Россиянин в Соединённом Королевстве
Шрифт:
– Симон-Роман, как можно служить человеку, который даже не разбирается в том, что вы делаете? – спросила она. – Это бессмысленно. Некомпетентные люди не должны никем и ничем управлять.
– Невозможно разбираться сразу во всём, Эверина, – возразил Воронцов. – Хороший начальник должен уметь разбираться в людях. Тогда он соберёт вместе мастеров своего дела и просто не будет мешать им работать.
«Правда, ему придётся ещё заботиться о том, чтобы мастера не мешали работать друг другу, – добавил про себя Семён Романович. – Иногда это совершенно невыполнимая миссия».
– Так французские король с королевой и в этом некомпетентны, – поддела
Воронцов ужаснулся, что молодая девушка выражается так грубо, но потом решил, что всему виной её плохой французский.
– Эверина, вы наверно хотели сказать что-то совсем другое, – поправил её он, – То, что вы буквально сказали, звучит не совсем прилично.
«Да уж приличней, чем твоё имя по-английски», – фыркнула Эверина про себя.
– Я знаю, что мой французский плох, Симон-Роман, – сказала она вслух, – но уж не настолько плох. То, что королева делает со своим сыном, называется французским словом инцест.
– Как вы можете повторять эти ужасные сплетни, Эверина? – укорил её Воронцов. – Ведь это просто слухи, не подкреплённые никакими достоверными свидетельствами.
– Это неважно, – заметила Эверина. – Важно, что общество верит этим слухам. Поэтому распространение информации об инцесте поможет низложить королеву, а заодно и короля.
«Выходит, общественное мнение – это палка о двух концах, – удручённо подумал Семён Романович. – Хотя это справедливо и для любого другого оружия. Если силу общественного мнения можно использовать в светлых целях, то можно и в тёмных».
– Эверина, это недостойно. Нехорошо так использовать общественное мнение, – попытался образумить её Семён Романович.
– Что такое хорошо, и что такое плохо? – риторически спросила Эверина. – Хорошо то, что разжигает пламя революции, плохо то, что его гасит.
– Эверина, неужели нельзя реформировать общество мирным путём, без революции? – воскликнул Воронцов.
– Неужели церковники и аристократы, сидящие на шее трудового народа, откажутся от своих привилегий без революции? – ответила Эверина вопросом на вопрос.
– Простите, Эверина, я опять не понял ваш французский. Трудовой народ – это те, кто трудится, так ведь? Священники и дворяне трудятся ничуть не меньше, чем крестьяне. Чем выше человек стоит в общественной иерархии, тем больше у него разнообразных обязанностей.
– Я имела в виду Третичное сословие, – уточнила Эверина, – или правильно Третейское? Французские числительные лишены всякой логики, никак не могу их запомнить!
– Да, теперь я понял, – сказал Воронцов. – Правильно будет Третье сословие. На протяжении веков три сословия мирно взаимодействовали друг с другом, почему теперь нужно разрушать сословную иерархию?
– Потому что она несправедлива, – отрезала Эверина. – Сословные предрассудки мешают пробиваться наверх умным и талантливым людям из народа.
Лицо её в этот момент так и светилось искренней жаждой справедливости. Наверно, так же выглядел Люцифер, светлейший из ангелов, когда обдумывал планы рационального и справедливого переустройства мироздания и отмены нелепой небесной иерархии. «Что за жуткие сравнения приходят мне сегодня на ум, – сокрушённо подумал Воронцов. – Положительно, французская революция совершенно расшатала мои нервы».
Перед внутренним взором Эверины мгновенно развернулся полномасштабный проект разумного устройства общества. Как некогда архитекторы средневековых соборов представляли себе будущее здание сразу со всеми стенами, сводами и горгульями, так и она представила будущую победу революции во всех её социальных проявлениях. Во-первых, нужна единая система образования, общая для всех без исключений. Лучше всего сделать интернаты и обязать родителей отдавать туда детей с трёх лет. Тогда никакие религиозные и сословные предрассудки не успеют внедриться в неокрепшие умы будущих граждан. Все будут равны по воспитанию и образованию. Для особо одарённых можно устроить высшие школы, выпускники которых будут служить народу на ключевых государственных должностях. Во-вторых, нужна сильная и боеспособная армия. Пока революция не завоюет весь мир, ей будут угрожать внешние враги. Равные возможности и отмена сословных привилегий непременно принесут плоды в виде великих полководцев, военных инженеров и изобретателей. Революционная армия понесёт свободу и справедливость во все европейские страны, а затем и в другие части света. В-третьих, революции нужна мощная защита от внутренних врагов и предателей. Особая организация, куда войдут лучшие из лучших, будет изобличать врагов революции. Если враг не сдаётся – его истребляют. Это несуществующий библейский бог может себе позволить ад для грешников в надежде, что кто-то из них добровольно захочет выйти из ада. В революционном обществе не может быть ада. Смерть всем, кто не захочет войти в светлое будущее!
– Давайте согласимся не соглашаться, Эверина, – примирительно сказал Воронцов. – Мы с вами по-разному смотрим на революцию, но надеюсь, это не помешает нашим дружеским отношениям.
Его голос оторвал Эверину от восторженного созерцания революционного Нотр-Дама, через который справедливость придёт во все концы земли.
– Вы не любите революцию, – обвинила она Воронцова.
– Да, я не люблю революцию, – согласился он. – Но вы ведь не откажетесь поужинать со мной, несмотря на мои реакционные взгляды?
Он так тепло улыбнулся Эверине, что она на секунду забыла о революции. «Всё-таки он удивительно приятный человек, – подумала она. – Как жаль, что он одержим этими трансцендентными идеями. Эта его верность неизвестно чему и неизвестно кому совершенно ослепляет его».
Воронцов с надеждой смотрел на неё. Им овладело необъяснимое, но очень стойкое ощущение опасности, угрожавшей Эверине. Это никак не было связано с теми вполне естественными и здравыми опасениями, которые могла бы вызвать поездка молодой девушки в охваченный революцией город. Его страх был иррациональным и диким, как будто он искал выхода из пещеры со спящим драконом, и один единственный неосторожный шаг мог превратить пещеру в доменную печь.
– Мой дилижанс отходит через час, – ответила Эверина. Благодарю вас за чай, а поужинать я не успею.
Дракон приоткрыл один глаз, но Семён Романович не собирался сразу сдаваться.
– Эверина, если бы вы отложили свою поездку хотя бы на месяц, – просительно начал он, – то я мог бы улучшить ваш французский. А вы могли бы взамен научить меня тригонометрии. Вы же сами говорили, что умеете работать даже с самыми бесталанными учениками.
– Я не собираюсь произносить в Париже красивые речи, Симон-Роман, – ответила Эверина. – Простым людям понятней простой язык. Я не могу ждать ещё месяц. Молчанием предаётся революция.