Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
На возвышении стол, накрытый зелёным сукном, за ним находятся судьи –вроде бы тоже мои боевые товарищи, но поди ж ты… Снова ни капли сочувствия на лицах, что-то вроде презрительных гримас и кривых ухмылок.
М-да… Будет гораздо сложнее, чем я думал.
Роль председателя суда исполняет подполковник Николай Николаевич Мирбах, в полку его прозывают НикНик. Он объявляет заседание суда открытым.
— Штабс-ротмистр Гордеев!
Я поднимаюсь и приветствую его, кивком подбородка.
— Суд общества
Звучит патетично — трагическая гибель! Будто речь идёт не о предателе, который сожрал содержимое ампулы с ядом, а о георгиевском кавалере…
— Вы готовы нам рассказать всё, как было?
— Так точно, готов!
— Тогда прошу начинать.
Я никогда не был оратором, мне привычней другое: уничтожать врага всеми способами. Говорильня — не моё. Но… раз пошла такая пьянка…
— Всё началось с того, что наш отряд, действовавший в тылу врага, обстреляла артиллерия. Били прицельно — у меня сразу появилось ощущение, что кто-то корректирует огонь вражеской батареи. Как выяснилось позже — я был прав…
Я старательно, в лицах, разыгрываю сценки из тех событий. Как начинаю подозревать Вержбицкого, как устраиваю ему ловушку, и как он в неё попадается.
Первым не выдерживает один из собравшихся офицеров — комэск первого эскадрона с простой и хорошей русской фамилией Смирнов.
— Кто может подтвердить ваши слова?! — громко выпаливает он.
Перебивать выступающего не принято, но с осуждением его поступка никто не спешит, даже председатель суда.
— Мои подчинённые. Например, братья Лукашины.
Смирнов презрительно фыркает.
— Они могут просто выполнять ваш приказ. Есть кто-то ещё, кого суд мог бы посчитать независимым источником?
Хреново… Мало того, что не верят моим словам, так ещё и подвергают сомнениям рапорты моих бойцов.
— Подполковник барон Карл Густав фон Маннергейм… Он был свидетелем происходившего.
НикНик разводит руками.
— К глубокому сожалению, мы не можем сейчас его опросить. Подполковника вызвали в военную контразведку.
— В таком случае у меня нет других свидетелей, — признаю я.
— Господин председатель суда, разрешите мне задать штабс-ротмистру вопрос? — просит слова комэск второго эскадрона Дараган.
— Разумеется, Константин Васильевич, — благосклонно кивает НикНик.
— Большое спасибо!
Дараган поворачивается ко мне.
— Штабс-ротмистр Гордеев, из вашего доклада мы слышали, что вы во время рейда по японским тылам уничтожили личный состав двух полков неприятеля.
— Ну… Уничтожили — громко сказано. Скорее основательно потрепали, — улыбаюсь я.
— Хорошо, потрепали… — спокойно говорит Дараган. — Сколько навскидку солдат неприятеля при этом погибло?
— Мне трудно назвать точные цифры…
— Хотя бы приблизительно, — просит Дараган.
— Как понимаете, никто японцев не считал, но по моим прикидкам — не менее триста-четыреста человек «двухсо…», то есть погибшими, и раза в полтора больше раненными.
— То есть вы вывели из строя как минимум семьсот японских солдат, причём только в двух боях. А ведь были и другие схватки?
— Разумеется. Мы не раз сталкивались с японцами. В этом и был смысл рейда — нанести максимальный урон в глубоком тылу противника.
— Подтверждения этих результатов…Ну, кроме ваших рапортов и докладов ваших солдат, имеются?
— К сожалению, замотался и забыл взять справку в японском штабе, — признаюсь я. — Виноват, исправлюсь.
Шутка срабатывает, многие офицеры улыбаются.
— Хорошо-хорошо! Мы вам верим. В двух боях вы истребили пару батальонов японцев, ещё столько же отправили в госпиталь. Наверное, счёт идёт на тысячу уничтоженных и раненных?
— Где-то так. Может, чуть больше…
— Прекрасно! — Дарагану кажется, что он поймал меня на чём-то предосудительном. — А сколько людей было под вашим началом?
— Пятьдесят.
— Я не ослышался? — говорит Дараган скорее для аудитории, чем для себя.
— Вы не ослышались. Как раз эту информацию проверить легче простого.
— Замечательно! — как ребёнок радуется Дараган. — То есть мы всем офицерским собранием услышали, что только во время этого рейда на счету у каждого из вас где-то по двадцать трупов врага. А может и больше.
Он испытывающе смотрит на меня.
— Так и есть. Если вы ошиблись, то в меньшую сторону. Мы неплохо покрошили японцев за эти дни, — спокойно отвечаю я, догадываясь, к чему весь этот цирк.
Он обводит собравшихся торжествующим взглядом.
— И после этих слов — вы всерьёз хотите, чтобы мы вам поверили?!
Я не выдерживаю, хотя понимаю, что меня начинает заносить.
— Я, как офицер, привык хорошо выполнять свою работу. И я уверен, что это ещё не самый большой результат, и нам есть к чему стремиться! Если хотите — могу научить.
Последняя фраза — точно лишняя. Лица собравшихся начинают багроветь — поднеси к ним спичку, и она загорится.
Но пить «боржоми» поздно. Я на взводе.
— Штабс-ротмистр, вы заговариваетесь! Теперь мы точно убеждены в том, что вы нарочно подстроили смерть штабс-капитана Вержбицкого. Сами вы его убили или вам кто-то помог — ещё надо разбираться! — гневно выпаливает НикНик, которого мои слова похоже задели больше всех.
Учитывая, что до начала войны он вообще не нюхал пороха — ясно почему подполковник так разозлился.