Российский федерализм: парадоксы, противоречия, предрассудки
Шрифт:
"Коллекцию" этих особенностей я разбил, для удобства восприятия читателем, на три части - парадоксы, противоречия и предрассудки. Каждой из них посвящена своя глава.
В первой главе идет речь о некоторых особенностях российской общественной жизни, с которыми пришлось столкнуться федерализму при внедрении, его в нашу политическую жизнь. Эти особенности удобнее всего рассматривать в манере парадоксов, которая со времен Н. Бердяева стала почти традиционной при описании российской специфики, будь то национальный характер или политическое устройство. Разумеется, подобные особенности выглядят парадоксами только в глазах иностранцев, в русской же культуре они живут вполне органично, и манифестирование их в форме парадоксов служит в данном случае всего лишь литературным приемом.
Вторая глава - о противоречиях,
Третья глава посвящена тоже особенностям и противоречиям, но не настоящим, а мнимым, то есть предрассудкам относительно федерализма вообще и российского в частности, которые широко распространены в нашем общественном сознании. Наиболее вычурные из этих предрассудков на удивление живучи в среде тех специалистов и журналистов Запада, которые пишут о российском федерализме.
В заключение сделана попытка подвести итоги прошедшего этапа федерализации, а также очертить те проблемы, которые, по мнению автора, окажутся наиболее жгучими для развития нашей страны в ближайшем будущем.
Автор выражает глубокую признательность А.В.Новикову за постоянное консультирование по наиболее сложным вопросам федерализма вообще и российского федерализма в особенности.
Глава первая. Парадоксы
История российской государственности содержит немало противоречивых традиций - особенно в том, что касается федерализма. При желании любой искушенный исследователь может выбрать в этой истории черты, обычаи или традиции, которые "неопровержимо" покажут, что в России федерализм существовал со дня основания государства и пронизывал всю его историю, а может выбрать и другую коллекцию "доказательств", с помощью которых нетрудно показать, что Россия и федерализм ортогональны, что федерализм совершенно чужд России, более того, - он вреден ей. Это, конечно, парадокс, но парадокс очень жизненный и очень русский.
Строить изложение как перечень парадоксов и противоречий - своего рода традиция "русистики", восходящая ещё к Н. Бердяеву, который объяснял пресловутую русскую идею именно таким образом. Последую этой традиции рассуждать и я. Начну с исторических парадоксов, которые достались нам от прошлого, а затем перейду к тем, которые можно назвать "актуальными".
Описание противоречивости исторических судеб федерализма в России можно уместить в семь парадоксов. Они частично пересекаются друг с другом, но важно заметить, что по своей сердцевине они различаются достаточно сильно, чтобы считать их отдельными парадоксами.
Основную толщу своей истории Россия прошла как унитарное, жестко централизованное государство. Однако если принять схему т.н. "пяти России" (Киевская Русь, Русь под игом, Московское царство, Российская империя, СССР), то происхождение первой из них - Киевской Руси - не то что федеральное, но даже конфедеративное. Ведь это был весьма рыхлый союз племен, который держался во многом на единстве крови их князей (все они были Рюриковичи, и слова "князь" и "Рюрикович" были практически синонимами).
Стоит заметить, что эта самая рыхлость не позволила Орде покорить Русь одним ударом, разгромив главный центр ее управления, потому что такого центра не было. Полицентричность помогла Руси выжить как культурной общности, ведь полицентричные структуры заведомо более живучи, чем жестко централизованные.
Тем не менее у нас сложилась прочная традиция думать, что именно рыхлость сгубила этот союз при столкновении с татаро-монгольской Ордой. Воспоминания об этом долго жили в памяти русских, притом сохранялись они в весьма причудливых и противоположных формах. С одной стороны, это застарелая подозрительность к "чрезмерному" обособлению частей страны, которое выглядит как прямой путь к гибельному распаду государства или к его ослаблению перед лицом коварного внешнего врага. С другой стороны, это глубинные традиции земства - автономного существования "малых родин", саморегуляция общественного быта на нижнем уровне без вмешательства верховного владыки; более того, в самые ответственные моменты истории страны
Так что в нашей истории мы можем увидеть два ростка федерализма. Во-первых, это федеративные (даже конфедеративные) истоки государственности, которая приобрела потом на редкость жесткие унитарные формы. Во-вторых, это сосуществование власти Центра с автономией на местах. Оба этих ростка выглядят настолько странно на фоне жесткого (жестокого) унитаризма в русской государственной традиции со времен московского царства, что их тоже хочется назвать парадоксами.
Каждый из них имеет свое разрешение. Первый можно объяснить извечным шараханьем русской культуры: увидев в рыхлой конфедерации причину своего закабаления, российское общество шарахнулось в другую крайность, избрав абсолютную монархию с предельной централизацией власти в руках монарха. История российского абсолютизма пронизана неустанной борьбой с любыми формами самостоятельности частей страны, неукротимым стремлением царей добиться беспрекословного подчинения их воле любого подданного и любой уголок своего государства. Медленно, но неуклонно шла борьба с городским самоуправлением, с низовыми формами "протодемократии".
Второй парадокс объясняется глубоким взаимоотчуждением власти государственной и земской. Как любили подчеркивать славянофилы, российская жизнь издревле руководствовалась принципом невмешательства государства и "обчества" в дела друг друга: подданные как бы заведомо устранялись от влияния на государственные решения, а государство взамен устранялось от регулирования частной жизни ("не царское это дело"). В этих рамках государство вполне добродушно взирало на общественную активность, но только до тех пор, пока земство не покушалось на решения государственного толка. Можно возразить, что в переломные моменты российской истории решения принимали именно земские соборы. Однако это происходило только тогда, когда власть монарха просто отсутствовала (после Смуты, например,), или сама нуждалась в дополнительной легитимизации своих решений.
Россия, как самая большая страна в мире, просто не может существовать без федерализма, по крайней мере, сейчас. Так гласит теория. Ведь при таких гигантских размерах страны отдельные её части, казалось бы, неминуемо становятся самодостаточными, расходятся в интересах, различаются по укладу жизни.
Однако на деле Россия - страна на редкость монотонная по своей географии. Она не расчленена какими-либо горными системами, которые составляли бы существенную преграду для движения людей или товаров. Единственная крупная горная система - это Уральские горы, но они стары и потому сильно денудированы, то есть сглажены временем, и легко преодолимы для транспорта. Эта равнинность, это отсутствие ярких природных примет на протяжении тысяч километров приводили иностранных путешественников и в уныние, и в замешательство, им поневоле начинало казаться, что именно это и есть главная черта русской экологической ниши - да что там ниши, самого русского народа, с его поразительной однородностью и сильнейшим чувством единства. На этот счет есть огромная литература, как отечественная, так и зарубежная; знаменитое сочинение Н. А. Бердяева насчет власти пространства над русской душой, - может быть, одно из лучших, но вовсе не единственное сочинение на эту тему.
Единственными серьезными преградами для движения по русским равнинам можно счесть великие русские реки. Они почти везде имеют меридиональное простирание, с юга на север или с севера на юг, и тем самым текут как бы поперек исторической миграции русских с запада на восток. Однако реки эти издавна служили важнейшими транспортными осями и не столько тормозили миграцию, сколько помогали ей превратиться из тонкой широтной струйки в солидную полосу, развернутую в долготном направлении.
Монотонен и климат российской ойкумены. Разумеется, Поморье мало похоже на Кубань, это вполне очевидно, но где найти границу между этими "непохожестями"? Переходы на Русской равнине настолько плавны, что практически неразличимы. Если же двигаться в широтном направлении, то с трудом можно заметить хоть какие-нибудь существенные различия в экологической нише, вместившей российскую государственность.