Роза для бессмертного принца
Шрифт:
Алетиш вздрогнула.
— Это такое чувство… счастья… Ты ешь… ты снова ешь… А потом осознаешь… Я помню, как лежала и думала… Чувство тяжести в желудке и тошнота… А губы липкие… От жира… Мы перезимовали… Она была не последней… После этого я хотела отмолить свой грех перед Анвеором. Я сбежала из дома, поскольку стены после этого стали мне ненавистны. Я прибежала в храм и рыдала у его статуи. Я просила простить меня… Я не хотела с этим жить… Я просила забрать мою жизнь… Жрецы сказали, что я могу искупить вину перед Анвеором. Мне надели браслет и привезли сюда. С тех пор я всегда слежу за тем, чтобы у нас была еда. Я расходую запасы экономно, на случай, если что-то случится с поставками. Я не позволю такому повториться. Может, я — никудышный воин… Но я живу здесь для того, чтобы искупить мою вину. Представь себе… Столько лет прошло, а мне все еще страшно вспоминать. С тех пор я не ем мяса вообще. Я предпочитаю грибы, коренья, хлеб… Я дала клятву Анвеору, что никогда не съем ни кусочка мяса. И выполняю ее.
— Ты была не виновата, — неловко начал Алетиш, подавляя приступ тошноты. — Мне, вот вообще рассказать нечего…
— Знаешь, как я хочу забыть! Лучше так, чем… чем… — вспылила Берилл и тут же замолчала, поджав губы.
Алетиш смотрела с сочувствием на человека,
— Мне и рассказать почти нечего. Когда я очнулась, со мной был человек. Он мне очень-очень дорог. Это было совсем недавно. Но то, что было до этого, я просто не помню… До этого была темнота. Вот и все воспоминания.
— Я пойду… — тихо сказала Берилл, вытирая лицо, — Мне пора. Я не хочу этого говорить, но… постарайся никому не говорить, что мы с тобой разговаривали… Потом поймешь почему… Мне очень неловко… Я не могу ничего сделать. Ты изначально повела себя неправильно. Нужно было… Ну как тебе сказать… Не задирать нос, наверное… Жаль, что я не успела тебя предупредить…
— Это я вела себя неправильно? — изумленно перебила Алетиш. — Вы сами набросились на меня!
— Ну… Просто тут все озлобленные… Вы в детстве играли «в палку»?
— Не знаю… — надулась Алетиш.
— Ну… Игра есть такая… Двое держат палку, а третий проходит под ней, стараясь не коснуться. Палку опускают все ниже и ниже. Нужно прогнуться, чтобы под ней пройти… Представь, что они держат палку, а ты прогибайся, чтобы под ней пройти. Чтобы прогнуться, нужно забыть о гордости. Гордые люди ходят прямо, с высоко поднятой головой… Но в этой игре так не принято. Чтобы выиграть — нужно просто быть не таким гордым… Это — мой совет. Тебя жизнь не била, а меня била, поэтому я знаю… Я пошла… Пора готовить ужин.
Алетиш терла простыню, а потом долго выкручивала. Руки ее ныли в локтях и запястьях, но она продолжала выжимать воду. Потом девочка долго искала, куда бы повесить ее, чтобы она высохла…
Дождь прекратился, на небе появился кусочек радуги.
Пока простыня сохла на ветру, шлепая мокрым концом по белому мрамору, Алетиш сидела и думала. Прогнуться… Кто для меня эти люди, чтобы перед ними не показывать свою гордость? Они мне не хозяева! Если не хотят со мной разговаривать — пусть молчат. Мне как-то все равно!
— Поступай, как знаешь, — сказал внутренний голос. — Это — твой выбор и твои шишки. Получай их побольше… Так накапливается жизненный опыт.
— Они меня и так унизили… — сказал сама себе Алетиш. — Я не хочу, чтобы они считали меня тряпкой. Берилл тут ничего не решает. Она — старательная, исполнительная, но уважают ли ееза это?
— Ты — просто решила пойти по пути наибольшего сопротивления. Гордость легко сломать…
— Пусть ломают. Чего ты вообще лезешь ни в свое дело? — возмутилась Алетиш. — У меня хоть будет, что ломать…
— Мне кажется, что они так не думают. Я не в том смысле, что у тебя ее нет… А в том смысле, что они просто озлоблены собственной участью, которая, увы, незавидна… Это просто злость… Но не на тебя, а на сам факт, что тебя тоже обрекли на такую жизнь. По крайней мере, они так думают. А ты, по сути, человек — никчемный. Глупый и бесполезный. Ты — не воин, и это — факт. Ты ничего не умеешь. Ты ничем полезной им не будешь. Кстати, а ты не подумала, что это все — идея Шаэссы. Не думаю, что Анвеориты просто так решили бы от тебя избавиться… Ты просто ему надоела, вот и все. Ты вела себя глупо, поэтому и поплатилась. Кто щебетал безумолку? Кто капризничал и вел себя, как ребенок? Чего ты хотела этим добиться? Он просто устал от тебя, и решил избавиться…
Алетиш гордо молчала. В глазах ее стояли кровавые слезы, и она боялась лишний раз моргнуть, чтобы не дать им скатиться по щекам. — Зачем ты мне это говоришь? — спросила она, пытаясь сдержать рыдания. — Твоя боль делает тебя сильнее… И меня… Но пока я тебя покидаю. Постарайся не наделать глупостей. Время нашей битвы еще не настало, — сказал внутренний голос и умолк.
— Пойдем… — сказал Агат, беря ее за локоть, — Мы больше не будем так над тобой издеваться. Это была проверка.
Алетиш вздрогнула.
— Что с тобой? — испуганно спросил Агат, показывая себе на глаза.
— Ничего, — буркнула Алетиш, вытирая кровь.
— Я поговорил со всеми. Они больше так не будут…
— Я никуда не пойду….
– прошептала девочка.
— Гордость — это хорошо. Я тоже был гордым. И благодаря своей гордости я тут. Потом расскажу… Пойдем. Там Берилл приготовила чудесный ужин. Пойдем… Хватит дуться Внезапно Алетиш почувствовала боль. Агат отдернул руку, потирая ее и пристально глядя на девочку. — Что-то ты не такая, как все… Как ты это сделала? — спросил Агат, ловя ее за рукав. — Никак! Я ничего не делала! — сердито сказала Алетиш. — Это ты сделал мне больно! — Ну и дела… — рассеянно протянул Агат, внимательно изучая девочку. — Я не бил тебя, и больно тебе не делал…Просто хотел немного успокоить, вот и все, но ты вернула мою магию так, словно я тебя не успокоить, а пытать решил! — Ты что — маг? — Ну ты даешь… Я был послушником при Храме Анвеора. Даааавныыым-даааавно. Нас учили истории этого мира и магии. — И как ты очутился тут? Небось, тоже слезливую историю расскажешь? — А! Она была у тебя? Дивайн ее побери, она меня опередила! Не бойся, я никому не скажу, что ты умеешь. А тем более буду молчать, что кто-то из наших уже пытался втереться в доверие. Моя история коротка. Мой приятель увлекся научными открытиями. Очередными триумфом его духовного прозрения стало то, что Анвеор, исходя из старинных рукописей, которые хранились под замком, всего лишь — обычный человек. Анвеору удалось убедить людей последовать за ним. Никакой Белой Ладьи не было. Он забрал все артефакты у трех домов. Где-то украл, где-то выпросил… А потом сумел убить бога и занять его место. Ну и дальше в том же духе. Людям он внушил, что они — избранные, прошедшие сквозь звезды, и они поверили ему. Мой друг был одержим узнать правду об этом путешествии. Мне было жаль бедолагу, ибо, как я понимал, он повернулся окончательно. И я не сказал никому о его духовных поисках… Мой друг с пеной у рта доказывал, что доктрина — ложна. Что он лично видел книги и рукописи, подтверждающие это. Я, конечно, не верил. Я не пошел и не сказал об этом никому… Но тайное стало явным, и моего приятеля сожгли у черного Анвеора, а меня пытались заставить вытирать статую… А! Ты не знаешь… Там, в подземелье Храма стоит статуя. Она где-то в человеческий рост.
— А убежать отсюда невозможно? — с надеждой спросила Алетиш. — Для нас все кончено. Мы — псы. Наше дело — вовремя гавкнуть. Когда начинается заваруха на границах и когда происходит что-то странное. Пойдем. Нас все заждались. Я высушу простыню магией. Или подсушу. Я всего лишь — подмастерье. Меня подбросили к храму еще ребенком. Говорят, что положили корзину прямо на руки Анвеора. Ты видела такую статую. Она называется «Анвеор Благословляющий, Милость небесную Дарующий». — Может и видела… А тот, кого сожгли… Почему ты его не убедил? — спросила Алетиш, — Почему не сказал, что он — не прав. — Я не хочу сейчас говорить об этом. Потом расскажу. Пойдем, а то как-то неуютно на улице стоять. Простынку захвати, она почти сухая, — Агат взял за руку Алетиш, так, чтобы не касаться открытых участков кожи девочки, и бережно повел ее сумрачными коридорами. — У нас свечей мало… Нам не прислали в прошлый раз… Поэтому мы тут в темноте. Но мы тут все наизусть знаем. И ты потом привыкнешь. Вот. Входи первая, — сказал Агат, проталкивая Алетиш вперед к огню. В комнате все сидели почему-то на полу. Молчаливый Алмаз запивал из железного ковша, Чароит расчесывала и сушила у огня волосы, Берилл снова что-то плела из бусинок, Оникс просто дремал. — Ты голодна? — спросил Агат, подталкивая девочку к столу. Там в миске стояла похлебка, которая пахла вполне сносно. — Ешь, — сказала Берилл, протягивая деревянную ложку. Алетиш с жадностью накинулась на незамысловатую еду, стуча ложкой по тарелке. Агат вышел на середину комнаты и сказал: — Играть сегодня будем? — Мне не хочется… — фыркнула Чар. — Тебе никогда не хочется, а потом азарт просыпается, — буркнул Оникс, — Я — играю. Все равно делать нечего. Берилл, вытирая руки тряпкой, кивнула. Алмаз поднял руку. Агат выдохнул и сказал: — Поясняю для непосвященных. Суть игры заключается в том, чтобы угадать то, что я загадываю… — Давай лучше в «правду или ложь»? — протянула Берилл. — Я прыгать сегодня не хочу. Тем более, что в прошлый раз желания были просто отвратительными! — Давайте в «правду-ложь»… — согласился Агат. — Алетиш, тут суть такова. Кто-то говорит фразу и указывает рукой на того, кто должен ответить. Тот отвечает: «правда», если это правда. Или «сказка», если это — вымысел. Я, как обычно, — ведущий. Поехали! — Нет! — возмутился Оникс. — С тобой нам не тягаться. Ты знаешь намного больше нас. Давай в… — Хватит! Давайте посидим молча! У меня башка раскалывается! — бросила Чар. — Агат, расскажи нашей… короче, Алетиш, что мы из себя представляем. И нужно прикинуть, чем она может быть нам полезна… Предлагаю передать ей Черную карту. Кто «за»? — Все и единодушно… — сказал Оникс, — А с чего ты тут возомнила себя главной? — А ты чего лезешь? Рот закрыл! Понял! — лицо Чароит стало жестоким и неприятным. — Так! — скомандовал Агат, — Не ссорьтесь! Нам всем немного осталось! Так будем играть или нет? — И ты пошел к Дивайну! — огрызнулась Чар, вставая из-за стола, и выходя из комнаты. — А с ней такое часто бывает? — спросила Алетиш, которая почувствовала себя намного комфортнее в отсутствие Чароит. — Частенько. Она по титулу герцогиня… Она сбежала из-под венца с каким-то напыщенным аристократом и отправилась на поиски приключений, — сказал Оникс, расслабляясь. Отсутствие Чароит действовало на него благотворно. — Давайте расскажу сказку, а потом разойдемся спать. День сегодня пережили и слава Анвеору! Так вот… Случилось это давным-давно. У храма Анвеора сидела нищенка в старых лохмотьях с протянутой рукой. У нее на костлявых руках лежал маленький ребенок. Он надрывно плакал от голода, но никто не подал ни кусочка хлеба, ни мелкой монетки… Она все сидела и умоляла прохожих сжалиться над ней и над ее ребенком. Но сердца людей были черствыми, словно камни, из которых был построен храм. Нищенка сидела и просила. Она готова была расцеловать ноги каждого, кто подаст хоть краюху черствого хлеба. Она поднимала глаза к статуе Анвеора и просила его, чтобы нашелся добрый человек, который протянет руку помощи, но даже статуя была глуха к молитвам. Стемнело. Ребенок на руках затих, и нищенка успокоилась немного, думая, что он заснул. Но материнское сердце почуяло беду, ибо сердце матери чувствует, когда перестает биться сердце ребенка. Она посмотрела на умиротворенное личико мертвого чада и молча заплакала. Она положила его на руки Анвеору, но чуда не случилось. Женщина до утра баюкала мертвого ребенка, а когда встало солнце, то нищенка, посмотрев в его желтый, равнодушный глаз прокляла Анвеора. В ту же минуту она обратилась в серую волчицу. Волчица бережно взяла острыми зубами ребенка и исчезла. С тех пор в ЭнгъЯрде ходит легенда о том, что перед рассветом огромная худая волчица крадет из колыбелей маленьких детей. Говорят, что она уносит их к себе в нору, а там они умирают. Бывает, что она растерзает их прямо в колыбельке. Она зубами его рвет, а сама плачет. И это будет продолжаться до тех пор, пока ребенок не назовет ее «мама». — Ну ты даешь! У тебя каждый день новая история! Ты их сам придумываешь? — спросил Алмаз. — Просто, когда я был послушником, мы всегда рассказывали на ночь друг другу истории, поэтому я знаю их еще много… — Я спать хочу… — зевнула Берилл, — Алетиш, возьми свечку. Я тебе ее сейчас зажгу, а ты постарайся беречь ее от сквозняков. Они тут повсюду. Твоя комната слева по коридору. Простыню не забудь. Алетиш побрела по коридору, заслоняя свечку от сквозняка. После стирки ее руки были сухими и жесткими. Огонь плясал, отбрасывая причудливые тени на каменные стены. Она толкнула дверь и осветила комнату. Комната пахла чем-то чужим. Кем-то чужим. Запах еще не выветрился. Она бросила простыню прямо на кровать, наскоро разгладив ее руками. Лежа в сумраке, она разглядывала резной потолок, и пыталась уснуть. Алетиш боролась с мыслью о том, что стоит потушить свечу, как мертвый хозяин комнаты вернется… А потом внезапно девочка почувствовала себя такой одинокой, что даже сжалась от мысли, что никому не нужна… Шаэсса… Черным цветком внутри нее стала расцветать горечь. Знает ли он, где она? Придет ли он сюда? Девочка представила, как обнимает его и ей стало как-то легче. Нужно просто представить, что он рядом. И тогда не страшен никакой призрак, никакая боль. А потом она подумала о розовых глазах, которые так манили и так ее пугали. Ничто с ними не могло сравниться. Ничто и никто. Когда она подумала о розовых глазах, то по спине скользнула рука. Это кто-то принес покрывало. Ей стало тепло и уютно. Кто-то потушил свечу и осторожно закрыл дверь.