Российские этюды
Шрифт:
Мы вошли через главные ворота, и я ахнул. Там было красиво. Это если кратко, без других восторженных эпитетов.
– Ростов древний город, но тут от старины почти ничего не осталось. – сказала подошедшая экскурсовод. – Только камни с резьбой от разрушенного старого Успенского собора, построенного Андреем Боголюбским и Всеволодом Большое Гнездо. Теперь тут кремль, которые на самом деле вовсе не кремль.
Да, во время молодости Петра Первого митрополит Ион Сысоевич решил устроить рай на земле, совмещенный с его резиденцией. В его представлении, рай – это сад с прудом, окруженный стенами. Все получилось. Сад, к сожалению, исчез, но пруд со стенами остались. Церкви, палаты, галереи – все было или новеньким, или закрыто зеленой сеткой. Цвели тюльпаны, одуванчики, жужжала газонокосилка, голубело небо и нестерпимо ярко светило солнце. Со стен виднелось озеро Неро и бескрайние дали. Идиллия. Хотелось лечь на траву и заткнуть уши, чтобы не слушать занудный рассказ о междоусобице, древних князьях и о том, как тут снимали фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Место было древним, но не сакральным. У меня внутри есть четкий указатель сакральности – если вдруг начинает стучать сердце и хочется закрыть глаза, то тут что-то есть. В Ростове было просто хорошо и спокойно.
Я заглянул во все открытые церкви, походил по галереям, посмотрел на фрески. Интересно, но не впечатлило. Ведь до этого времени Андрей Рублев написал «Троицу», Леонардо – «Тайную вечерю», Микеландлжео расписал потолок Сикстинской капеллы. Дело даже не в простоте росписи. Там не было чего-то, чтобы тронуло. Это трудно объяснить. Просто смотришь на стены и все. А когда смотришь на «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, то пересыхает горло. И на «Троицу» Рублева можно смотреть бесконечно, всегда находя в ней что-то новое.
Я понимал, что нахожусь в центре древней Руси, что Ростов и Суздаль – это начало отделения от Киева, но внутреннее чувство говорило, что некий духовный центр находится в другом месте. И я его обязательно увижу.
Ярославль
Мы приближались к Ярославлю.
– Ярославль знаменит своим ликеро-водочным заводом, – сказал Денис.
– Экскурсия будет? – хором поинтересовался автобус.
Денис покосился на Эдика. Эдик кивнул и прибавил газу.
– У Маши там брат работает, – загадочно сказал он.
– А Маша – это кто? – поинтересовалась дама с блокнотом.
Денис сделал жест, из которого все поняли, что лучше Маши в Ярославле никого нет. Слева тянулись здания, оплетенные блестящими и не очень блестящими трубами.
– Нефтеперегонный завод, – сказал Денис. – Тут снимался фильм «Большая перемена».
– У нас экскурсия по павильонам Мосфильма, – констатировала дама с блокнотом и тут же записала эту мысль.
Автобус остановился около новенького спортивного комплекса. Мы вышли около потрясающего памятника. С одной стороны он напоминал влетающую птицу, с другой – пикирующий самолет. На стене висели фотографии хоккейной команды Ярославля. Все стало ясно. Мы помолчали и вошли внутрь.
Наша группа если и выделялась на фоне ярославцев, то в худшую сторону. Спортивно-босяцкий стиль одежды гармонировал с обалдевшими от впечатлений лицами. Так выглядели все, кроме двух девушек из Украины. Они были одеты дорого, ярко и разнообразно. Казалось, что они переодевались прямо в автобусе. Я позавидовал их энергии и решил вечером красиво завязать шнурки ботинок. Ничем другим я украсить себя не мог.
На обед нам подали овощной суп с курицей, шницель и компот с булочкой. Все съедобно и даже вкусно. Приготовленная таблетка ранитидина отправилась обратно в коробочку.
– Здравствуй, моя хорошая! – вдруг сказал Денис и принялся целовать впорхнувшую в зал худенькую улыбчивую девушку.
Сидевшая неподалеку девушка из Ростова-на-Дону нахмурилась, но промолчала.
Это и была Маша – наш экскурсовод по Ярославлю.
Вот родит наша земля таких людей! Веселая, добродушная, знающая, умеющая рассказать. От нее не хотелось отдаляться дальше, чем на два метра. И неважно, о чем она говорила. Ее просто хотелось слушать и тупо улыбаться. Маша влюблена в Ярославль, и это немедленно передалось всем нам, знавшим Ярославль, в основном, по тысячерублевой купюре. Приятно было увидеть и памятник основателю города Ярославу Мудрому, часовню Казанской иконы Божьей матери, храм Иоанна Предтечи. Недоверчивые сверяли увиденное с купюрой, все совпадало.
А какой парк сделали ярославцы на стрелке Волги и Которосли! Для ленивых – прекрасная короткая прогулка по высокому берегу, а если спуститься ближе к воде, то попадаешь в рай для велосипедистов и любителей пройти больше, чем сто метров.
– Это строили женщины, ожидавшие мужей с войны, – сказала Маша. – А мужчины отплатили им любовью и вот этой волшебной беседкой. Если там поцеловаться, то вы будете жить в мире и согласии. Гарантия – один год.
– А потом? – спросили мы.
– А потом есть самолеты, поезда, теплоходы… Мы всегда рады гостям, особенно влюбленным.
В беседку никто из нас не вошел, но девушки-украинки на всякий случай сфотографировали друг друга на ее фоне.
Ярославский Спасский монастырь. Его построили в 13-м веке при Константине, сыне Всеволода Большое Гнездо, но потом полностью перестроили незадолго до эпохи Ивана Грозного. Во времена Смутного времени Ярославль выполнял роль столичного города. Тут даже чеканилась монета. Она и сейчас чеканится. Во дворе монастыря стоял серьезный молодой человек с огромным молотом и за умеренную плату легким ударом превращал любую монетку в образец монеты 1612 года.
Рядом с волшебником кузнецом висели колокола, к которым подошел другой, не менее молодой человек с немного красным и умиротворенным лицом. Пока он исполнял на колоколах мелодию, я неотрывно смотрел на скромное белое здание в центре двора. Что-то меня притягивало, но я не мог понять, что.
– А тут началась династия Романовых, – сказала Маша.
– А как же Кострома, Иван Сусанин, жизнь за царя?
– В Костроме Михаила Федоровича уговорили принять государство с пустой казной, а подписал он грамоту о согласии взойти на престол именно в этом здании. Так что зря Николай Второй хотел поставить памятник 300-летию дома Романовых в Костроме. Михаил стал царем тут, в этом дворе.
Так вот в чем дело! К Романовым у меня теплое отношение. Я понимаю, что дури и жестокости и у них хватало, но все же отношение к государству у них было более ответственным. С Рюриковичами много сложнее. Только начнешь уважать какого-нибудь великого князя, как выясняется, что ему не сиделось на месте и он обязательно сжег соседний город. Или выкинул еще что-нибудь такое, что сразу переключаешься на Романовых.
По двору проехал мужчина на самокате.
– Это что? – спросили мы Машу.