Роза для бессмертного принца
Шрифт:
— Ты что-то имеешь против нее?
— Нет, просто она меня раздражает и все.
— А вы заметили, — вступил в разговор еще один голос, — что на ней нет браслета?
— Как нет?
— А вот так! На правой руке точно нет. А на левой я не успел посмотреть…
— На левой нет. Она сидела ко мне левым боком.
В комнате воцарилась тишина. И тут Агат сказал:
— Редкая птица залетела к нам. Узнать бы о ней побольше… Ну, детки, кто пойдет втираться в доверие?
— Я — пас! — сказал кто-то из юношей.
— Я не мастер таких дел, — подал голос еще один юноша, — Мне
— Лучше, чтобы это была девушка, — заметил Агат.
— Я готова это сделать, только с вас причитается, — надменно ответила Чароит.
Чего сидишь на полу? — спросила Чароит, подходя к Алетиш, которая так и не решилась войти в темную комнату.
Знакомиться пришла? — буркнула Алетиш, — В доверие втираться?
А тебе какая разница? Не век тебе под дверью сидеть… Давай огниво! — скомандовала Чар, протягивая руку, — Тьфу ты, отсырело….
Чертыхаясь Чар стала бить камнем о камень, но тот так и не хотел давать искру. Она отвернулась, а потом протянула горящий огарок.
Дверь скрипнула, и тусклый свет свечи обнажил убожество обстановки. Несколько деревянных стульев, сбитый грубый стол и кровать. На кровати красовалось огромное бурое пятно.
— Что это? — спросила Алетиш, прищуриваясь.
— А ты как думаешь? — глухо ответила Чароит, — Ничего, отстираешь, не принцесса…
— Кровь? — одними губами пошевелила девочка.
— Нет, варенье… Ну ты и… Тьфу!
— Чья? — с ужасом спросила Алетиш, поднимая двумя пальцами ветхую простыню.
— А тебе какая разница? Радуйся, что не твоя. Можешь сейчас постирать. Нет… Не высохнет… Дождь…
Она впихнула в руки Алетиш огарок, и медленно пошла по коридору.
Девочка, оставшись одна, растерянно смотрела на очертания человека. Тот, кто лежал здесь — умер. Она чувствовала запах смерти. Положив руку на простыню, она увидела чужую мучительную агонию. Девушка, чуть старше ее лежала прямо тут. Она видела ее слипшиеся волосы, потрескавшиеся губы и мутный взгляд. У девушки не было руки и кровавой розой зияла открытая рана живота. Она медленно умирала, так и не приходя в сознание. На губах клекотала и вздувалась алыми пузырями кровавая пена, которая сменялась сукровицей, текущей в уголках рта. На животе девушки лежала промасленная тряпка, а рука была на уровне локтя перетянута кожаным ремнем. С культи капало что-то желтоватое. Гной! Цвет лица ее был землистый…
Алетиш согнулась и села на плиточный пол. Она в ужасе смотрела на свою абсолютно здоровую руку и беззвучно открывала рот, глотая воздух. Набравшись мужества, она схватила простыню, свернув ее в комок и пошла по коридору. Она почувствовала, как звук барабанящих капель постепенно приближался. Девочка вышла во внутренний двор. Дождь почти прекратился. Лишь скупые последние капли оставляли в грязных лужах свои круги.
Алетиш увидела колодец. Она бросила ведро вниз, и цепь застрекотала, отматывая расстояние до воды.
— Ну, как дела, — спросил Агат, появляясь из ниоткуда.
— Скажите этой дуре, что мы пьем из этого ведра! Пусть не вздумает стирать в нем! — сказала Чароит, наблюдая за тем, как Алетиш вытаскивала воду.
Оникс,
— Предлагаю — не помогать. Пусть сама учится. Мы тут не слуги, чтобы за принцессами ухаживать.
Берилл, кивнув на Алмаза, ответила:
— Мы только «за»! Пусть работает.
— Лоханка — там, — кивнула из-под навеса Чароит.
В грязи стояла старая деревянная лоханка.
— Ой, убожество… Ума нет — чужого не добавишь! Ну кто так наливает? Ты половину воды расплескала! Утлая! Да и кто стирает в дождь?
Алетиш обвела злобным взглядом присутствующих, стиснула зубы и продолжила стирать.
— Пойдем, народ! Тут смотреть нечего! — Оникс мрачно кивнул в сторону крепости.
Алетиш бросила простыню с воду и подняла, глядя как струи воды стекают вместе с кровью. Поморщившись от брезгливости, Алетиш повторила действие. Пятно ничуть не уменьшилось. Оно поблекло, но кровь, словно навсегда въелась в серый лен. Размахнувшись, девочка швырнула скомканную простыню в лоханку и едва успела отскочить от противных брызг.
— Я тебе щелока принесла. Потри, оно сойдет, — тихо сказал кто-то за спиной. Во дворе стояла Берилл, воровато озираясь.
Алетиш посмотрела на нее с недоверием.
— Я… мне… неловко… Ну… ты не подумай! — сказала Берилл, краснея. — Просто я не хочу, чтобы кто-то с кем-то ругался. Я ничего не могу сделать. Они просто злятся на то, что анвеориты загубили еще одного человека. Когда я сюда пришла все вели себя не лучше. Яшма так вообще со мной месяц не разговаривала…
Берилл внезапно замолчала, глядя на кровавую воду в лоханке.
— Когда я пришла… Это было… Это было… Давно… Тут жили совсем другие люди. Пожалуй Чар и Оникс остались, а остальные…. Меня привезли на телеге, я помню… Было такое пекло, что мне ужасно хотелось пить, но никому не было дела. Я потом сидела у колодца и обливалась водой, так как на протяжении всей дороги мне не дали даже глотка воды.
— Разве так можно? — спросила Алетиш, присаживаясь на камень. Берилл села на фундамент разрушенной колонны. Дождь стекал по ее волосам, принося что-то похожее на облегчение.
— Ну… Еще и не такое возможно… Знаешь, в жизни всякое бывает… Поверь, я видела вещи пострашнее окровавленной простыни. Мы жили в отдаленном поселении, у подножья гор. Однажды случилось зимой так, что снег оградил нас от внешнего мира. Мы думали, что он быстро растает, но он пролежал три месяца. Наши запасы быстро иссякли.
Берилл помолчала. Она нервно теребила прядь волос и смотрела на то, как капли дождя оставляют круги на воде.
— Люди стали голодать. Голод… — Берилл сглотнула, — Ты знаешь, что когда урчит что-то там внутри, то это значит, что пора кушать. Ты знаешь, что если не поешь целый день, то становишься слабой. Если ты не поешь два и больше дня, то ты начинаешь думать только о еде… А потом… Даже если пытаешься отвлечься, то все равно думаешь о еде. Представляешь, что сейчас за печкой найдешь старый плесневелый сухарь и съешь его. А во рту даже слюны нет. А потом кушать уже не хочется… И ты понимаешь, что умираешь… Так говорила мне сестричка… Она не хотела кушать… Мы… мы… ее… Ну после того, как она… Знаешь, что это такое?