Российский флот в Средиземноморье
Шрифт:
XII
В Англии озаботились прежде всего получением обстоятельных и более или менее точных данных о действиях победоносного русского флота.
Лорды адмиралтейства с большим вниманием следили за длительным путешествием русских эскадр из Петербурга в Морею. Только к началу сентября они получили обстоятельные сведения об изумившей всю Европу и прогремевшей еще летом русской морской победе под Чесмой. Многое им было доложено с места действия их осведомителем, собравшим всю нужную информацию тотчас после боя. Эта информация относилась не только к Чесме, но и ко всей весенней и летней кампании 1770 г. …Эта информация дает некоторые уточнения и характерные детали, кое в чем дополняющие данные русских документов.
Первым (так доложили лордам адмиралтейства) прибыл в Морею еще в начале марта 1770 г. адмирал Спиридов с четырьмя линейными кораблями, четырьмя фрегатами и несколькими транспортами. Он высадился в Порто-Вителло, и сейчас же там вспыхнуло
25 мая прибыла новая русская эскадра под начальством состоявшего на русской службе англичанина адмирала Эльфинстона и 5 июня соединилась с главными силами графа Орлова. Русский флот с тех пор целый месяц гонялся за капитаном-пашей Ибрагимом и его эскадрой. У Ибрагима было в распоряжении: шесть линейных судов с командой по 800 человек и с 80 орудиями на каждом, десять каравелл с 800 (приблизительно) человек и с 60–70 орудиями на каждой, два фрегата (по 40 орудий), шесть шебек (от 6 до 22 орудий) и с десяток более мелких судов.
У Орлова девять линейных кораблей (на каждом 500 человек и 66 орудий). Кроме того, у Орлова было шесть фрегатов (от 20 до 34 орудий на каждом) и несколько мелких судов.
Хотя турецкий флот был гораздо сильнее русского, но Ибрагим метался по Архипелагу, всячески стремясь уклониться от боевой встречи. Дело в том, что командиры у него были уж очень плохи, дисциплина на судах хромала, артиллерийская выучка была не на должной высоте.
Орлов гонялся за турками довольно долго. 4 июля (нов. ст.), выйдя из Смирнской бухты и направляясь к острову Сцио (Scio — Хиос), он увидел турок. Ибрагим стоял со своим флотом между островком и маленьким береговым анатолийским портом Чесмой. 5 июля в 11 часов утра Орлов и оба подчиненные ему адмирала Спиридов и Эльфинстон напали на турок. Спиридову удалось поджечь турецкий корабль, но загорелся при этом и его собственный. Однако турецким флотом овладела при этом такая паника, что они перерезали якорные канаты и бросились спасаться в Чесменский порт. Русские погнались за ними и блокировали гавань. На другой день Орлов послал командира линейного корабля «Три иерарха» капитана Грейга, дав ему четыре линейных корабля, два фрегата и два брандера, непосредственно к турецкому флоту, сбившемуся в кучу к берегу, в глубине бухты. Битва окончилась полнейшим, непоправимым разгромом турок: русские сожгли весь турецкий флот, кроме одного шестидесятипушечного корабля в исправном состоянии и пяти галер, которые были взяты в плен. В общем у турок погибло пятнадцать линейных кораблей, два фрегата, пять полугалер («halfgallies», по определению английского осведомителя), много мелких судов, три французских судна с припасами для флота. Перебито было очень много турок, а русские потери были совсем незначительны. Англичанин подводит итоги своему докладу: одним ударом уничтожена вся морская сила Оттоманской державы, кроме четырех каравелл, которые вышли из Константинополя и, к своему счастью, не успели еще присоединиться к флоту Ибрагима 59.
Впечатление в Лондоне, а особенно во Франции было огромное. Если бы Екатерина, ликовавшая при получении реляции о великой Чесменской победе, могла знать кое-какие детали, доложенные лордам адмиралтейства их агентом, то ее радость еще более бы усилилась. Оказывается, что последствия Чесмы немедленно и наиболее катастрофически сказались именно на французах и на их обширнейшей торговле в турецких владениях. «Торговля совершенно приостановилась (is entirely at a stop) на Леванте, французы очень пострадали, турки сильно разъярены против них за то, что французы втравили их в эту войну. Турки их грабят и крайне дурно с ними обходятся: на Мистре и в Морее у французов была очень выгодная торговля, но теперь она разорена, ни одного французского корабля не видно теперь на Леванте». Англичанин, злорадствуя по этому поводу, не забывает беспристрастно прибавить: «Турки также очень разъярены и против англичан, полагая, что не только французы являются причиной русского появления в турецких морях, но что большинство офицеров и солдат на борту русских судов — англичане. Эти сведения, как я слышал, усердно распространяются французами».
Лорды адмиралтейства и с ними британский кабинет могли усмотреть, таким образом, в Чесменском событии две стороны: отрицательную и положительную. Плохо было то, что Екатерине так невероятно блестяще удалось это головоломнейшее предприятие — перебросить из Балтийского моря в Архипелаг большой флот и уничтожить дотла весь прекрасно вооруженный и крупный количественно флот Турецкой империи, нехорошо было и то, что появление Орлова сопровождалось
Уже очень скоро после получения лордами адмиралтейства в Лондоне известий о Чесме британский кабинет обратился непосредственно через лорда Кэткарта к Екатерине с предложением заключить союз между Россией и Англией. Кэткарт, зная, что граф Панин больше официальная, показная фигура, а совещается Екатерина вовсе не с ним, но с Григорием Орловым, передал официально это предложение Панину, а на другой же день сделал визит Григорию Орлову. И Панин и, что было для Кэткарта, как симптом, еще важнее, Григорий Орлов, отнеслись к английскому проекту очень хорошо. И императрица была довольна, это также очень скоро узнал посол. Передано было это предложение 14(25) сентября 1770 г. Англия в этот момент изо всех сил боролась против «французских интриг», направленных к скорейшему заключению мира между Турцией и Россией. Англичане боялись, что успех французов в этом деле отдаст надолго Турцию в их руки.
Очень кстати для русского флота в 1771–1773 гг. турок постигла некоторая дипломатическая неудача. Управляющий двенадцать лет подряд внешней политикой Франции герцог Шуазель, неглупый человек, ни довольно посредственный дипломат, причинивший много вреда Франции именно своей озлобленно-враждебной и, главное, неискусной политикой относительно России, был внезапно уволен в отставку и сослан в свое поместье 24 декабря 1770 г. Держался он больше всего милостями любовницы короля Людовика XV маркизы Помпадур, а прогнали его совершенно экспромтом, вследствие того, что он впал в немилость у новой любовницы Людовика г-жи Дюбарри.
Обильные неизданные документы, отчасти напечатанные, отчасти использованные в двух больших томах Гастона Легра: «Le duc et la duchesse de Choiseul» (Paris, 1902) и «La disgrace de Choiseul» (Paris, 1903), — поражают ничтожностью своего содержания. Ровно ничего интересного с точки зрения характеристики политики Шуазеля мы тут не находим. Любопытно в них, может быть, именно окончательное доказательство, что отставка Шуазеля нисколько не знаменовала провала его дипломатических принципов и установок.
Но все же некоторые последствия эта отставка имела. Шуазель вел себя не только враждебно, но и нагло-вызывающе относительно России. Он гордился тем, что провоцировал турок на объявление войны России в 1768 г., но предупредить Чесму оказался не в состоянии. Теперь сменивший его на посту министра иностранных дел герцог д’Эгильон подавно мало мог бы сделать для турок, если бы даже хотел того. А он не особенно и хотел. Он долго осматривался, разбирался в делах — и был очень затруднен сам непрочностью своего положения.