Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
Забрасываю удочку комполку.
— Не возражаю, — легко соглашается он. — Только орудие придётся беречь как зеницу ока. Оно ни за что не должно попасть в руки врага.
Ещё немного постреляв из миномёта, возвращаемся в штаб. У Ванновского задумчивое лицо, чувствую, озадачил я господина полковника. Не удивлюсь, если и он сейчас что-то изобретает.
Не зря говорят, что война двигает инженерную мысль.
По пути напоминаю о ракетах. Только сейчас до меня доходит, что в принципе не обязательно ждать складские остатки из Владивостока (если они там сохранились).
Излагаю соображения обоим отцам-командирам.
— Что если на первое время заказать партию ракет у китайцев?
Али Кули Мирза мрачнеет.
— А на какие шиши, штабс-ротмистр?! У нас полковая казна — не бездонная бочка. И без того с трудом сводим концы с концами.
— Готов вложить свои личные средства, — бодрячком рапортую я.
— А они у вас имеются? — хмыкает комполка. — По-моему, вы и без того изрядно потратились.
— Зато у меня имеются, — заявляет Ванновский. — Мне как раз поступили денежные средства от управляющего. Всю сумму на ракеты отдать не готов — семья-с, извините, но сто пятьдесят рублей пожертвую с огромным удовольствием. Хвати вам этого, Николай Михалыч?
Понятия не имею хватит или нет, но на всякий случай киваю. Если не уложусь, придётся выкручиваться и искать другой источник финансирования.
Заканчивается вечер рюмочкой «Реми Мартин» из запасов Ванновского. Можно сказать, жизнь удалась: с утра домашний коньячок в компании комэска, теперь уже похоже бывшего, вечером чуток элитного алкоголя со старшими офицерами полка. Про вчерашнюю попойку с «Шустовским» вообще помалкиваю.
Конечно, я тогда перебрал, но причины у меня были уважительные. А сегодня… так, для души и настроения.
Возвращаюсь в располагу практически заполночь в трезвом уме и здравой памяти. Пока ехал, выветрился весь хмель.
Принимаю доклад у Бубнова. Происшествий за время моего отсутствия не случилось. Бойцы давно спят и видят десятый сон.
Быть самодуром и тревожить их покой ненужными подъёмами я не собираюсь, мужики — молодцы! Таких солдат ещё поискать нужно.
В руках у Бубнова листок бумаги.
— Что это у тебя?
— Список грамотных и неграмотных, как и приказали.
Точно! Вспоминаю, что ещё с утра давал унтеру такое распоряжение.
— Молодец. Ступай и ложись спать.
— А часовые, вашбродь?
— Часовых я сам проверю.
— Слушаюсь.
Бубнов уходит, а я разворачиваю бумагу и начинаю изучать. Ну… бывало и хуже. Неграмотных где-то с треть, большинство «читаю и перевожу со словарём». Шучу — остальные читать и писать научены и даже знают азы арифметики. Профессоров у меня точно нет.
Понимаю, что если буду учить всех скопом — толку от такого учения не будет. Попробуем подойти к вопросу творчески. Пока ещё только на бумаге разбиваю солдат на пары, за каждым грамотным прикрепляю одного неграмотного. С утра объявлю о своём решении. Через неделю проведу первые тесты, поглядим на результат.
Правда, матчасть подкачала — понадобятся в большом количестве тетради, карандаши в идеале ещё было б неплохо заполучить аспидную доску, мел, ручки и чернила. И снова встаёт проклятый денежный вопрос — где, ёрш твою медь, взять на это бабки?
Нет, понятно, что голь на выдумку хитра, на первых пор в ход пойдут любые подручные материалы. Вон, писал в древнем Новгороде мальчик Онфим на бересте и в ус не дул, если он у него был, конечно.
На той же земле можно чертить прутиком, как это совсем недавно делал я, изображая конструкцию миномёта, зола всякая, сажа и прочая, прочая, прочая…
Как и обещал Бубнову, отправляюсь на проверку часовых. Залётчиков, слава богу, нет. Все понимают, что мы на войне, что враг может подкрасться к тебе в любую секунду, часовые не спят.
А вот мне не мешало бы подремать с часочек, потому что потом снова идти на обход.
Сразу заснуть не удаётся, прямо на мою импровизированную кровать прыгает пушистый комочек — приблудный котёнок, подобранный кем-то из наших. Судя по характеру, в скором времени из него вырастет настоящий боевой котан, а пока это всего лишь озорной мелкий пушистик, любитель почёсывания за ушками и мастер внезапного «куся».
Он залезает мне подмышку, сворачивается клубочком и заводит урчащую «песенку».
С ним сразу становится как-то по-домашнему уютно что ли… Невольно вспоминаю свою маму. Чувствую, как влажнеют глаза и першит горло.
От избытка эмоций провожу ладошкой по крохотному комку возле меня. Он немного меняет тональность звучания, начинает громко посапывать.
Проваливаюсь в сон и через час выныриваю. Голова тяжёлая, мысли разбегаются. Действуя на автомате обуваюсь, выхожу на улицу. Обход часовых сам себя не сделает.
Внезапно натыкаюсь на Бубнова. Даже не верю своим глазам, тру их, чтобы прогнать наваждение.
— Ты чего?
— Простите, вашбродь. Я ж видел, что вы устамши. Давайте я часовых проверю сегодня, а вы как-нибудь потом.
Делаю вид, что сержусь.
— Старший унтер-офицер Бубнов!
— Я, вашбродь.
— Почему не выполнили приказ командира?!
— Так я это…
— Ничего не желаю слышать! Немедленно отправляйтесь спать, иначе будете наказаны.
— Слушаюсь! — с улыбкой козыряет он.
— Кругом! Шагом арш!
Серая спина Бубнова исчезает в темноте, а я, поругивая себя в душе за проявленную принципиальность, отправляюсь выполнять долг командира.
Таким образом эта ночь начинает всё сильнее смахивать на работу стробоскопа: то яркая вспышка пробуждения, то мрак короткого сна.
Главное, с утра не подавать виду, что устал как собака и не выспался.
Глава 11
На фронте оперативное затишье. Обе стороны накачивают себя резервами. Из России по Транссибу тянутся эшелоны с пополнением, боеприпасами и вооружением. Из Японии по морю идут транспортные суда под прикрытием боевых кораблей, высаживая в захваченном ещё в конце мая Дальнем (Дайрене) новенькие, вооружённые до зубов дивизии.