Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
Известие мне не нравится. Актёр из меня видать никудышный или Закржевский даже будучи подшофе — хороший психолог, но он догадывается о моей реакции.
— Не берите в голову, ничего серьёзного. В полку очень рады, что вы вывели отряд к нашим позициям.
— За это я должен благодарить есаула Скоропадского. Если бы не он, наша встреча бы не состоялась.
— Ещё успеете его отблагодарить.
Удивлённо смотрю на полковника.
— Есаул будет сопровождать вас до места назначения.
— К чему такие
— Это приказ, — разводит руками Закржевский.
— Я так понимаю, есаул Скоропадский поедет не один?
— Разумеется. С ним будет его сотня. В наших тылах сейчас тоже малость неспокойно. Японцы пошаливают, да и от хунхузов хватает проблем, — осторожно произносит Закржевский, наблюдая за моей реакцией.
А вот это не есть гуд! Когда с фронта выдёргивают отнюдь не лишнюю сотню бойцов — дела принимают скверный оборот. Нам решительно не доверяют, пусть и стараются подать это в максимально тактичной форме.
Кажется, понимаю, откуда ветер дует. Мы слишком долго шатались по японским тылам для того, чтобы не привлечь к себе внимание контрразведки. Будь я на их месте, тоже бы захотел подвергнуть нас проверке.
Как водится, бережённого бог бережёт.
Делаю вид, что удовлетворён ответом Закржевского. Говорю правду, что просто мечтаю как можно скорее попасть в расположение своей части.
— Осталось совсем немного, — улыбается он.
— А где барон? — вспоминаю о тролле я.
— Карлу Густавовичу было велено отправиться в штаб бригады. Генерал ждёт от него срочное донесение.
— Жаль. Мне его будет не хватать, — искренне говорю я, надеясь, что в штабе бригады барона не возьмут под белые руки и не обезоружат.
Время нынче такое, что всякое может быть.
Глава 7
Боец должен быть постоянно занят — так учил меня мой взводный в военном училище в другой России другого мира. Безделье разлагает личный состав — это ещё Александр Васильич Суворов проповедовал.
К тому же, когда солдат занят делом, в голове меньше разных сомнительных мыслей. Как говорится, солдат — тот же ребёнок, только писюн побольше.
Стараюсь со своей полусотней разведчиков-диверсантов использовать сидение в тылу у забайкальцев с пользой — оружие вычищено не хуже, чем тестикулы у кота, дыры и прорехи на форме и спецснаряжении зашиты или заштопаны, продолжается боевое слаживание в самых разнообразных вариантах действий от троек и пятёрок до действий всем взводом: наступление, отступление, разведка просто, разведка боем. С использованием пулемётов и без оных.
Мало того, грамотные обучают неграмотных письму. А что вы хотите? Кто за них рапорта писать будет? Я, что ли?
Читинцы, не исключая и офицеров с интересом следят за нашими штудиями. Переговариваются между собой, отпускают сальные шуточки. Особенно интересно им стало, когда мы выстроили подобие полосы препятствий и скачем на ней, словно дикие мартышки.
Не обошлось и без попыток пощупать нас на прочность. Но я предупредил бойцов не поддаваться на подначки хозяев без моего разрешения.
Кто б сомневался, что казачья часть отряда чуть не встала на дыбы…
— То есть, как это издёвки и насмешки спускать? — горячится Будённый. — Я же сам себя уважать после этого не смогу.
— Ничего, Семён Михалыч, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, — подмигиваю я ему, одёргиваю мундир, поправляю маскировочную накидку и подхожу к группе забайкальцев, уже почти ржущих над нашим пыхтением на полосе препятствий.
— А что, господа станичники, кто хочет разжиться «синенькой»? — вытаскиваю из портмоне пятирублёвую купюру.
Казаки переглядываются. Пятёрка по этим временам неплохие деньги. Можно отличные яловые сапоги себе справить или два фунта (почти килограмм) хорошего китайского чая купить.
— А это, вашбродь, смотря что за эти деньги надоть делать? — откликается самый бойкий из читинцев.
— Обогнать меня на полосе препятствий.
— На ентой?
Киваю.
Бойкий читинец оглядывается на своих товарищей. Синий банковский билет в моих руках манит своей доступностью.
— Можно и спробовать.
— Тогда идём. Спробуешь…
Вручаю пятёрку Бубнову — ему предстоит быть судьёй и с моим хронометром в руках определить точное время прохождения каждым из соперников полосы препятствий.
Свисток старшего унтера. И мы оба срываемся с места. Очень быстро становится не до наблюдений за соперником.
Прыгнуть, подтянуться, пробежать, удержав равновесие, подлезть, перепрыгнуть, вскарабкаться, пробежать… Добегаю до конца и разворачиваюсь на обратный заход. Пот заливает глаза, сердце колотится. Хорошо, хоть дыхание пока удаётся держать.
Последнюю пару препятствий прохожу на одной силе воли и офицерском гоноре. Оглядываюсь на соперника — он только закончил забег: папаха с жёлтым верхом потеряна при каком-то очередном кульбите, гимнастёрка на спине треснула по шву, но старается держаться молодцом.
Протягивает руку, тяжело дыша.
— Ваша взяла, вашбродь.
— Как звать?
— Тихон Анисьин.
Протягиваю ему рубль.
— Держи, заслужил за смелость, — не «синенькая», но тоже неплохо.
Забайкальцы довольно гудят, из рук в руки переходят деньги: они выходят тоже устроили этакий самостийный тотализатор. А дальше начинается потеха: пошли соревнования между моими бойцами и хозяевами кто кого обойдёт на полосе препятствий.
— Господин штабс-ротмистр, а это правда, что вы три японских полка того?.. уничтожили? — в глазах Тихона неподдельное любопытство.