Роза Христа
Шрифт:
В разгар веселья в шатёр Раньеро заглянул шут в крикливо-пёстрой одежде. Худой и проворный, казалось, он может пролезть в щёлку. Один глаз у него всегда был насмешливо прищурен, а улыбался он обычно с ехидной насмешкой. Все знали, как он остёр на язык. Он мог подшутить даже над самим герцогом Готфридом.
— Досточтимые рыцари! — Шут поклонился до земли, раскинув в стороны руки. — Дозвольте ничтожному шуту позабавить вас нехитрой выдумкой, а то и правдивым рассказом.
— Изволь, — снисходительно разрешил Раньеро. — Если только твой рассказ будет не слишком
— Это уж я вам обещаю, — усмехнулся шут и, звякнув бубенцами, пристроился на перевёрнутом бочонке, поближе к выходу из шатра. — Так вот что я хочу вам поведать. Как думаете вы, увенчанные победой рыцари, чем был занят сегодня апостол Пётр? Да, да, апостол Пётр, там у себя наверху возле ворот, ведущих в рай? Да будет вам известно, он сокрушался и негодовал, и даже не думал открыть ключом заветные врата рая. Ангелы в тревоге слетелись к нему, чтобы узнать, отчего апостол Пётр так печален и почему нахмурены его брови. “Я много лет сетовал, что святой город Иерусалим находится под властью неверных, — ответствовал апостол Пётр. — Но теперь я думаю, лучше бы всё оставалось, как прежде”.
Рыцари отставили недопитые кубки и все как один повернулись к шуту, который сидел на бочке и крутил на пальце свой колпак с бубенцами.
Рыцари поняли, что шут говорит всё это неспроста, но пока не могли догадаться, куда он, собственно, клонит.
Шут, словно не замечая всеобщего внимания, беззаботно продолжал:
— Апостол Пётр махнул рукой, и облака над Иерусалимом развеялись, как дым. “Я вижу горы трупов, улицы, залитые кровью, нагих несчастных пленников. — Слезы потекли по щекам апостола Петра. — Нет, не говорите мне, крестоносцы как были разбойниками и убийцами, так ими и остались…”
— Неужели, шут, апостол Пётр так гневается на нас? — с усмешкой спросил один из пирующих.
— Ах, не перебивайте меня! — жалобно попросил шут. — Бедному шуту так легко забыть, что он хотел сказать. Впрочем, благородные рыцари, у вас нашлись и защитники.
— Как будто мы нуждаемся в оправдании и защите! — презрительно бросил Раньеро.
— Ну что вы, что вы, благородные рыцари! Конечно нет! — Шут сделал испуганное лицо. — Но слушайте дальше. Один из ангелов решил хоть немного утешить убитого горем апостола. “Смотри, — указал ангел куда-то вниз. — Вон, видишь тот шатёр? Присмотрись получше. Возле одного из рыцарей стоит горящая свеча. Он зажёг эту свечу у святого Гроба Господня и теперь не сводит с неё глаз. Только взгляни, как он счастлив и горд”.
— Ну, ну, шут, — предостерегающе сказал Раньеро. — Не тебе говорить об этом.
— Так это вовсе не я. Это сказал ангел. — Шут с невинным видом посмотрел на Раньеро. — Но слушайте дальше, благородные победители Иерусалима! Вы думаете, апостол Пётр возрадовался, глядя на горящую свечу? Нет, он стал сокрушаться ещё больше. И вот что он возразил ангелу: “Ты думаешь, этот рыцарь счастлив оттого, что Гроб Господень освобождён от неверных? О, если бы так! Нет, он тщеславно радуется своей славе, ведь он признан самым храбрым после герцога Готфрида! Вот отчего он так радостен и горд”.
Все гости Раньеро дружно расхохотались. Раньеро, хотя в нём клокотал гнев, тоже рассмеялся.
Шут скатился с бочки и остановился возле выхода из шатра.
— Но апостол Пётр никак не мог утешиться, и потому ангел снова заговорил. “Пётр, Пётр, — сказал ангел, — посмотри, как рыцарь Раньеро оберегает пламя своей свечи. Он заслоняет свечу от ветерка и отгоняет ночных бабочек, чтоб пламя не погасло. Попомни моё слово, привратник Божий! Когда-нибудь ты откроешь двери рая рыцарю Раньеро ди Раньери! Ты увидишь, он будет приходить на помощь вдовам и несчастным, ухаживать за больными и утешать сокрушённых сердцем так же ревностно, как он охраняет сейчас святое пламя!”
Тут уж все рыцари просто покатились от хохота. Ведь все они отлично знали Раньеро, неистового и беспощадного.
Этого Раньеро уже не мог стерпеть. С бешеным рычанием он вскочил с места и бросился на шута. При этом он нечаянно толкнул стол и свеча упала. В мгновение ока Раньеро подхватил свечу и не дал ей погаснуть. Но пока он снова укреплял её в подсвечнике, шут, кривляясь, хихикая и присвистывая, выскользнул из шатра. Мгновение, и он скрылся в бархатном мраке южной ночи.
Между тем гости не могли вдоволь насмеяться.
— Ох, Раньеро, утешитель скорбящих, — сказал один из рыцарей, задыхаясь от смеха и вытирая невольные слезы. — Ты уж прости, но на этот раз тебе никак не удастся послать Мадонне во Флоренцию самое дорогое, что ты добыл в бою.
— Это почему? — резко спросил Раньеро.
— А потому, — ответил рыцарь, отхлебнув вино из кубка, — что самое драгоценное из твоей добычи — пламя этой свечи. Может, ещё скажешь, что ты его пошлёшь во Флоренцию, а, Раньеро? Ну что ты молчишь, словно онемел?
Снова расхохотались рыцари, а один из них прямо-таки свалился со скамьи на груду ковров.
Раньеро побагровел, потом побледнел, но всё-таки сдержался.
Он подозвал к себе старого оруженосца, убелённого сединами, верного и преданного.
— Собирайся в долгий путь, мой друг Джованни! — сказал Раньеро. — Завтра ты отправишься во Флоренцию с этим священным пламенем.
— Ты, верно, шутишь, господин, — возразил старый оруженосец. — Как это возможно? Свеча погаснет раньше, чем я покину лагерь. Тут рыцари принялись поддразнивать и подначивать Раньеро.
— Вот ты и нарушил обет, данный Святой Деве!
— Не всё бывает, как ты хочешь, Раньеро!
— Ты смахиваешь на малого дитятю и думаешь, что тебе всё дозволено!
Тогда Раньеро потерял всякое терпение и громко воскликнул:
— Клянусь, я сам отвезу это пламя во Флоренцию!
— Господин, — виновато сказал старый оруженосец. — Ты — другое дело. Ты можешь взять с собой большую свиту. А меня ты хотел послать одного.
— Я тоже поеду один! — воскликнул Раньеро. И, оглядев примолкнувших изумлённых рыцарей, с насмешкой спросил: — Что? Отпала охота смеяться? Вы глядите на меня, как на привидение. А ведь отвезти горящую свечу во Флоренцию — это просто игра для храброго человека.