Россиянин в Соединённом Королевстве
Шрифт:
***
Порт в Чатэме, графство Кент, был создан ещё при королеве Елизавете, когда Англия в одиночку противостояла окружавшему её враждебному католическому миру, и для безопасности уже не хватало старых портов в Портсмуте, Дептфорде и Вулвиче. С тех пор владычица морей сильно укрепила свои позиции и обзавелась мощными союзниками в Европе и богатыми колониями в других частях света. За двести лет порт разросся до целого города, и теперь играл ключевую роль в войне с Францией. Порт расположился на том же берегу реки Мидуэй, что и Рочестерский замок, но дорога между ними был довольно извилистой, так как огибала излучину реки, русло которой в этом месте своими изгибами напоминало английскую букву N. На верфях Чатэма работали столь искусные и трудолюбивые
Впрочем, иногда не обходилось без накладок, как при постройке знаменитого корабля Его Величества «Победа». Её первый торжественный выход из дока в море 7 мая 1765 года мог был окончиться катастрофой, если бы ранним утром корабельный плотник Хартли Ларкин не догадался на всякий случай померить корпус судна. Оказалось, что его ширина почти на 10 дюймов превышает ширину деревянных ворот дока. Ответственное начальство уже собиралось в последний момент отменить церемонию, несмотря на приезд высоких гостей из Лондона, но Ларкин собрал всех имевшихся в наличии плотников, и те успели обтесать ворота. Невредимая «Победа» гордо вышла в море из испорченного дока – все вгляды были прикованы к ней, а зазубрины на воротах никто не заметил.
На этом сложности с «Победой» не закончились; при первых же её испытаниях на море выяснилось, что у неё слишком низкая посадка. Поэтому в бурную погоду вода захлёстывала оружейные порты нижней батарейной палубы, делая их непригодными для ипользования. Эту проблему удалось решить лишь командно-административным способом – в инструкции, прилагавшиеся к кораблю, включили требование наглухо задраивать порты нижней палубы при сильном волнении на море. Такое распоряжение уменьшало на треть огневую мощь «Победы» в случае, если бы ей пришлось вступить в бой в плохую погоду. К счастью, все славные сражения, в которых ей довелось участвовать за многие годы службы, случались только на спокойном море.
Чарльзу Проби, нынешнему начальнику порта в Чатэме, за его долгую жизнь много раз приходилось отвечать за безопасность других людей – и за своих детей, и за матросов на кораблях, где он служил. Он свято верил в силу послушания, и до сих пор ни разу не усомнился в целесообразности своих повелений и запрещений. Конечно, он не может предусмотреть всего, это не в человеческих силах, но он всегда трезво оценивал текущую ситуацию и выбирал наилучший образ действий. Поэтому дисциплина у него дома, на его кораблях и во вверенных ему королевских доках всегда была на высоте.
Когда к его младшей и любимой дочери Элизабет посватался русский капитан, Проби решительно отказал ему, не сомневаясь, что дочь смирится с любым его решением. Не то чтобы старый капитан что-то имел против российских подданных в целом, тем более что некоторые из них, вроде адмирала Сэмюэля Грейга, по рождению были чистокровными британцами. Капитан Чичагов не понравился ему вовсе не из-за его гражданства, а из-за личных качеств. Из него явно не мог получиться хороший муж для Элизабет – строгий и решительный, способный направлять её твёрдой рукой и контролировать чрезмерную природную живость её натуры. Спору нет, Чичагов очень обаятельный и неплохо воспитанный юноша, но Элизабет нужен кто-нибудь постарше и посолиднее. А русский пусть ищет невест у себя на родине, неужто у них в России своих девиц не хватает?
Сейчас капитан Проби не находил себе места. Элизабет заперлась в спальне и не разговаривала с ним. Сначала она плакала, потом наступила тишина. Он никогда раньше не видел её в таком состоянии. Он чувствовал, что её горе как-то связано с его запретом. Чичагов должен был скоро покинуть Чатэм, и раньше Проби надеялся, что Элизабет быстро забудет несостоявшегося жениха. С глаз долой, из сердца вон! Сегодняшняя сцена заставила его засомневаться в смирении и послушании дочери. Нельзя
– Элизабет, мне надо тебе кое-что сказать, – начал он, – я снова подумал насчёт предложения того русского капитана, который сватался к тебе. Если ты всё ещё хочешь выйти за него замуж, то я дам тебе своё согласие. Только не прямо сейчас, а через год.
За дверью раздались рыдания. Проби не понял, как Элизабет отнеслась к его словам, но плач был хоть каким-то ответом. Всё лучше, чем мёртвая тишина. Он чувствовал себя неуютно из-за того, что отступил от принятого решения, но утешался мыслью, что год – это достаточно долгий срок, и русский капитан вполне может забыть про Элизабет. А может он уже бросил её, и этим объясняется её горе. На забывчивость дочери старый капитан уже не рассчитывал, запоздало осознав, что та в своём упорстве очень похожа на него самого.
***
Павел не помнил, сколько он бродил по лесу. Гроза ушла, так и не пролившись дождём, снова засияло солнце. Наконец он немного пришёл в себя и попытался вернуться на поляну, чтобы проводить Лиз до кареты. Сначала он пошёл не в ту сторону и чуть не заблудился, а потом обнаружил, что грозовой ветер успел вырвать с корнем несколько старых елей, превратив английский парк в непроходимый бурелом, достойный русского леса. Попытавшись обойти упавшие стволы, он вышел к пруду, а от него уже вернулся к поляне с берёзами. Поляна была пуста. Он даже не сразу узнал то место, потому что под яркими солнечными лучами всё выглядело совершенно иначе, чем под грозовой тучей. В траве у берёзы что-то ярко блеснуло. Он подошёл поближе и поднял хрустальную брошку. Потом побежал по тропинке обратно к пруду, а затем к мостику через ручей в надежде догнать Лиз, но её уже нигде не было видно, и кареты у собора тоже не оказалось.
Павел уныло побрёл к дому Лиз, хотя знал, что больше не сможет её увидеть – после неудачного сватовства капитан Проби не пускал его на порог. Всё равно ему хотелось быть как можно ближе к ней, как будто это могло что-то изменить. Как хорошо им было в начале прогулки, а он умудрился всё испортить. Руки его в ярости сжались, и он почувствовал, как что-то впилось в палец. Разжав кулак, он увидел поднятую им с земли брошку, про которую уже успел забыть. Только теперь он наконец внимательно рассмотрел её – это была изящная гирлянда цветов с лепестками из разноцветных кусочков хрусталя. Маки, ромашки, анютины глазки и ещё какие-то цветы, которые он не смог опознать. Перед его внутренним взором тут же явилась Лиз, сидящая с букетом незабудок на берегу пруда. Ива шелестела листьями, вокруг шиповника жужжали пчёлы. Если бы можно было вернуться в то мгновение и всё исправить. Он застонал. Теперь Лиз ненавидит его одновременно и за то, что он сделал, и за то, чего он не сделал. Но ведь невозможно было устоять перед ней на лесной поляне под грозовым небом. Бедная Лиз сама не понимала, какую страсть она разбудила, но ему нет оправдания. И невозможно было остаться рядом с ней и вымолить прощение, пока он не вернул себе относительную ясность мысли.
Вокруг тянулись доки и пакгаузы, выглядевшие заброшенными из-за воскресного дня, без привычной рабочей суеты мастеров и грузчиков. Вдалеке виднелась «Справедливость», но теперь даже она не радовала его глаз своей новой грот-мачтой и парусами. Скоро уже должен был показаться дом начальника порта – помпезное здание из красного кирпича с четырьмя несуразными башенками-минаретами по углам. Дом был полностью перестроен лет сто назад по приказу тогдашнего начальника – тот посчитал имевшуюся резиденцию не соответствующей своему величию и добился от королевской казны денег на новую постройку. Павел вспомнил, как Лиз рассказывала ему историю своего дома, и как его тогда поразило сходство амбиций английского и российского начальства. Только английское начальство деньги на свои дворцы честно выбивало из казны, а русское – воровало.