому побережью – ватага пацанов, одному из которых предстояло рано или поздно взять власть в стране.
Так получилось, что мы с детства привыкли не давать волю чувствам. Нас учили, что чувства – это второстепенное, недостойное офицера, одним из поводов для насмешек было «расчувствовался». Если тебя били – нельзя было плакать, если тебя наказывали, ты должен был принять наказание и двигаться дальше. Мы просто не умели давать волю чувствам. И в той ситуации, когда моя любимая женщина попала в беду, все, на что меня хватило – это ударить ее и обвинить в предательстве.
Когда-то давно один из преподавателей русской литературы посвятил целый урок разбирательству поступка Тараса в произведении «Тараса Бульба». Да, того самого. Тарас Бульба убил своего сына, который встретил любимую женщину и перешел на другую сторону, на сторону врага. Я тебя породил – я тебя и убью. Это страшно – но это нравственный выбор. Выбор, который сделал Андрий, – выбрал любовь, выбор, который сделал Тарас, – убить порожденного им предателя, в котором он больше не видел сына. Мы, двадцать четыре гардемарина, все как один заклеймили предателя Андрия, для нас этот поступок был совершенно естественным – отец не мог жить с предательством сына, да и сам он – погиб, расплатившись перед судьбой жизнью за жизнь.
Потом по этому произведению сняли фильм, это было не так уж давно – и впервые зазвучали совсем другие голоса. По телевидению, по радио выступали люди, критики, какие-то уважаемые в культурной среде люди, которые говорили, что нет, это страшно и это неправильно. Отец не имел право наказать сына смертью за то, что он выбрал любовь, выбрал новую родину и родина эта там, где живет любимая женщина, где семья, где хорошо. Для меня, тогда уже взрослого морского офицера с черными орлами на погонах, подобная постановка вопроса была оскорбительно дикой: как так можно вообще – ВЫБИРАТЬ РОДИНУ?! Разве Родину выбирают? Разве Родина не дается человеку при рождении – как вообще можно выбрать Родину, это же все равно, что присягнуть дважды? Как можно оправдывать предательство любовью, ведь тот же Андрий мог привезти любимую женщину к себе на Родину, а не предавать. Такой же позиции придерживались все дворяне и офицеры, которых я знал, – и фильм, всего лишь снятый для синематографа фильм, обнажил очень серьезный раскол в русском обществе, впервые за долгое время этот раскол стал виден. Была большая группа людей, которая считала, что можно выбирать Родину, и они открыто высказывали это. Были люди, которые считали,
Тогда, в Бейруте, я сделал свой нравственный выбор – и теперь полной мерой пожинал плоды его. У меня была единственная в мире женщина, которую я любил, ставшая главным агентом русской разведки в САСШ, и был сын, который говорил, что у него нет отца, и готовился стать агентом уже Северо-Американской разведки. Сейчас они все еще находились в опасности – и я не мог ничего с этим поделать.
За любой выбор надо платить. Интересно, а что чувствовал Тарас, когда убил собственного сына. Хотя это и так понятно, судя по тому, что он сделал. Он пошел на смерть – только чтобы не чувствовать то, что он чувствовал.
Нет, все, хватит. Есть вещи, о которых противопоказано думать. Тем более сейчас, когда началась война.
То, что она началась, я понял и без подсказок. В мотеле, в котором я обосновался, был хороший обзор, и днем мы могли по меньшей мере три раза лицезреть картину современного воздушного боя. Современный воздушный бой ведется на дальних дистанциях, противники видят друг друга только на экранах радаров, посылая друг в друга ракеты с дальностью полета несколько десятков километров. Современный воздушный бой с земли выглядит как вспышки в небе, но под вечер мы увидели и парашют – кто-то из летчиков успел катапультироваться. Удачи ему – кто бы он ни был…
Я забаррикадировался в номере, подключился к Интернету. Надо было решать, что делать дальше. Это была не моя война, но, судя по тому, что на мирную страну вероломно напали англичане, эта война автоматически становилась моей. Англичанам нельзя давать ходу ни в одной части света, и враг моего врага поневоле становится другом…
Интернет уже падал, целыми сегментами, отключались несущие серверы, скорее всего из-за перебоев в электроэнергии, использовании сетевых ресурсов военными и просто – чтобы ограничить масштабы шпионажа. Но кое-что еще можно было понять. Вычистив автомат и пистолет – просто так, по привычке – я сел в Интернет, чтобы понять, что происходит.
На сайте правительства – объявление о введении на всей территории страны режима чрезвычайного положения. Согласно Северо-Американскому законодательству, власть в стране переходит к FEMA, федеральному агентству по чрезвычайным ситуациям. На мой взгляд, положение довольно опасное, потому что получается, что власть полностью переходит к людям, которые никем не избраны. В России, не дай Господь, случись что – Его Величество и не подумает отдавать власть кому-то, а сам, как первый солдат Империи, возглавит борьбу с бедой.
На сайте FEMA, на который была прямая ссылка с сайта, на первой странице висело такое, от чего можно было свихнуться. На первой странице висел меморандум, подписанный неким С. Лютером Гримли, директором агентства. В этом меморандуме говорилось, что вся власть на период ликвидации чрезвычайной ситуации переходит к временному специальному комитету управления и что для обеспечения безопасности в северные районы страны по приглашению этого комитета вводятся британские территориальные части с территории Канады. Все это делается по просьбе указанного комитета к Его Величеству, королю Британского содружества наций Чарльзу и исходя из особых договорных отношений и исторических связей между странами. Я сначала не смог поверить своим глазам, прочитав все это – даже подумал, что я что-то не понял из-за того, что английский – не мой родной язык. Но нет, все правильно.
Если это не государственная измена, то что такое измена? Я просто поверить не могу, что кто-то по доброй воле пригласил в страну британских оккупантов.
Ладно, с этим еще разбираться будем…
Когда экран вдруг мигнул и изображение пропало – я сначала подумал, что Интернет отрубили и здесь. Но тут же появилась подпрограмма запуска программы просмотра видео из Сети, она проскочила за несколько секунд – и я увидел на экране лицо Николая. Николая Третьего, Императора России, Висленского и Персидского краев и прочего и прочего и прочего…