Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века
Шрифт:
Адам Чарторижский, сын русского воеводы, был наиболее близок к прорусской партии. Русское правительство видело в нем второго кандидата на место польского короля.
В секретнейшем рескрипте № 19 от 8 февраля 1763 года рукой императрицы были вписаны русские кандидаты на польский престол: стольник литовский граф Понятовский или князь Адам Чарторижский.
Примас Любенский, троица Чарторижских, Огинский, Понятовские, Масальские — это основные агентурные силы русской дипломатической разведки.
Надо отметить еще и тот небезынтересный факт, что в Петербурге считались с необходимостью перевербовки руководителей французско-саксонской партии.
В цитированном выше рескрипте № 25 от 21 февраля 1763 года можно найти по этому поводу следующие строки:
«…между
Эта вербовка не удалась. Но зато к тайному сотрудничеству после смерти короля были привлечены такие фигуры, как министр граф Мнишек, министр граф Вессель, Воджицкий, епископ Перемышльский и другие.
Так сложилась агентурная обстановка в Польше и вокруг нее к концу 1763 года. Надо было решать, каким образом вести в дальнейшем дело подготовки победы прорусской партии. Агентура и руководители этой партии были склонны все партийные споры по чисто внутренним польским вопросам решать при помощи русского вмешательства и притом военной силой. Екатерина II, испробовав этот путь в случае с виленскими делами (борьба с Карлом Радзивиллом), убедилась в том, что простое военное вмешательство не даст нужных результатов. Оно только озлобляло польскую шляхту. Поэтому в августе 1763 года Кейзерлингу направляется подробнейшая инструкция, в которой обрисованы основные взгляды русского двора на методы разрешения польского вопроса. Кейзерлингу указывается на то, что интересы Российской империи должны быть на первом месте и поэтому нельзя втягиваться в междоусобную войну и военными демонстрациями усугублять ее. С другой стороны, нельзя оставлять безнаказанным и наглые поступки франко-саксонской партии, ибо если не обратить на это внимания, то «кредит и знатность» сторонников русской партии пострадают. Из совокупности этих соображений российский двор пришел к выводу, что все дальнейшие акции влияния должны носить дипломатический и разведывательный характер, и поэтому Кейзерлингу было приказано:
1. Заверить благонамеренных магнатов о покровительстве и твердом намерении помогать им в выборе короля, но что эта помощь будет выражаться в рассудительных, пристойных русскому интересу способах для утверждения и расширения влияния прорусской партии, равно как и в дипломатических актах (имелись в виду переговоры с Фридрихом II).
2. Добиваться максимального успокоения в Польше, для чего искать возможность нейтрализации противной партии («приготовлять духи и в противной стороне»), и добиться такого положения, при котором русский посол стал бы медиатором во фракционной борьбе польской шляхты.
В этих указаниях четко просматривается гибкая, осторожная политика русской дипломатии, которая не считала правильным ограничиваться только поддержкой одной фракции польской шляхетской верхушки. Руководители России понимали, что групповые интересы шляхтичей могут разойтись с интересами русской империи. Во всяком случае, выявилась тенденция решать задачу главным образом агентурными и разведывательно-дипломатическими методами, а не военными. Это очень важно для оценки последующих событий.
Некоторые историки пытаются сводить всю польскую политику России того периода к простой агрессии, военному вмешательству, аннексии Польши. Это неверно. Русское правительство в тот период не стремилось к завоеванию Польши. Корпус Хомутова состоял из одних инвалидов и был не способен к военным действиям. Корпус Салтыкова, возвращавшийся из Пруссии через Польшу домой и долженствовавший оказать моральное давление на франко-саксонскую партию, получил в августе приказание двинуться кратчайшим путем к русским границам. Речь шла не о завоевании Польши, а о нейтрализации иностранного влияния, об освобождении Польши от постоянной угрозы со стороны германско-католического блока (Саксония, Австрия, Франция). И эта задача решалась русскими преимущественно дипломатическими и разведывательными средствами.
5 октября 1763 года Август III скончался. С этого момента начался решающий период борьбы за польское наследство. Как тут быть? Как закончить эту борьбу без всеобщего вооруженного конфликта? Можно ли одними агентурно-дипломатическими комбинациями выиграть сражение? Все эти вопросы встали перед русским правительством уже на следующий день после смерти последнего короля саксонской династии. По велению Екатерины 6 октября на совещание собрались во внутренних покоях ее дворца все руководители важнейших государственных ведомств и департаментов. Граф А.П. Бестужев-Рюмин, бывший канцлер Елизаветы Петровны, умнейший дипломат и непримиримый враг Пруссии, новый руководитель дипломатической службы талантливый Никита Иванович Панин, пожалуй, лучший специалист по разведке во второй половине XVIII века в России, вице-канцлер князь Александр Михайлович Голицын, действительный статский советник, сенатор и конференцминистр Иван Иванович Неплюев, тайный советник, статс-секретарь императрицы, один из образованнейших людей в Европе Адам Васильевич Олсуфьев и, наконец, вице-президент Военной коллегии граф Захар Григорьевич Чернышев — таков состав этого интереснейшего собрания.
Бестужев-Рюмин, ненавидевший все прусское, готов был в третий раз пустить саксонцев на польский престол, лишь бы насолить Фридриху II и не разорвать отношений с австрийским двором. Его соперник Никита Иванович Панин поддерживал планы императрицы и являлся сторонником такого решения польской проблемы, при котором все русские требования были бы достигнуты путем ловких комбинаций и маневров. Если при этом потребуется на время объединить свои действия с Пруссией, то и это не страшно, учитывая, что Пруссия теперь «ходит на задних лапках» перед Россией.
Захар Чернышев имел свой план. То был реалистичный милитарист, военный дипломат. Ему казалось, что смерть короля должна раньше всего привести к изменению территориального статус-кво в Восточной Европе. Политика — это прежде всего безопасность границ и экономические выгоды ;рассуждал он. Эти два условия требовали исправления русско-польской границы.
Захар Чернышев потребовал округления русских границ так, чтобы все земли, лежащие севернее Двины и восточнее линии Полоцк — Орша — Могилев — Рогачев и дальше по Днепру, перешли бы к России, чтобы безопасность русских границ базировалась на естественных рубежах: Двина — Днепр.
Интересным могло бы стать это совещание. Но ничего принципиально нового оно и не обещало. Позиции и линия поведения каждого его участника были предопределены: план Бестужева был отброшен; он не отвечал на данном этапе интересам России; план Чернышева был принят к сведению и отложен «до поры до времени». Его запечатали в конверт. Екатерина собственноручно написала на нем:
«…секретной план поднесенной от графа Чернышева С.(лучай) К.(ончины) К.(ороля) П.(ольскаго). Окроме меня никому не распечатоватъ» {47} .
А в § 9 протокола совещания записали:
«…читан поднесенный имп. величеству пред нескольким временем от него, графа Чернышева секретный проект о присвоении к здешней стороне для лучшей окружности и безопасности здешних границ реками Днепром и Двиною некоторых польского владения земель. И хотя великую сего проекта для здешняго государства пользу по многим обстоятельствам и уважениям более желать, нежели действительного опой исполнения легко чаять можно, однакоже положено, чтобы не выпуская оный проект из виду, первым здешних войск движениям быть со стороны тех мест, о которых в оном показано» {48} .