Рот, полный языков
Шрифт:
Тяжело отдуваясь, в бар ввалился шарообразный толстяк, один из пятёрки завсегдатаев веранды.
— От этой жары вода проходит сквозь меня, как рис через мельницу, — хихикнул он. — Уже который раз бегу отлить. И заметьте, не в ваши кусты, как некоторые.
Он многозначительно кивнул и исчез за дверью туалета. Появившись оттуда вскоре, спросил:
— Что, ваш бармен опять не пришёл?
Кинкас мрачно кивнул, поджав губы.
— Терпеть не могу увольнять людей, тем более с такими проблемами, как у него с женой. И всё-таки, наверное, придётся.
Толстяк зачерпнул из миски горсть жареных семечек, красных как речная глина, бросил в рот и начал с хрустом пережёвывать.
— Никакой жалости — мой вам совет. Как вы думаете, за счёт чего я сумел так наладить своё дело, чтобы спокойно прохлаждаться тут с утра до вечера?
— Одно дело печатная мастерская, Иво, и совсем другое — гостиница, — вздохнул Кинкас.
— Ерунда! И там и там главное — твёрдая рука.
Непрошеная лекция вынужденно прервалась — Кинкас принимал у невозмутимой индианки очередной заказ. Быстро смешав в бокалах необходимые ингредиенты, он вновь повернулся к жирному пыхтящему Иво.
— В пятницу вечером, — начал тот новую тему, — мы собираемся всей компанией навестить сеньору Граку. Может, и вы с нами, Арлиндо? Рикардо, Белмиро, Януарио, Эштевао — мы все очень просим. Вам совсем не повредит немного развеяться. Грака обещала к концу недели новых девочек — если, конечно, пароход с Трёх Озёр придёт вовремя.
— Я подумаю.
— Подумаете? Да вы скоро лопнете от спермы! Сколько можно ждать? Ваша странная любовница никогда не вернётся, смиритесь с этим.
Кинкас угрюмо молчал. Потом повернулся и, присев на корточки, стал шарить в буфете, делая вид, будто ему что-то срочно понадобилось. Не дождавшись ответа, Иво пожал плечами и поплёлся к друзьям на веранду.
В баре всё шло своим чередом. Через полчаса, протянув не глядя руку к полке и не найдя там ничего, Кинкас чертыхнулся и вышел через заднюю дверь. Через минуту он вернулся с подносом, полным только что вымытых бокалов. У стойки ждал новый посетитель. Увидев его, хозяин гостиницы вздрогнул, чуть не уронив свою ношу.
Приземистый мужчина в дорогом костюме из светлого льна и модной широкополой шляпе казался целиком вытесанным из камня. Голова его, похожая на булыжник, крепко вросла в могучие плечи. Грубое угловатое лицо, иссечённое ножевыми шрамами, повествовало об одержанных победах не хуже древней стелы с иероглифами.
Кинкас зашёл за стойку и опустил на неё поднос. Бокалы нервно звякнули.
— Какая честь, сеньор Реймоа! Не желаете ли выпить за счёт заведения? Что вам налить?
Поставив ногу в лакированном ботинке на сияющее бронзовое ограждение стойки, Овид Реймоа не спеша окинул взглядом фигуру хозяина. Потом проговорил, тихо, но внушительно:
— Сними рубашку.
Не имея ни малейшего желания пререкаться с этим человеком, Кинкас немедленно повиновался. Оставшись голым по пояс, он с облегчением отметил, что остальные клиенты все как один демонстративно повернулись к стойке спиной, опасаясь вмешиваться в дела сильных мира сего.
— Значит, не врут… —
— Не имею понятия, сеньор… — железные пальцы чуть-чуть сжались, и Кинкас сморщился от боли. — Клянусь, это правда. Разве я дал бы такому сокровищу ускользнуть от меня, если бы знал? Она исчезла и ничего не сказала.
Белый отпечаток пальцев на загорелой коже медленно темнел, наливаясь кровью.
— Если она вернётся, скажешь мне.
— Конечно, конечно, сеньор, разве я способен…
— А пока её поищут мои люди. Фотография есть?
— Что вы, сеньор, откуда же мне…
— Тогда опиши внешность.
Кинкас с готовностью принялся перечислять многочисленные прелести сеньориты Йеманы. Рассказ грозил затянуться, и Реймоа пришлось вмешаться.
— Всё. Ясно. У меня и других дел хватает.
— Спасибо, что зашли, сеньор Реймоа! — поклонился Кинкас удаляющейся спине.
У выхода Реймоа обернулся.
— В эту пятницу моей дочери исполнится пятнадцать. Мы празднуем её первый выход в свет. Вы получите приглашение.
— О! Для меня будет великой честью, сеньор, получить возможность поздравить сеньориту Дарсиану!
— Разумеется.
Прошло немалое время, прежде чем хозяин гостиницы достаточно пришёл в себя, чтобы одеться, да и потом ещё не меньше четверти часа не мог унять дрожь в руках. Между тем волна посетителей успела отхлынуть, сменившись мёртвым штилем послеобеденной сиесты.
Кинкас тряхнул колокольчик, подзывая официантку. Она тут же явилась с привычным «клик-клик», полная первобытной грации, и встала перед хозяином, скромно потупив глаза.
— У сплетников на веранде полный кувшин?
— Да, сеньор.
— Тогда пошли.
Служебный коридор привёл их к запертой двери. Выбрав ключ из тяжёлой связки, Кинкас открыл её. В комнате на ветхих дощатых поддонах рядами лежали мешки с мукой и сахаром, образуя мягкие диваны по колено высотой, обтянутые джутовой тканью, между которыми оставались лишь узкие проходы. Вдоль стен тянулись полки, забитые разнокалиберными банками и бутылками. В воздухе склада, несмотря на регулярную и тщательную уборку, стояла причудливая смесь всевозможных запахов, не лишённая, впрочем, приятности. Свет попадал сюда через окно под потолком, забранное толстой решёткой.
— Раздевайся, Иина.
Индианка не заставила себя ждать. Стянув блузку и юбку, она бросила их на одну из полок, оставшись лишь в чулках из грубого хлопка и высоких кожаных туфлях. Её остроконечные груди согласно обычаям племени украшала чёрная татуировка — загадочные извилистые линии и завитки.
— Ложись, — скомандовал Кинкас, расстёгивая брюки.
Краснокожая одалиска опустилась на край мешка, потом откинулась назад, раздвинув ноги и упершись каблуками в выступающие швы. Сквозь её внутренние половые губы были продеты два плоских отполированных кольца из лазурита. Под действием их веса губы соблазнительно раздвинулись. Женщина приподняла зад, устраиваясь поудобнее, и кольца, качнувшись, ударились друг о друга, издав характерный стук.