Российский колокол № 2 (46) 2024
Шрифт:
– Трахнуло тебя?
Я заметил, что ладони у него красные и шелушащиеся, а тыльная часть покрыта то ли болячками, то ли мелкими ожогами, и не стал пожимать её.
– Что?
– Пошли пожрём, расскажу. Поди, охота?
Я кивнул, сглатывая слюни, которые потекли внезапно, как у бешеной собаки.
– Ща будет всё, не боись! – И он рассмеялся на удивление тепло и по-доброму.
Новый знакомый вразвалку двинулся вперёд, свернул куда-то и нырнул в отверстие в стене. Я следовал за ним. Выбора не оставалось.
– Как звать тебя, горемыка?
И тут
– Вот у тебя рожа! Просто просит кирпича, как говорила моя бабушка! Забыл, что ли?
– Забыл, – я кивнул.
– Ну и хрен с ним! Максимыч чо-нить придумает. Я Свиня. Или Панов, как хошь.
Он щербато и беззащитно улыбнулся, и я представил на долю секунды вместо побитого жизнью сивого мужика десятилетнего мальчишку. Солнце выглянуло и снова спряталось, испугавшись увиденного.
– Пришли. Максимыч, выходи, коли не подох! Я трахнутого привёл!
Мы оказались во внутреннем дворе бывшего цеха. В центре – расчищенная площадка, кострище, криво сколоченные поддоны вместо диванов и стола. Это даже умиляло попыткой создать что-то уютное.
Свиня плюнул и полез в следующую дыру, а через пару минут вывел оттуда кого-то:
– Смотри, Максимыч, трахнутый.
Старик прищурился, вытер слёзы:
– Не говори так, Свиня! Что за помойный лексикон? Ты же образованный человек!
Вместо ответа Свиня заржал и шумно испортил воздух.
– Фу, как неприлично! Не обращайте внимания, ему так легче. А вообще он Диогена в оригинале читает. Читал, – поправился старик. – Пока книги не пошли на растопку.
– Жрать давайте, потом перетрём!
Незаметно Свиня накрыл стол клеёнкой и поставил в центр закопчённую кастрюлю, от которой шёл густой пар. Ложки были погнутыми, а тарелки – с отбитыми краями, но есть хотелось нестерпимо.
– Это крыса? – Остатки осторожности заставили задать вопрос.
Оба мужчины рассмеялись.
– Точно трахнутый. – Свиня покрутил пальцем у виска. – Кто же настоящим мясом угощает пришлого ублюдка? Крысу ешь один и в темноте, чтоб ближний твой не узнал и не приблизился опасно близко!
– Не волнуйтесь, молодой человек. Это тушёнка из старых запасов. И картошка, которую мы выращиваем. Крысы исчезли давным-давно, позже, чем птицы, но раньше, чем насекомые.
Я дальше не слушал старика, глотая божественно вкусное варево, обжигаясь до слёз.
– Я видел одну. – Вспомнились мерзкая тяжесть и писк.
– Вы видели что-то, похожее на крысу? – Старик оживился.
– Да, открываю глаза, а она сидит. А потом свалила куда-то!
– Свиня, точно робот-хирург сломался.
– Ясен х..н. – Свиня рыгнул. – Иначе бы не послали попку.
– Свиня! Опять жаргон? Наш гость решит, что мы – малообразованная накипь общинного строя!
– Нет, Максимыч. Мы просто киберпанки. Хой! Хой! Хой! – Он высунул язык, закатил глаза и вскинул правую руку с отставленными указательным и мизинцем.
– И это профессор Панов? – Старший вздохнул.
– Не нуди! Профессор давным-давно
И он опять безумно заржал.
Максимыч почесал переносицу:
– Что вы помните? Имя? Род деятельности? Может, семью или друзей?
Я зажмурился, собирая разноцветный калейдоскоп воспоминаний:
– Имени не помню. Работаю в офисе, у меня отдельный кабинет, крутящийся стул и два монитора, я постоянно смотрю в них. Семья? Родители живут отдельно, кажется, я навещаю их раз в неделю или в месяц. Друзья точно есть, мы вместе играем в сетевые, пьём пиво, ходим в боулинг. Постоянной подруги нет, я люблю новые впечатления. Кажется, ухаживаю за кем-то в офисе, но мы не близки. Отлично помню свою квартиру: панорамные окна, с двадцать седьмого этажа открывается вид на город, особенно красиво ночью, когда неоновая подсветка танцует и переливается. У меня целая комната отдана под игровую консоль, я сделал там мягкий пол, а экран разместил сверху, чтоб в выходные можно было расслабиться как следует. Моя гордость на кухне – винный шкаф, я коллекционирую марочные издания, привожу из путешествий. Недавно нашёл в Аргентине интересный сорт – «Торронтес»… Почему вы смеётесь?
– Я удивляюсь, как причудливы пути Господни. Вы не помните собственного имени, но помните, как выбирали вино за границей, хотя этого никогда не было: ни имени, ни путешествия, ни Аргентины.
– Что? – Я вскочил.
– Сядьте, Винтик. Я буду вас так называть, ведь мы – лишь обломки некогда великой цивилизации, а вы – деталь механизма корпорации, которую списали на свалку истории, потому что робот-хирург перегорел.
– Перегорел?
– Это я условно выражаюсь. Важно, что у вас вышел из строя чип, а заменить его некому, и вы оказались, где оказались.
– Какой, Машу вашу, чип?
– Чип-призма. Он корректирует реальность согласно исходным запросам. После того как люди проиграли войну искусственному интеллекту и потеряли статус высшего звена эволюции, наш вид остался лишь дешёвой рабочей силой на фабриках корпораций. Как вы думаете, где мы находимся? – Он широко махнул рукой.
– Какая-то промзона на городской окраине? Только не помню названия города.
Максимыч улыбнулся:
– Винтик, городов давно нет. После заключения мирного договора люди живут в рабочих посёлках при фабриках. А искусственный интеллект – в Башне. Когда-то там располагалась столица, Москва. Хотел бы я на неё посмотреть. – Мечтательный вздох прервал рассказ.
– Вы бредите! – Я поднялся.
– Ах, если бы! Как много бы я отдал, молодой человек, чтоб свинцовые мерзости дикой русской жизни оказались бредом или сном собаки.
– Да у тебя и нет ничего, старый хрыч! – Свиня подошёл бесшумно. – А кибербанку возжелать ты не желаешь. Фибров не хватает.
Я повернулся к нему:
– Максимыч ведь просто не совсем здоров?
– Малой, мы все тяжело больны. Мы все сошли с ума! Эх, ты, даже и цитату не узнаёшь, хрен ли с тобой разговаривать?