Ровесники. Герой асфальта

Курносова Елена

33

Понедельник, как правило, всегда день тяжёлый. Буквально всё, что случается в понедельник само по себе уже вызывает в душе ощущение бесполезности и какое-то патологическое уныние, незаметно граничащее с откровенной депрессией. Запутанно, конечно, я мыслила. И стыдно даже было поддаваться такому настроению в моём возрасте. Но что же делать, если в пятнадцать лет любая житейская неприятность кажется трагедией?.. Может быть потом, когда-нибудь, сидя перед камином с вязанием в морщинистых, старческих руках, я буду улыбаться, с умилением вспоминая свои подростковые терзания. Тогда я буду

мудрой, спокойной женщиной – такой, какой является сейчас моя мама. Хотя и она в своём, далеко уже не юном возрасте, до сих пор не отучилась превращать муху в слона. Так чего же тогда говорить обо мне?

Этот понедельник выдался самым тяжёлым в моей недолгой жизни. Не так страшен теперь, правда, был подъём в семь часов утра, нисколько не пугали предстоящие пять дней учёбы. Собираясь этим утром в школу, я думала о том, что весь путь туда мне придётся сегодня проделать одной. Никто не встретит меня возле дома Виталика, никто не посмотрит в глаза с преданно-собачьим обожанием. И в школе, на переменах я тоже буду ходить по коридорам в гордом одиночестве. Но это ещё полбеды, ведь на всех уроках мы с Виталиком до этого дня сидели за одной партой. Как же теперь? Допустим, я останусь на своём месте… Я не откажусь так легко от возможности помириться с Виталиком, но вдруг он сам этого не захочет?

Почти всю дорогу я решала в уме эти сложнейшие психологические ребусы. Как я и ожидала, Виталик меня нигде не встретил. Проходя мимо хорошо знакомого мне дома, я с тоской поглядела на то место, где он обычно стоял. Пустота…Такая же холодная и тёмная, как и в моей душе… Каково же, должно быть, душе Виталика? Там, наверное, целая бездна, трясина боли и отчаяния! Бедный мой Ромео… Как же мне заслужить твоё прощение? Какие слова подобрать для того, чтобы объяснить всё правильно? Я ведь и себе толком не могла ничего объяснить.

– Привет!

Два голоса прозвучали возле уха почти хором, и я, подняв голову, увидела перед собой Мишу Раскопина и рыжую Ленку Масловскую. Надо же… А я и не знала, что они – парочка.

– Привет. – Безжизненно уронила я, но не остановилась, только шаг немного сбавила.

– Смотрим – чешет как вездеход, под ноги уставилась, ничего вокруг не видит! – Ленка как всегда была весёлой и оживлённой, словно купающийся в первой весенней луже молодой воробей. Чёрт знает, почему мне в голову пришло именно такое дурацкое сравнение? Может потому что Ленка – маленькая, вертлявая, остроносая, с первого дня напоминала мне пичужку.

– Чего грустная такая? – Миша вёл себя сдержанней. Понимал, вероятно, моё состояние. – Не помирились ещё с Виталькой?

О моей трагедии знала, кажется, вся Бахча. Я медленно покачала головой:

– Нет… Когда бы я успела?

– М-да…- Помолчав, вымолвил Раскопин. – Обидно-то как… Такая пара из вас хорошая была.

– Из вас – тоже. – Непонятно для чего брякнула я вдруг. Они даже смутились на какое-то мгновение, не зная, что ответить. Первой опомнилась Лена – глубоко вдохнув, выдохнула изо рта клубок густого пара:

– Ой… Ну и прохвост же Канарейка! Ну спрашивается вот, зачем ему это было надо, а? Любовь его, что ли, неземная обуяла? Разве так с друзьями поступают? Прямо озабоченный он какой-то…

По тому, с какой легкостью Ленка осуждала Вадима, можно было сделать вывод, что она – одна из немногих, не успевших или принципиально не захотевших стать его мочалкой. Не только я, оказывается, такая умная. Хотя… Я-то как раз дура… Вот Ленка молодец… У нее есть Мишка…В меру симпатичный, в меру серьёзный парень, другого ей не надо. А вот я совсем забегалась, заметалась между двух огней, сама не знаю, чего хочу… Но вообще, надо будет при случае

поинтересоваться у Ленки, заигрывал ли с ней Канарейка, и пытался ли он отбить её у Раскопина? Может, она просто не в его вкусе, так чего же я тогда ей восхищаюсь? Её бы на моё место, в ящик… Это не Ворону играть.

– Вот ты, Миш, - продолжала Лена тем временем, - ты с Канарейкой дружишь ведь давно. Почему ты на него повлиять не можешь? Он вчера с вами был – весёлый такой, будто ничего не случилось. И вы ему ни слова не сказали, на упрекнули ни в чём?

– А зачем? – Мишка с грустью смотрел куда-то вдаль.

– Как – зачем? Вы же друзья.

– Лен, наши нравоучения Вадьке до фонаря. А сам себя он уже и так наказал.

– Интересно, как это он себя наказал?

– Ты не поймёшь.

Больше Миша ничего не добавил к тому, что сказал, и Ленка обиженно надула маленькие розовые губки:

– Подумаешь.

А мне не нужно было объяснять слова Раскопина, я их поняла сразу. Поняла, потому что видела Вадима вчера вечером, слышала его слова и помнила, какими были у него глаза, когда он говорил. А Мишу, бесспорно, с самого начала не могла обмануть показная бравада Канарейки, ведь он, как сама Лена успела заметить, слишком давно с ним дружил и знал его гораздо больше своей возлюбленной. Я хотела было сказать Мише и Лене о том, что Вадим приходил ко мне, однако, подумав, не стала этого делать. Слишком уж доверительной, если не сказать интимной вышла наша вчерашняя беседа, и мне не хотелось предавать огласке то хорошее, что возникло в моей душе после общения с Канарейкой. С таким Канарейкой, которого, я уверена, мало кто знал.

Я всё время думала, каким же образом Вадим сможет помирить нас с Виталиком? Мысли об этом не давали мне покоя, и я почти не слушала дальнейшей Ленкиной болтовни.

В школе мне стало ещё неуютней. Казалось, что все вокруг – от мала до велика, давно в курсе вчерашнего инцидента, и все смотрят на меня исподтишка, шепчутся за спиной, осуждают. Ощущение это не оставляло меня ни на миг, и я испытывала безумное желание найти в школе самый дальний угол и сидеть там, не высовываясь, весь день, пока уроки не закончатся. Однако учиться было необходимо, в свои довольно невинные годы я понимала это отлично, и, оставив в раздевалке куртку с сапогами, я пулей помчалась на третий этаж, к кабинету русского языка и литературы. Лена с Мишкой давно потеряли меня в общей толчее, да и потом, какое им, в сущности, было дело до других? Их отношения пока что не давали течь, и незачем им было переживать по какому-либо поводу. Счастливые… Я же сама чувствовала себя сейчас прожившей жизнь, познавшей все человеческие невзгоды, умудренной опытом женщиной, с горькой, чуть завистливой улыбкой наблюдающей за беспечной, всегда радостной молодежью. Ах, мне бы ваши проблемы, милые мои детки!.. Не дай вам бог пережить то, что пережила я… Сердце моё разбито навеки, и вот она я, перед вами – высохшая, старая мумия с покалеченной судьбой. Я знала счастье, но оно само отвернулось от меня в тот день, когда я предала Виталика и никогда мне не обрести его вновь.

Мысли мои неспроста текли в таком мрачном направлении. Всё произошло именно так, как я и подозревала – Виталика за партой не оказалось. Зайдя в класс, я тотчас же начала искать его глазами и почти сразу нашла – он перебрался на заднюю парту и теперь сидел там в гордом одиночестве, листая учебник литературы. О, да… Виталик, по всему видать, мучился втрое сильнее меня и Вадима вместе взятых! Тёмные круги под глазами и непривычная бледность лица ясно свидетельствовали о том, что эту ночь он провел без сна. А я, между прочим, несмотря на своё горе, дрыхла в это время без задних ног.