Российский колокол № 3 (45) 2024
Шрифт:
В охотничью артель меня не брали, пришлось одному в ближних лесах промышлять. А много ли там настреляешь? Только в серых болотах свою силу растеряешь. Однажды вылез я еле живой из чащи на берег лесного ручья, за день ни одной души не подстрелил. Смотрю, а на берегу двое дерутся. Брызги летят, земля комьями. То один на другого насядет, то второй – на первого. Присмотрелся я, а это Водяной с Лешим. Думаю, кому помочь? Леший проигрывает, ему надо помочь. Натянул стрелу, выстрелил, в Водяного попал! Водяной в ручей свалился, только круги пошли. А Леший мне в ноги поклонился: проси, говорит, всё, что хочешь, для тебя сделаю.
– Сделай меня богатырём, сильным человеком, чтоб
– Сделаю. Помогу. Иди в Синдорский лес, там найдёшь Своё дерево. Ударишь по нему топором, кровь пойдёт – значит, это твоё дерево. Из него можешь сделать что угодно. Сделаешь гусли – вся деревня будет плакать от твоих песен, сделаешь топор – одним взмахом будешь рубить дома для всей деревни, век будут стоять. А если не срубишь, будет Твоё дерево век цвести.
Срубил я его, конечно. Кто же от такого подарка откажется? Только не гусли и не топор я из Своего дерева выстругал. Сделал из него лыжи. Не лыжи, а ветер. Сами несут, только скажи куда. Шапку перед ними бросишь – останавливаются. С этими лыжами я теперь лучшим охотником в деревне стану!
С лыжами теми я лучшим охотником стал! Все леса – мои. Ближние леса – мои. Дальние леса – мои. Пушная добыча – моя. Всё, что с рогами, – моё. Всё, что с крыльями, – моё. Никто от меня скрыться не может. Ни одна душа не убежит. Теперь я – тот великий охотник из старых песен, тот богатырь, тот герой. Где теперь ваша артель? Я один за день больше добычи приношу, чем артель ваша – за месяц. То-то же.
Что же вы теперь приходите ко мне, зовёте с собой? Уже не подзаборник я вам теперь, не колдункин сын, безотцовщина. Вот вам моё слово твёрдое: не видать вам ни зайца, ни лося, ни куницы, ни росомахи, ни утки, ни тетерева от нашей деревни и до самого Урала. Мне до Урала – час лёту, вам же – месяц ходу. Покуда моя мать печь топит, я уж назад ворочусь, на месяц зверя настреляю. А покуда жёны ваши первенцев носят, вы только до гор дойдёте, на неделю мяса добудете. Поделом вам, лентяям, нет и не будет вам удачи в лесу. Вся удача ко мне перешла.
Лесная удача ко мне перешла. Пёстрые рябчики в гнёздах яйца крапчатые греют – для меня. Бородатые тетерева на песчаных полянах токуют – для меня. Лисы чёрные хвостом след заметают – для меня. Горбатые лоси о деревья рога точат – для меня. Белки седые на ветвях верещат – для меня. Для меня. Для меня!
Кто супротив меня встанет? Быстрее медведя я, быстрее лося, быстрее ветра и быстрее света. И нет мне на земле равных, как нет ничего выше солнца. И будет так во веки веков.
Одна только, одна только последняя добыча осталась. Великая добыча для великого охотника. Никто ту добычу в глаза не видел, а я эту добычу домой сволоку. И тогда пойдёт слава обо мне по всему свету. В песнях воспоют того, к чьим ногам падёт последняя добыча – синий олень. И поклонятся мне звери, поклонятся мне люди, улыбнутся мне боги.
Синий олень за горами ходит, бьёт острым копытом наст в белой тундре за Уралом чёрной ночью, и Каленик-птица запутывается в его рогах. Следом за Каленик-птицей взлетает он в небо и пасётся в небесных тучных лугах, в небесной тундре, зимой и летом цветущей золотыми цветами, серебряными цветами. Олень этот моим будет. Сердце его я вырежу и принесу своей матери.
Гнался я на своих волшебных лыжах за синим оленем над каменными волнами Урала, над зелёным мехом Сибири, над белыми ножами Улахана, Анги, Ирциса, поднимался ввысь и падал на самое дно неба, тропил тропы между небесным Лосем и Семью Старцами. На ледяной дороге Уток поскользнулся синий олень и скатился к подножию южных гор. На колени упал синий олень.
Обмануть меня решил синий олень.
Бьётся в моей ладони сердце его, бьётся в моей груди сердце моё. Два сердца теперь у меня, и велик, и бессмертен я. Нет охотника лучше меня, нет добычи, что не моя. Но кого же теперь догонять мне, в кого стрелять мне? Нет добычи для великого охотника, и пусто впереди меня, как пусто позади меня.
Пустая пустота впереди меня, позади меня. Одно мне теперь остаётся – упасть на дно воды, как падал я на дно неба. Лыжи несут меня к Синдору. Надо льдом Синдора носили они меня раньше, как февральскую позёмку. Под лёд Синдора проваливаются они теперь, как камень – в прорубь. Руки мои хватаются за край замёрзшей воды, но оба сердца будто ведьма опоила чёрной тоской. Нет в них ни капли крови, высосал всю кровь лёд Синдора. И смыкается надо мной чёрная вода Синдора.
Лежать мне теперь вечно под чёрной водой, под красным льдом Синдора, пока надо мной будут проплывать озёрные травы, озёрные рыбы, озёрные птицы, озёрные люди в своих длинных лодках.
Из длинных лодок выкинут они сети, закинут они сети в воды Синдора, и не поднимут их сети рыбу, а поднимут они тоску и горечь. Славную жизнь я прожил, но бесславно она закончилась. Так не кидайте свои серебряные сети в чёрные воды, не тревожьте сна охотника Йиркапа, богатыря, великого героя.
Мне всё равно, что скажут люди. Пусть напишут они обидные слова в своих чёрных книгах. Но я расскажу, как всё было на самом деле. Расскажу, почему я убила его.
Он должен был родиться весной, а родился зимой. Мы тогда с ним чудом выжили, две недели я его в бане отпаривала, на этот свет вытаскивала. Ожил. Запеленала я его в белое, на белый свет вынесла.
Он рос слабым, плаксивым, руки-ноги как тростинки, сквозь кости небо видно. Не может за сверстниками угнаться, не успевает, игр их не понимает. Жалко мне его, а что поделаешь. Стала я его помаленьку учить тому, что сама умею. Сквозь огонь смотреть, по воде читать, пути белой души видеть, пути чёрной души видеть, тропы выбирать. Да только не в коня корм. Не хочет учиться, хочет сильным человеком стать. Не слушает, а я говорю, что сила не в руках и не в ногах, сила внутри. Силу внутри надо собирать.
Как-то на охоте увидел он дерущихся Лешего и Водяного. Лешему подсобил, тот ему и рассказал, что в лесу растёт Своё дерево и из него можно какую хочешь чудесную утварь сделать. Не счесть, сколько деревьев он в тот день порубил, но Своё дерево нашёл. Вырезал из него волшебные лыжи, которые несли его быстрее ветра. Не успею я печь истопить, он уже туда-сюда на лыжах в лес слетал, целый мешок мяса принёс. Не успею я хлеб испечь, он уже два мешка с птицей у печи бросил.
– Сын мой серебряный, многовато нам на двоих добычи будет. Людям немного оставь. Ты уже до Урала все леса опустошил. Народ голодает.
– Не моя печаль, что лесной удачи у них нет. Пусть быстрее лыжами перебирают.
– Может, поделимся хоть с соседями?
– А они нам помогали? Не смей ничего раздавать.
И не смела я ничего раздавать. Вот такая жизнь пошла. Люди роптать начали. Люди сердиться начали. А что я сделаю? Народ артелями за Урал потянулся. Много там добычи, но и вогулов много. Вогулы наших стреляют. На нартах живые мёртвых домой везут. Дети голодные плачут. Вдовы охотничьи нас проклинают. Деревня наша опустела. Через распахнутые двери, сквозь выломанные окна метель насквозь летает, прошлую счастливую жизнь заметает.
Конец ознакомительного фрагмента.