Ростов. Лабиринт
Шрифт:
— В сторону! В сторону! — завопил кто-то.
— Держи! Держи ее! Наклоняй в сторону! Не на себя повод! Вбок! Ма-а-ать! Седло ползет. Прыгай! Прыгай, или вылетишь ей под ноги!
— Не могу! Не останавливается… Тащит! Задубела и тащит! А-а-а-а-ай! Раздавлю! — закричала «шляпка». И вытаращилась на Макара, словно хотела испепелить его взглядом.
Могла бы и не таращиться. У «шляпки» и так глаза от ужаса стали в пол-лица, а расширившиеся зрачки слились с радужкой. Бледное лицо… бледные, почти белые губы. Задравшаяся выше колен юбка, явно не приспособленная для верховой езды, на ногах
Чтобы заметить все это, Макару понадобились какие-то доли секунды. Миг на то, чтобы осознать происходящее. И полмига на выбор — отскочить так, чтобы лошадь со всадницей пронеслась мимо, или остаться на месте. Точнее, шагнуть вбок, сосредоточиться, сгруппироваться для того, чтобы, если что, принять на себя четыре центнера разогнавшейся конины…
— С дороги!
— Дура! Прыгай! Стремена скидывай и прыгай… на меня прыгай. Или разобьешься! Ловлю!
— А-а-а-а!!!
Она сумела выдернуть ногу из стремени, оттолкнуться от гнедого бока и полетела прямо на Макара, распахнув глаза еще шире. Он до чертиков обрадовался бы, если бы у нее в соответствии с жанром за спиной внезапно выросли крылья или, на худой конец, реактивный двигатель — тогда она взмыла бы в воздух вместе со своей идиотской шляпкой. Но чуда не произошло. Девушка сбила Макара с ног — он едва успел выставить ладони, чтобы смягчить удар, и они оба покатились в лужу.
Кобыла, потеряв седока, перешла на рысь, пробежала полкруга и остановилась, как ни в чем не бывало. Седло свалилось ей под брюхо, поводья тащились по земле.
— Живы? Целы? — Дима нагнулся над сидящим на земле Макаром. Девушка уже поднялась и пыталась счистить с платья налипшую грязь. Пресловутая шляпка валялась на земле.
— Относительно. — Макар подцепил пальцем упавшие очки и, убедившись, что стекла и оправа целы, вернул их на нос. — Амазонка, ты в порядке?
— Чокнутый… Я бы остановила ее! Если бы не ты, я бы справилась! — «Амазонка» направилась было к конюшням, однако один сапог застрял в глине, и девчонка совершенно постыдным образом выскользнула из него, споткнулась и со всего размаху наступила босой ногой в кучу, слишком напоминающую навоз, чтобы быть чем-то другим. Под пяткой противно чавкнуло. — Черт! Черт!!!
— Отлично, — рассмеялся Макар совершенно беззлобно. — Остановила бы она! Не расшиблась?
— Нет! Только… Вот! — Она вздохнула, развела руками, словно демонстрируя пришедшее в полную негодность шелковое платье, протертую на локте короткую белую курточку и испачканную лодыжку, и неожиданно улыбнулась. — Извини, что кричала. И спасибо тебе.
Лучше бы она швырнула в него шляпкой, изнавоженным сапогом или булыжником… Да чем угодно! Лучше бы продолжала бессильно обзываться. Лучше бы подошла к нему, все еще сидящему на земле, и пнула в живот. Лучше бы повернулась и ушла в конюшню, возле которой в ужасе замерли две разодетые девицы, видимо, «амазонкины» подруги… Но она стояла, смотрела на Макара и улыбалась. Темная, почти черная прядь лезла ей на лоб, и она то и дело убирала ее назад тыльной стороной ладони. На лицо вернулся цвет, щеки и губы порозовели,
— Спасибо. Если б не ты, я бы ни за что не прыгнула. Но все равно ты чокнутый.
Макар внезапно почувствовал, как ему стало жарко! Понял, что краснеет, словно школьник, явившийся на урок с расстегнутой ширинкой. Как последний ботан, случайно поцеловавший одноклассницу. Он понял, что заливается краской и ничего не может с этим поделать. И даже отшутиться или отболтаться не в силах. И тем более не в силах отвести взгляда от ее лица. Он смотрел на ее губы и невыносимо, абсолютно невыносимо и ненормально ни для ситуации, ни для давно уже разучившегося краснеть и влюбляться Макара Шорохова хотел дотронуться до них своими губами.
Кажется, она почувствовала, что происходит, вздрогнула. Отвела взгляд. Макар с облегчением втянул в себя воздух, ставший вдруг слишком сухим и горячим. Да что же это такое? У него в жизни так не перехватывало дыхания! Вот хотя бы сегодня ночью, когда дрался с Бобром — так не билась кровь в ушах. Когда прятался за бетонной стеной — так не пекло под ложечкой. И когда его завалило камнями и началось черт-те что со стенами — так не ворочался в горле ледяной комок. И сердце… сердце билось гораздо ровнее.
Взять себя в руки. Успокоиться. Это гормоны. Обычный адреналин и тестостерон… тоже, в общем, обычный. Плюс слишком много событий для одного воскресенья и одного Шороха!
— Я вызову врача. Сейчас. Но вам бы лучше в травмпункт, — суетился конюх Дима. То подскакивал к Макару, то возвращался к девушке и принимался наматывать вокруг нее круги. В руках зачем-то держал сапог. На пористом лбу его выступили капли пота, глаза бегали туда-сюда. Кажется, он страшно боялся, что в случившемся обвинят его. — А я предупреждал. Говорил, что нельзя больше старушку под седло. Что она нервничает. Ну? Предупреждал или нет?
— Угу, — вздохнула девушка. — Но Аргаваз такая всегда была умница, такая послушная.
— Ей лет уже сколько! Ей уже тысячу лет! Ее давно надо…
— Так! Достаточно! Поставьте Аргаваз на место! И прошу вас, — она выделила интонацией «прошу» так, что всем вокруг, включая Макара, стало ясно — это не просьба, но приказ, — не сообщать никому об этом инциденте. А я, в свою очередь, умолчу о том, что вы, Дмитрий, пустили меня к лошади и как следует не проверили подпругу при седловке.
Макар, пока эти двое препирались, наконец-то поднялся, быстро одернул футболку и повернулся, чтобы уйти. В общем, он был здесь больше не нужен. Благодарностей, объятий и вознаграждений не ожидал. Да и не любил затянутых героических эпизодов ни в жизни, ни в кино. В обычной ситуации он не упустил бы возможности пофлиртовать с хорошенькой «амазонкой», но почему-то сейчас это было последнее, что хотелось сделать. Он бы в жизни не признался себе в том, что боится. Что предложи ему сейчас кто-нибудь выбор — ростовское подземелье или одна напуганная девчонка в грязном платье… он по принципу «меньшего зла» выберет подземелье. Настоящая опасность здесь! В этом голосе! В этих тонких ключицах! В этих запястьях, которые можно сломать двумя пальцами! В этих губах!!!