Ровесники. Герой асфальта

Курносова Елена

– Мне не надо так. Я люблю твои поцелуи.

Бастионы пали…Этот бой я выиграла и могла теперь праздновать победу. Снежная Королева лишилась своих колдовских чар – маленькая девочка Герда спасла своего Кая из Царства Вечной Зимы. В его глазах больше не было льдинок, и сердце оттаяло, согретое лучами моей искренней любви.

Он действительно простил меня. Он любил меня ничуть не меньше прежнего и даже, пожалуй, ещё больше. Потому что до смерти истосковался…Потому что места себе не находил все это время. Потому что не мог ни о чём больше думать не только днями, но и ночами. И плевать ему на всё, кроме меня. И на учёбу, и на деспота-отца.

Всё это я узнала между жаркими поцелуями – задыхаясь от переизбытка

эмоций, Виталик шептал мне на ухо отрывистые фразы и целовал, целовал так жадно, словно боялся, что через минуту я испарюсь, исчезну отсюда, и больше никогда не придется нам сидеть вот так, вместе, наедине. Определённо, в чём-то он был прав – вряд ли ещё когда-нибудь мы сможем оказаться одни в закрытом кабинете. Слишком романтично это было, а потому – совершенно неповторимо в дальнейшей жизни. Душа моя пела от счастливого ликования. Да здравствует мастерская! Да здравствуют ребята и девчонки, хитростью заманившие нас сюда! Мне было всё равно, как я освобожусь из заточения, мне и не хотелось прилагать никаких усилий для того, чтобы это сделать. Зачем дёргаться, зачем нервничать, когда рядом со мной Виталик?! Вот он, такой же, как прежде. Он снова мой и сколько угодно я могу говорить с ним, видеть его улыбку и наслаждаться его поцелуями. Какая разница – где мы, и что нам до всех остальных? Были только поцелуи, бессмысленное бормотание Виталика и мои счастливые слёзы. Я ведь уже отчаялась получить прощение, и теперь, когда оно свершилось, была готова на любое безумство. Голова, одуревшая от радости, ничего не соображала, и руки делали всё, чего им хотелось. Их возникшей из ниоткуда распущенности я сама удивлялась.

– Ксюшка…Ксюш… Ты что? – Виталик терялся, не зная, что ему предпринимать и отвечать ли взаимностью.

– Попробуй, останови… - Я уже откровенно заигрывала, пугаясь своей наглости. Осознавала ли я – чего хочу? Пожалуй, нет. Почему-то именно сейчас, когда всё закончилось так благополучно, сознанием овладел необъяснимый азарт.

– Ксюшка… Ты с ума сошла? – Перехватив, наконец, мои руки где-то в области своей молнии на джинсах (их я уже расстегнула), Виталик во все глаза уставился на меня. Чувствовалось, что он боится и очень волнуется. Страх его был мне понятен, но отчего-то я завелась вдруг ещё сильнее – решительным жестом освободила свои руки из горячих, вспотевших ладоней парня:

– А что такого?

Нет, моё нахальство просто ни в какие рамки не укладывалось! Я сама себя не узнавала! Виталик нервно облизнул сухие губы:

– Это…Это же…Ты же понимаешь…

– Конечно, понимаю.

– Тогда остановись…

– И не подумаю. – Рука моя беспардонно нырнула ему в ширинку, пальцы наткнулись на тугую резинку трусов и, без труда её оттянув, шустро прокрались вниз. Честное слово, подобные маневры я проделывала впервые! Но вот что самое интересное, никакого смущения я при этом не испытывала. Будто так и надо было, и только это могло спасти нас, полностью излечив от пережитых душевных страданий. Кроме того, мною двигало и естественное женское любопытство: как это? Что это? Кажется, я имела право изучить, наконец, своего парня целиком. У меня это получалось – плоть под моей ладонью уже давно стала твёрдой. Жалко, что я не могла ещё и увидеть…А хотелось бы…

– Ксю-у-ушка-а…- Виталик тихо, прерывисто стонал, все ещё пытаясь сопротивляться. Создавалось впечатление, что я его просто насилую, но от этой мысли мне вообще стало весело. В конце концов, в этой игре мы были с ним на равных. И знала я не больше, чем он.

– Ксюш…Не надо…- Виталик чуть ли не плакал. – Что ты меня дразнишь?.. Зачем?

– С чего ты взял, что я тебя дразню? Делать тут всё равно больше нечего…

– Ты что, с ума сошла?!

До него только сейчас дошло, чего я добиваюсь, и это открытие произвело оглушающий эффект .

– Ты издеваешься, что ли?

–

Нет…

– Но…Но здесь же нельзя, дурочка…

– А где можно? – Я подняла на Виталика невинный взгляд и улыбнулась так мило, как только могла. – Дома? Когда свечи горят, а в бокалах плещется искристое шампанское? А ещё простынь белую на диванчик подстелить для полной стерильности…

– Ксюшка…Дурочка ты сумасшедшая… У меня же нет ничего…Ты понимаешь, о чём я…

– Сам ты дурачок. У тебя никогда этого и не было. Ты же не Канарейка…Да не бойся ты…

– Я за тебя боюсь…Я тебя люблю и не хочу вот так…Как попало…Здесь же…Вдруг кто-нибудь войдёт? Или с улицы смотрят?

Я сунула ему под нос руку с часами. Десять минут первого.

– Посмотри. Думаешь, кому-то охота торчать тут под окнами и смотреть, что мы с тобой делаем? Впрочем, если это тебя всё же волнует…- Легко спрыгнув с верстака, я метнулась к двери, щёлкнула выключателем. Стало темно…Мастерскую освещал теперь только серебристый снег во дворе и маленький кусочек луны, украдкой заглядывающий в окно. Я видела, что Виталик даже дышать сейчас боится. Вернулась я к нему медленно, а, приблизившись, остановилась напротив. Конечно, глупо было ждать от Виталика каких-либо действий. Он до сих пор не мог опомниться и беспомощно смотрел на меня.

– Послушай…- Я положила ладони на колени парня, и он вздрогнул как от лёгкого удара током. – Мы ведь друг друга любим, правда? Так почему бы нам не закрепить наши отношения по-настоящему?

Он по-прежнему слушал меня молча. В этом спектакле мы, казалось, поменялись ролями – по идее, это Виталик должен был уговаривать меня, подбивая на физическую близость, а не я – его. И, безусловно, именно мне стоило бы выламываться и бояться того, что рано или поздно между нами должно было непременно произойти. Тем не менее, я чувствовала себя уверенно, и этому как раз способствовала та незаурядная ситуация, в которой мы оба оказались. Своего рода экстрим. В духе Вадима Канаренко. Почему бы и нам не пощекотать себе нервы?

Я взяла руки Виталика в свои и тихонько потянула к себе.

– Ну?.. Чего ты?.. Иди ко мне… Я не кусаюсь…

Он наконец-то спрыгнул с верстака.

– Я… Ксюш… Я просто не знаю… Не уверен…

– В чем ты не уверен? Боишься, что не получится?...Давай попробуем…Рискнем…

– Ты потом пожалеешь…

– Если только ты меня бросишь после этого.

– Ксюшка, что ты такое говоришь?!..

– Тогда чего нам бояться? Прикоснись ко мне… Почувствуй… Я хочу быть только твоей…Сейчас и всегда…Ну? Давай же…

Высокопарные речи погасили страх. А желание росло. Было любопытно и немного волнующе… Было довольно больно и жёстко…Зато отапливался кабинет на славу – задыхаясь от жары, Виталик стянул с себя свитер и майку. Моя кофточка и без того была тонкой, но её я тоже сняла. Я сняла с себя вообще все и ничуть не постеснялась предстать перед Виталиком в чём мать родила. Во-первых, тела своего я не стыдилась, а во-вторых, рано или поздно он всё равно увидел бы меня такой. Если серьёзно, этой смелостью и бесстыдством я Виталика просто шокировала – он очень долго суетился, долго пыхтел, целовал меня куда ни попадя и, наверное, очень боялся остаться в дураках. Наблюдать за ним было забавно, я изо всех сил сжимала зубы, чтобы не обидеть Виталика исступленным хохотом и вместо смеха получалось что-то булькающее и отрывистое, похожее на проявление высшего кайфа, которого на самом деле не было и в помине. Приятная прохлада деревянной парты под спиной, ещё более приятные поцелуи – и вот он, момент истины, когда обрывается пора безоблачного, невинного детства, и начинается жадная, ненасытная юность, стремящаяся познать жизнь во всех её проявлениях, не признающая никаких ограничений и приличий. Резкая боль – одно короткое мгновение… Виталик остановился в замешательстве, чувствуя мой дискомфорт: