Россия всегда права!
Шрифт:
Что же касается Наследника, то, как и положено Наследнику Русского Престола, он с детства начал постигать науку владения оружием, потому что это было нормально для мужчины и будущего офицера. Мужчина должен уметь постоять за свой дом, свою семью, своего Императора и свою Родину, иначе он и не мужчина вовсе. Наследник не успел поступить в какое-нибудь Суворовское училище до того, как мать забрала его с собой в Штаты, но дома он видел оружие у отца, у офицеров Императорского Конвоя и Гвардейского Экипажа и даже несколько раз стрелял под бдительным взором охраны и отца. Поэтому в критической
– Лежи! – мать столкнула его еще ниже. – Господи, лежи!
Несмотря на то что по крови она была француженкой, а по гражданству – до недавнего времени северо-американкой, Моника Джелли крикнула это по-русски.
Павел толкнул мать, он был мужчиной и не должен был принимать защиту, это он должен был защищать, потому что мужчина!
– Лежи, сказала!
Павел, сопя, отпихнулся – и тут осыпалось не выдержавшее града пуль стекло в дверце. Мать охнула, а он посмотрел и увидел лежащего в кресле убитого водителя, залитый кровью руль и…
И перевязь кобуры…
Пули свистели, били о кузов, нападающие, озверев, били по машинам, били на каждое движение. Павел чуть повернулся – он был маленьким, ему было легко это сделать – и протянул руку вперед. Через пару секунд он наткнулся на шершавый пластик, схватил его, как смог, и дернул на себя. В его руках оказался автомат с изогнутым магазином, полным патронов. Сорок патронов – и сорок шансов остаться в живых.
– Ты что делаешь?!
Мать навалилась на него, прикрывая собой.
– Лежи, не поднимайся!
Стрельба то утихала, то вспыхивала вновь, подобно волнам, накатывающим на берег. Потом кто-то сунулся в машину, закричал по-русски: «Целы?!» А потом – открылась дверь, и тот же голос закричал по-русски: «Бегите! Бегите!»
До машины, старого фермерского внедорожника, стоящего у обочины, было метра три, но как их они преодолели?! Просто чудом, учитывая плотность огня. И, тем не менее, они их преодолели, Моника тащила сына за собой, а сын – тащил автомат, вцепившись в него как в спасательный круг. Как мужчина и будущий офицер, он знал, что бросить оружие – позор.
– Павел… – мать толкнула его за машину, это был высокий старый трехдверный «Шевроле», за ним было относительно спокойно, – откуда это у тебя? Ну-ка, дай!
– Мама!
Моника вырвала из рук сына автомат. Как он… а, вот.
Здесь было поспокойнее, но все равно – пули били по бортам машин градом, одно за другим лопались, с серебристым звоном осыпались стекла, и казалось, что наступил ад.
Освобожденный от автомата, Павел выглянул в узкий проход между машинами и увидел мертвого графа Комаровского, который лежал у «Линкольна» с распахнутой дверью.
– Мама, Ежи убили! Его убили!
– Давай сюда!
Моника не растерялась, и тут она поняла, что единственный выход – попытаться скрыться, только так она спасет и себя и сына. Лежа на полу в осыпаемом пулями «Линкольне», она прокляла всех – Николая, который так и не смог стать примерным семьянином, себя, за то, что имела глупость уехать из России… да что теперь говорить. Только теперь она поняла и оценила, что значит наличие рядом с собой тех самых жестких, немногословных и правильных мужчин, готовых защищать свою Родину, свою семью и своего Императора до последней капли крови. Будь они под защитой Императорского Конвоя – на них, наверное, даже не осмелились бы напасть.
Но единственный такой мужчина погиб, защищая их, и Императорского Конвоя рядом с ними не было и надо было спасаться самой. Уйти с этой улицы, затем… спрятаться… куда угодно, пока не появится армия, полиция… господи, да кто угодно. Это же Северо-Американские Соединенные Штаты, а не Мехико-сити!
Уйти…
Едва удерживаясь от того, чтобы не поскользнуться на битом стекле, она затащила сына в какую-то то ли лавку, то ли бар… сбоку кто-то лежал, то ли раненый, то ли мертвый – проверять было некогда. Она сняла автомат с предохранителя, найдя сам предохранитель и поняв, что пиктограмма с изображением одной пули означает один выстрел. Так лучше… стрелять очередями не каждый сможет, да и ни к чему это. Теперь надо куда-то уйти… должен быть какой-то выход отсюда… задний двор, что угодно. Только подальше отсюда…
Она и не подозревала, что снайпер, убивший графа Комаровского и держащий под контролем улицу, видел ее и сообщил о направлении ее движения, после чего опять начал отстреливать последних из остающихся в живых защитников конвоя. А над местом боя кружил небольшой беспилотный летательный аппарат, от глаз которого было не скрыться…
– Fire in the hole!
Один из бойцов сковывающей группы встал на колено, держа на плече толстую трубу противобункерного гранатомета. Рявкнул стартовый заряд, комок огня полетел в полицейский участок, влетел в разбитое пулями окно. Полыхнуло – огонь разор плеснулся изо всех окон, ударной волной выбило дверь…
– Мать твою…
– Да! Черт возьми, да!
– Занять оборону! Могут появиться еще полицейские…
Командир сковывающей группы, которому поставили задачу уничтожить полицейский участок в городе и который с блеском ее выполнил, подошел к Уиллу, новичку, сидящему под прикрытием тяжелого Hummer H2, на котором они приехали в город. Он уже приложил к ране перевязочный пакет и засыпал ее специальным порошком, который содержит антисептик и вещество, которое вызывает почти мгновенную свертываемость крови. Пуля из полицейской снайперской винтовки пробила-таки бронежилет, но легкое, по всей видимости, не задела…
– Как ты?
– Жить буду, сэр… наверное.
Командир достал из кармана брюк серебряную, обтянутую кожей фляжку, свернул крышку, дал ее подстреленному подчиненному. Запахло односолодовым виски.
– Держись, парень. Нам десять минут тут стоять, еще десять на дорогу, а потом Том тебя осмотрит. Держись.
– Да, сэр…
– Жаворонок два, немедленно выйдите на связь! «Жаворонок-два», это «Жаворонок-один», немедленно на связь!
Похоже, начинаются неприятности…