Российские этюды
Шрифт:
– Это он спешит, чтобы спеть для вас.
Трое мужчин пели в маленькой комнатке. Мы сидели на лавке и ждали, когда это закончится. И еще вспоминали, как пела девушка с двумя парнями в Ростове. В церкви, где мелодия переливалась под сводами, смешивалась с уже отзвучавшими звуками. Обычно, когда я слушаю музыку, мне хочется что-то делать: танцевать, выпивать или, по крайней мере, вытирать пыль с книжных полок. Тогда, в Ростове мне хотелось только одного – чтобы это чудо никогда не кончалось.
– А теперь, главное! – сказал Денис, и мы поехали на ликеро-водочный завод.
На завод нас не пустили, но мы посмотрели магазин при входе. Продавщица была приветлива, с удовольствием объясняла, что тут нам не Москва, тут лучше и дешевле. Мы не спорили, кто-то стал затариваться, а я вышел на улицу и увидел Машу с братом.
– Маша, а в Костроме ты сможешь быть гидом?
– Не вопрос! Но в другой раз.
Я полюбил Ярославль. Для меня полюбить – значит хотеть тут пожить. Просто так. Бродить по улицам со старыми домами, любоваться золотыми и зелеными куполами церквей, смотреть, как течет Волга. Хорошо там! Правда хорошо!
Кострома
В Кострому мы приехали вечером. Гостиница на окраине, рядом текла река Кострома, но видно ее не было. Для вечерней прогулки город предложил три варианта: влево по ржавым рельсам, вперед по относительно главной улице и вправо по тротуару без асфальта, но чистому и безлюдному. Достопримечательностей было две: большой магазин и маленький. Я пошел направо, в большой.
Ближе к магазину стало оживленнее. Женщины встречались озабоченные, а мужчины веселые и разговорчивые. Он не нуждались в собеседниках и даже в слушателях. Я поневоле узнал много новостей о ценах, дорогах, неизвестных мне людях и понял, что иду правильно – надо купить что-нибудь веселящего, чтобы не выделяться. В результате, вечер не был потерян.
Утром Денис объявил, что сегодня гидом будет он лично. Мы поехали по улицам, разглядывая старые купеческие дома. Половина из них была в хорошем состоянии, но и вторая половина смотрелась с интересом.
– Главное в Костроме – это лен и ювелирка, – сказал Денис.
– А какой фильм тут снимали? – поинтересовалась дама с блокнотом.
– Жестокий романс, – сказала ее соседка.
– А я так и думала! – почему-то обиженно фыркнула дама с блокнотом.
– Тут на Сковородке торговые ряды, – добавил шофер Эдик. – Там всегда чего-то снимают.
– Сковородка – это главная площадь, – пояснил Денис. – Сюда Екатерина Вторая приезжала и пришла в ужас от тупиков и кривых заулков. Так раньше строили, чтобы враг заблудился. Екатерина вышла на площадь, бросила веер на землю и сказала, чтобы немедленно прорубили проспекты так, как показывают спицы веера. Хорошо, что Ипатьевкий монастырь был на другом берегу, а то бы и ему досталось!
– Ипатьевский… – задумчиво сказала дама с блокнотом. – Это там царя убили?
В автобусе наступила минута молчания.
– Последнего Романова убили в Екатеринбурге, – как-то сдавленно сказал Денис. – В доме купца Ипатьева. А в Костроме, в Ипатьевском монастыре после Смутного времени уговорили стать царем Михаила Федоровича, первого из Романовых.
– Это же надо, какое совпадение, – сказал кто-то за моей спиной.
– Начнем с льна и бересты! – объявил Денис, и мы остановились у небольшого деревянного дома. – Тут музей с магазином, вам все расскажут.
Рассказывала нам довольно милая женщина, одетая в национальный русский костюм. Когда она замолкала, то смотрелась даже красиво. Говорила она с придыханием, надрывом и мне ужасно хотелось ее пожалеть. Но рассказ о том, как мять, чесать и прясть лен, был интересным. Только стало жалко костромских женщин, которые веками занимались этим долгими зимними вечерами. Заодно, нас научили плести из бересты лапти и лукошки. Может и пригодится, кто знает, как жизнь повернется.
Следующая остановка была у ювелирного магазина. Я зашел, ничего не понял, но успел услышать, что цены тут заметно ниже московских.
Ипатьевский монастырь красиво угнездился на слиянии Волги и реки Кострома. Зеленые купола, белые стены, украшенные незамысловатой резьбой, итальянское окна, греческие пилястры, тишина и покой, нарушаемый только бубнящей экскурсоводшей. Она рассказала нам об Ипатьевской летописи, аде, рае и соседях, выплескивающих помои прямо на улицу.
– Хоть бы под дерево выливали! – возмущалась она на фоне старинных фресок.
Я представил дерево, под которое каждый день выливают жирную, мыльную воду, поежился и решил прогуляться на свежем воздухе. Около монастыря продавали льняные платья, самовары и старые утюги.
– Сегодня скидка! – сказал продавец самоваров.
– И у меня скидка! – добавил продавец утюгов.
– А у меня сумка маленькая, – огорчил я продавцов и пошел к Волге.
Волга была широкой, спокойной и вместе с белыми стенами монастыря навевала мысли о вечном.
Сковородка и в самом деле оказалась почти круглой, большой, ее окружали красивые здания, около которых ходили симпатичные девушки в коротких юбках. Денис рассказал нам о пожарной каланче, показал место, куда Екатерина бросила веер и отправил нас по магазинам в торговые ряды. Я сел в тенек и стал слушать подошедшую цыганку, рассказывающую, что жизнь моя будет долгой, счастливой и пиковая дама неизбежно встретится на моем пути.
– Только этого мне не хватало! – сказал я и не стал золотить ей ручку.
– А вообще-то, Сковородка – это площадь Сусанина, – сказал Денис, когда мы собрались вместе. – Он спас будущего царя Михаила от поляков, которые решили его убить.
– А я читал, что Сусанина не было, – сказал кто-то.
– Был, – коротко отрезал Денис. – Ему даже памятник поставили в центре Сковородки. Большевики его снесли, но потом сделали новый.
– Ну, тогда конечно! – согласились мы.
– А сейчас я покажу вам Ленина-мутанта! – загадочно сказал Денис.